- Дурак, ага. Только скажи мне, Цыган, что ты в аулсовете делал? Только не говори, что знамя воровал.

- Где?

- Ты слышал.

- Тебе голову напекло, - Яшка берет ведра и выходит под ясные чистые звезды, идет к колодцу.

- Кому другому ври, что тебе так знамя дорого.

- Почему не дорого? Дорого. Материи много. Красной…

Валерка смотрит на него в упор. В Яшкиных зрачках отражается луна. Яшка пожимает плечами, отворачивается к колодцу и переливает набранную воду в принесенные ведра. Валерка вспоминает, что кони уже напоены.

- Зачем тебе вода?

- Не мне, Ксанке. Искупаться.

Валерка дожидается пока он уйдет и обливается теплой водой - жара такая, что колодец прогревается за день - прямо здесь, у каменного сруба, чувствуя, как прохлада наступающей ночи обволакивает тело. Хорошо. Можно дальше жить. И все же, что за ерунда происходит?

Переодевшись в сухое, он идет к Ксанке, осторожно стучит в окно. Ксанка выходит через пару минут, в длинной, до пола, сиреневой рубашке, как местные женщины носят, и с пистолетом в руке. Валерке чудится какой-то шорох за ее спиной.

- Это ты, - говорит она и опускает пистолет. - Заходи. Чай будешь?

- К тебе кто-то пришел?

- Да. Ко мне пришел ты. Проходи уже.

Маленькая комната пуста, в очаге тлеют угли. Ксанка снимает с углей чайник, достает третью кружку - две уже стоят на столе, видимо, с утра остались - наливает черный, как деготь, чай.

- Что происходит? - спрашивает Валерка. - Данька орет на комиссара, Цыган ввязывается в какое-то расследование… Что с ними?

Прежде чем ответить, Ксанка делает глоток чая.

- Жара, - говорит она. - Все дело в жаре. Мы все сходим с ума. Я вот думаю - в том квадрате, что мы проверили, Асланбека нет.

- Его там не могло быть, Ксанка. Там нет колодцев.

- Но его там видели. Что он делал в месте, где нет воды и жилья?

- Либо видели не его, либо…

- Либо у него там убежище с запасом воды, но мы все проверили…

- Либо он наблюдал за железной дорогой!

- За графиком наших патрулей.

Они чокаются алюминиевыми кружками. Кружки противно дребезжат.

Ксанка сворачивается клубком на чем-то вроде оттоманки, заменяющей здесь кровать, на ее лице лежат отсветы пламени.

- Думаешь, в жаре дело? - Валерка не отступает.

- Цыган, по-моему, вообще в блудняк ввязался.

Ксанка морщится.

- Ну хорошо. В бесперспективное дело с неясным итогом. Мне почему-то кажется, что он сам в аулсовет залез - кто у нас еще отмычками орудует? - но не понимаю, зачем. Не знамя же воровать в самом-то деле.

- Даааа, - тянет Ксанка и чуть улыбается. - Дело явно не в знамени.

Она умолкает, по-прежнему глядя в огонь. Валерка тоже молчит. В дверь стучат.

- Ксанка, ты Валерку не видела? - слышится Яшкин голос.

- Заходи, - отвечает она. - Мы чай пьем.

Яшка осторожно берет со стола кружку, делает большой глоток.

- Я тебя потерял, - сообщает он Валерке. Ксанка, не отрывая взгляд от огня, снова кивает - с тем же выражением лица, что и утром.

- Ты меня нашел.

- Я эту ночь в аулсовете подежурю. Вдруг снова залезут.

Валерка со стоном хватается за голову.

- Да кто залезет-то?!

- Вот и проверим - кто.

- Не мешай ему, - подает голос Ксанка. - Хочет идти - пусть идет. И ты иди. Я спать буду.

- Прямо ложишься уже? - какого-то черта вдруг интересуется Яшка. Ксанка зевает.

- Прямо ложусь. Мы поняли, что Асланбек затевает. Завтра утром Даньку выпустят и надо будет обсудить.

- Не выпустят его завтра. Он на трое суток заехал, - Яшка сообщает это как-то буднично.

- Он что, Пичугина обругал?..

- Ксанка такие слова не любит, а то бы я повторил.

Ксанка закрывает лицо ладонями и, кажется, даже смеется.

- Бедняга, - произносит она. - Не везет ему. Идите, ребята. Спокойной ночи.

Деревянная дверь закрывается за ними с тихим шорохом. Яшка уверенно шагает в сторону аулсовета. Валерка смотрит ему вслед.

Кто-то ночью был в аулсовете. Яшка знал, что в кружке на столе. Они соображают хорошо, думают правильно, но не о том.

В самом деле, не о том.

Спать уже не хочется. Валерка, прихватив хлеб и пайковое сало, идет к Даньке на гауптвахту. Караульный пропускает его молча - все свои. Данька не спит.

- Ешь давай, - Валерка кладет принесенное на деревянный брус, символизирующий двери камеры. Данька качает головой.

- Не надо, Цыган уже заходил, принес пайку. Сам ешь.

Принесенное они делят на троих с караульным.

- Асланбек планирует подрыв железной дороги, - говорит Валерка. - Мы с Ксанкой сейчас поняли.

- Хорошо. Надо с Пичугиным поговорить, пусть нас на патрулирование направит. Черт, надо ж выйти отсюда сначала…

- Не переживай, сами справимся. Ты чего на Пичугина-то сорвался?..

- Да нормально все, он понимающий.

- Угу. А сюда ты просто отдохнуть зашел.

Данька молчит.

- Мы разберемся, - обещает Валерка. - Сиди в свое удовольствие.

- Добрый ты, Гимназия.

- После того как наши ответственные за боевую часть сошли с ума все, что мне остается - доброта и надежда.

- Подслушивали? - тихо смеется Данька.

- С Ксанкой сам разбираться будешь. Она тебя из неволи не слишком-то ждет.

- Надо думать, - кивает Данька.

- Какие-то вы все странные. Ты на Пичугина орешь, Яшка добровольно в блудняк ввязался, Ксанка что-то знает, но молчит как рыба. Только я не понимаю что к чему и что происходит.

- У каждого человека, - медленно говорит Данька, будто размышляя вслух, - есть свой девиз. Как раньше на гербах писали. Только сейчас эти девизы нигде не пишут, потому что рыцари вымерли. Сейчас это все внутри человека.

- Кредо, - уточняет Валерка. - То, о чем ты говоришь, называется кредо.

- Кредо, - повторяет Данька. - Уже запомнил. Так вот, у каждого человека это кредо разное. У Яшки, например, любой ценой защитить своих.

- Повезло нам, что свои для него это мы, а не какой-либо табор.

- Поэтому он и дерется как черт - за своих. Ты так никогда не сможешь и не в технике дело, техника у нас у всех примерно одинаковая. Но твое кредо - понимать, что происходит, а это другое. В бою думать не надо. Действовать надо. Хотя, - задумчиво добавляет он, - Алиева надо было все-таки живым взять. Нда, лучше бы Цыган иногда не действовал, а думал.

- Интересно, - говорит Валерка. - Ты это пытался сказать сегодня?

- Да, - кивает Данька. - Плохо получилось, да?

- Отвратительно.

Данька вздыхает.

- И Ксанка обиделась.

- Помиритесь.

- Угу.

- А у нее какое кредо?

- Быть своей, - внезапно говорит Данька. - Ты помнишь как она с теми бабами у колодца разговорилась? Чужачка, безбожница, юбка такая, что коленки видны, живет среди мужиков, а они ведь ей все выложили.

- Да, похоже, - соглашается Валерка. Нечаянная рифма, которую сам Данька вряд ли осознал, расставляет все на свои места.

- Теперь-то я все понял, - Валерка улыбается от неожиданного прозрения.

- Что ты понял?

Валерка хлопает его по плечу.

- Все, кроме того, почему ты такой злой ходишь. Не из-за Ксанки же, да? Это мне нервничать надо - я-то совсем за бортом остаюсь.

У Данькиных губ залегает глубокая складка. Обиделся что ли?

- Ты чего чушь-то несешь?.. Окстись, Гимназия.

- Да ладно, я уже привык, - отмахивается Валерка, думая, что надо спать идти, усталость еще никого до добра не доводила, не хватало еще переругаться - и было бы из-за чего! Тоже мне, секрет Полишинеля.

- Пойду я. Завтра с утра Цыган про результаты засады отчитываться будет. В театр надо отдохнувшим приходить.

Уйти ему не удается - Данька, сделав молниеносный бросок, притягивает его за воротник так, что Валерка почти врезается в брус. Дежавю.

- Охренел? - интересуется Данька.

- Может, тебе по морде дать, чтобы ты в себя пришел и херню не молол?

Валерка вместо ответа коротко бьет его под дых. Данька охает и сгибается от удара, но схватку не ослабляет.