В дверь заглянул полицейский, он позвал Глеба, так как пришли результаты почерковедческой экспертизы по ещё одному делу, которое он практически закончил. Орлов извинился и вышел в коридор.

— Не нравится мне он, — проговорил Дмитрий, скривив губы и присев напротив Курбатского, который продолжил читать дело.

— Ты ему тоже, — усмехнулся Михаил.

Мужчины многозначительно переглянулись, но комментировать сказанное больше никто не решился.

***

Курбатский был в предвкушении встречи с сыном. Он еле дождался вечера следующего дня. Альфа не видел ребёнка полгода. И хоть Глеб исправно присылал фотографии, представить себе, насколько сильно вырос Сережа, Михаил не мог. А мальчишка действительно вытянулся.

Дверь открыл Иван. Он посмотрел на Курбатского, а затем обернулся, чувствуя, как оставшиеся омеги его дома вышли встречать гостя. Сережа прятался за ногами отца, осторожно выглядывая, изучая вошедшего альфу и стараясь почувствовать запах. Глеб взял его на руки и подошёл ближе. Михаил перехватил сына и прижал к себе. Он любил маленького омегу также, как и своего первенца.

— Пойдёмте, или мы так и будем стоять на пороге?

Иван всех выпроводил на кухню. Все время, что омеги накрывали на стол, Сережа сидел на руках у отца-альфы. Казалось, что он пытался что-то рассказать Михаилу, усиленно жестикулировал и говорил все слова, какие знал, стараясь соединить их воедино. Глеба поразило то, что сын не испугался Курбатского, а даже наоборот, когда он попытался пересадить мальчика на детский стульчик, запротестовал и захныкал.

— Пусть сидит, — Михаил вернул ребенка себе.

— Тимофей тоже в этом возрасте скучал по Косте, когда тот приходил домой, прилипал к нему и так и засыпал на руках, не давая отцу нормально поесть и переодеться. У детей любовь к родителям на инстинктивном уровне, — Иван поставил перед Курбатским две тарелки: в одной было запечённое мясо с овощами, а в другой каша.

Сережа уверенно взял ложку и начал есть сам, мальчишка очень старался, но часть каши все равно падала на повязанный Глебом фартук.

— Вот хитрюга! — воскликнул Глеб, а Иван коснулся его руки, боясь спугнуть азарт маленького омеги. Сережа засмеялся и капнул кашей на джинсы Курбатского. Михаил вопросительно посмотрел на омег, сидящих напротив.

— Ты бы знал, сколько сил нам стоит уговорить его есть самостоятельно, — проговорил Иван, протягивая Михаилу салфетки.

— Он обычно садится и прячет руки под попу, в ожидании, что его будут кормить, — добавил Глеб. — Пару раз мы его оставляли так, но у Ивана не хватает терпения.

— Жалко, — смущённо проговорил омега.

Сережа тем временем доел свою кашу и устало откинулся на грудь Курбатского, прикрывая глаза. Глеб встал и забрал полусонного ребенка с колен альфы, тот попытался капризничать, но омега тихо шикнул на сына и унес в комнату.

— Он очень хороший, — проговорил Иван.

— Сережа? — неожиданно для себя переспросил Курбатский.

— Глеб, — уточнил Иван. — Он очень хороший отец.

Орлов вернулся на кухню и сел на свое место. Иван замолчал, он бросал странные взгляды в сторону Курбатского, но тот не понимал, почему омега так на него смотрит. Глеб ел молча. Запах Михаила начал давить на рецепторы, снова принимать подавители Орлов не планировал, но если так пойдет и дальше, то без волшебной таблетки не обойтись. Можно было обратиться к Юре. Он наверняка имеет какие-нибудь настойки для таких случаев, но обращаться к нему за помощью в таком ключе было непривычно, он бы не понял Глеба и предложил решить проблему, как обычно они ее решали, с помощью теплой ванны и жаркой ночи. Орлов вдруг осознал, что не хотел бы, чтобы Курбатский чувствовал на нем запах чужого альфы.

— О чем задумался? — Иван взял тарелку у Глеба и поставил ее в посудомойку.

Орлов отмер и глубоко вздохнул, вбирая все ароматы вокруг. Иван коснулся своей рукой плеча Глеба, слегка сжал его. Для Орлова он стал близким человеком, но чувство вины не отпускало. У Ивана были такие же глаза, как и у Тимофея, такие же светлые волосы, только длинные, их омега всегда собирал в пучок, даже голоса их были похожи.

— О нашем деле, — соврал Орлов.

— Вот только не об этом! Я запрещаю в моем доме говорить о работе, хотя бы не сегодня. Идите к своему сыну и проведите время с ним! — Иван нахмурился.

Альфе и омеге ничего не оставалось, кроме как послушаться. Сережа спал в своей игрушечной палатке среди подушек и игрушек. Глеб сел на мягкий коврик у входа и погладил по спине сына. Курбатский опустился на пол рядом.

— Ты теперь приходишь домой вовремя? — Михаил тоже протянул руку к сыну.

— Стараюсь.

— Как тебе в Архангельске?

— Так же, как и в Москве, — Глебу не хотелось говорить о работе или о жизни в чужом городе, хотелось послушаться Ивана и побыть вместе с сыном и альфой, к которому тянуло, а ещё хотелось, чтобы Михаил обнял его, прижал к себе и поцеловал. А ещё лучше будет, если он возьмёт его прямо здесь, на мягком ковре, а потом на постели.

— Что-то не так? — Михаил обеспокоено помахал перед глазами Глеба ладонью.

Орлов был готов разрыдаться от напряжения. Он привстал на коленях, протянул руку к лицу альфы, провел тыльной стороной ладони по щеке, а потом резко отстранился, как от огня, прикусив нижнюю губу. Нужно было остановиться. Глеб вытащил Серёжу из его домика и взял на руки.

— Иди ко мне, — проговорил Михаил. Он усадил Глеба на пол между своими коленями и прижал к себе, заставив того откинуться на его плечо. Альфа поцеловал омегу в висок и приобнял его и сына.

***

Утром Глеб проснулся один, но запах Курбатского был совсем рядом, это говорило о том, что альфа ночевал с ним в одной постели. Сережа спал в своей кроватке в обнимку с зайцем, которого ему подарил дед и который знатно обтрепался за несколько месяцев непрерывного использования.

Глеб поднялся, на часах было почти шесть, в восемь он должен быть в отделе. Умывшись и почистив зубы, омега прошел на кухню, где уже сидел Иван. Он выглядел свежо и бодро, чего нельзя было сказать об Орлове.

— Доброе утро, — пробурчал Глеб, открыв холодильник.

— Доброе, — Иван потянулся к чашке с кофе, по-прежнему не отрываясь от своего смартфона. — Твой альфа ушел час назад.

— Спасибо за информацию, — Глеб достал из холодильника молоко и пару яиц.

— Что-то ты не в духе, — Иван не разделял убитого настроения Орлова. Сегодня у него было особенно приподнятое настроение. — Тебе тяжко из-за его близкого присутствия?

— Да, — признался Глеб и принялся готовить омлет.

— Потому что ты любишь его до сих пор, — Иван не смотрел на Глеба, а продолжал смотреть в экран.

— Люблю, — твердо ответил Орлов.

— Тогда почему отпустил? Почему не боролся?

— Потому что он поступил отвратительно. Бороться за него — себя не уважать. Я же не малолетний влюбленный дурак, чтобы бегать за альфой, который ушел к беременному любовнику! — возмутился Глеб, взбалтывая смесь для омлета.

— А потом, когда вы встретились после всего, когда сделали Серёжу. Тебе же ничего не помешало переспать с ним? — Иван говорил спокойно, и это жутко бесило Глеба.

— Это была месть, — констатировал Орлов и вылил получившуюся жидкость на разогретую сковородку. — И страсть, и похоть…

— И любовь! — закончил фразу Иван.

— К чему вы ведёте? — не понимал Орлов.

— Ты любишь его, а он любит тебя. Но он выбрал семью и стабильность, а ты остался ни с чем. Ты мог вернуть его. Тот омега, он…

— А вы бы хотели, чтобы мой отец в свое время влез в вашу с Константином Сергеевичем семью? — перебил Ивана Орлов.

— Глеб, я не уводил Костю из вашей семьи, — Иван поднял глаза на Глеба.

— Я знаю, но просто представьте, что бы было, если бы это произошло. Я не могу так, и отец мой так не смог. Он любил вашего мужа, но он не хотел разрушать чужую семью, тем более, папа знал, что у вас родился ребенок.

Иван пожалел, что начал этот разговор. Для них двоих тема оказалась больной.