***

Душевные метания Ферзя легли в основу странных его сновидений.

Старый храм, бывший частью крепости, выходил своим шпилем точно на окраину леса, в ту его часть, где мертвые покоились в своих могилах. Разномастные деревянные кресты нищих покойников и крепкие плиты знати уходили глубоко в чащу. На пригорке, с которого открывался чарующий вид на закате, стояла часовня, чью крышу венчали три креста, один из которых служил флюгером. Часовня эта стояла ещё до того, как саму церковь перенесли в крепость, отдав под нее высокую башню со шпилем. Сейчас она превратилась в развалины, но во сне Ферзь видел ее в первозданном виде, с крепкой крышей и неаккуратно выкрашенными в жёлтый цвет стенами.

Ещё мальчиком он много времени проводил здесь, вглядываясь в даль закатного неба со стен крепости, на фоне которого черным силуэтом стояла часовня. Три креста и сейчас, в его беспокойном сне, горели огнем в лучах заходящего солнца, также, как и горело его тело в горячке, содрогаемое болезнью. Черный Ферзь вглядывался в даль, свежий ветер проникал под одежды, он ощущал это приятное дуновение самой разгоряченной кожей.

Часовня буквально утопала в огне, жар которого обдавал Ферзя с ног до головы. И только слабые дуновения ветра спасали от того, чтобы не сгореть дотла в этом неистовстве природы. Внезапно из-за кроваво красных облаков показались два огромных рога, витые, горящие красным пламенем, будто сам дьявол лез из преисподней на небеса, чтобы утащить невинных ангелов в свое царство. За рогами на пылающих облаках появились две когтистые лапы, а сквозь них засверкали глаза, огромные и страшные, как у дикого зверя. Ферзь боялся пошевелиться. Шепча молитвы, он едва мог сойти с места, в то время как в лицо его дышали жаром. Он чувствовал, как теряет силы, но не переставал молить Бога о спасении все громче и громче произнося слова молитвы. Бес не спешил показать свое обличие полностью. Протянув когтистую лапу к часовне, он сорвал кресты и бросил обломки прямо в Ферзя…

Накативший ужас заставил подняться с постели, куда его тут же погрузили обратно сильные руки. Слуга стоял подле, испуганный и весь белый.

— Мой лорд, Вы кричали.

Слон по-прежнему держал руки Ферзя, припечатывая его к постели. Мальчишка-слуга тут же схватил кувшин с отваром и щедро плеснул содержимое в чашу. Слон напоил горьким снадобьем Ферзя, отпустив руки того, заставив снять напряжение с тела.

— Я сделал Вам больно, мой господин. Простите меня, но это я сказал Вашему слуге держать меня в курсе Вашего здоровья.

Ферзь строго бросил взгляд на мальчишку, что стоял опустив голову. Полночи Слон и слуга заботился о спокойном сне королевского советника и главного военачальника, опаивая отваром, растирая виски и грудь травяным настоем, давая дышать.

***

Оседлав черного коня Ферзь, двинулся на встречу с белым собратом к озеру в глуши нейтральных лесов. Огромные ели стеной преграждали путь к водоёму, создавая иллюзию непроходимости и страшной глуши, где можно потерять ориентацию, пропасть, погибнуть и ни одно живое существо не доберется до твоего трупа. Ферзь направлял своего коня осторожно по старым тропам, местами сужавшимся и не дававшем животному двигаться в полную силу. В эти минуты мужчина мог передохнуть, болезнь съедала последние силы, а взамен отдавала лишь тянущую боль во всех мышцах и суставах, потому обременять себя доспехами или оружием Ферзь не стал. Смерть и так была близка, а от чего настигнет она, будь то рука противника, болезнь или дикий голодный зверь, не имеет значения.

В назначенное время на месте никого не оказалось. Черный Ферзь осторожно слез с коня и, взяв того под уздцы, повел к озеру. По прозрачной глади плыли опавшие листья. Ферзь опустился к воде и взглянул на свое отражение. Черные густые кудри едва касались плеч. Он был ещё совсем молод. Зачерпнув в ладони немного воды, он омыл лицо. Жар лихорадки накрывал внезапно, как и дурные мысли. Ферзь поднялся с колен и расстегнул плащ, скинув его на прибрежную грязь. Он шел прямо, с каждым шагом погружаясь в ледяную воду, прикрыв глаза и тяжело выдыхая со стоном.

— Эй, Черный! — внезапно окликнули Ферзя с берега. — Не думал я, что все так плохо, что ты жизнь свою готов подарить черному омуту.

Черный Ферзь обернулся. Белый собрат, чьи длинные прямые и удивительно чистые волосы развевались на ветру, стоял, облокотившись о дерево. Рядом неистовствовал черный конь.

— Возвращайся сюда, утопиться успеешь.

Черный глубоко вздохнул и побрел обратно. Прогулка через толщу воды отняла остаток сил, поэтому, ступив на берег, Черный Ферзь тут же рухнул на его сырую землю.

— Да ты болен, брат? — с усмешкой произнес Белый Ферзь, стягивая с Черного перчатки, проверяя слухи, дошедшие до Белого Королевства.

Черный Ферзь лишь тяжело дышал. Он прикрыл глаза, в другое время и при других обстоятельствах он бы обнажил свой меч и всадил в Белого, распарывая его туловище так, чтобы внутренности повалились на землю. Сейчас он был вынужден подчиниться воле противника.

— А говорят, что ты при смерти, с постели не встаёшь, лежишь в бреду и ходишь под себя. — Белый с силой поднял Чёрного на ноги. — А ты ещё ничего. Смотришь так, будто убить одним взором хочешь.

Белый Ферзь придерживал немого противника, застегивая на нем плащ.

— Что? Язык проглотил? — рассмеялся он, на что тут же получил отпор, отшатнулся и обнажил меч. — В твоём положении такое поведение опрометчиво. Или ты ждёшь лёгкой смерти без тени греха? Я могу вогнать клинок прямо в твое благородное сердце или лишить тебя агонии, обезглавив.

Белый Ферзь приблизился к оцепеневшему Черному, поочередно проводя остриём по груди и шее мужчины напротив. Голубые глаза альбиноса зло смотрели на безоружного противника.

Черный, почувствовав слабость, рухнул на колени. Совсем упасть на сырую землю ему не позволил Белый Ферзь, подхвативший его под руки.

Белый поволок Черного куда-то в сторону, где сквозь деревьев виднелись руины сторожевой башни.

— Много дичи развелось в нейтральных лесах, не находишь? — не без труда произнес Белый Ферзь. Всё-таки тело противника оказалось для него тяжёлым. — Видел тебя за охотой. Шавок бы поднатаскать.

Белый усадил Черного Ферзя на землю, присыпанную свежей листвой, а сам принялся собирать ветви. Черный наблюдал за спокойными движениями противника, который лишь с виду был неосторожен. Белый Ферзь был ловок и искусен в бою, а главное, он славился своей хитростью и острым чутьем, что он не раз доказывал. Вел дела своего Короля он крайне тщательно и имел живые «уши» в обоих королевствах. Черный задумался, привалившись к уцелевшей стене разрушенной башни.

Тем временем, Белый Ферзь развел огонь и присел рядом. Он уложил голову Черного собрата себе на колени и, укрыв своим плащом, начал:

— Я знаю, что хочет сделать твой обезумевший Король. Он хочет разменять ферзей. Только мой на это не пойдет, тебя ждёт смерть. Я хочу договориться.

Черный Ферзь внимательно уставился в голубые глаза Белого, смотрящие куда-то вдаль из-под белых ресниц.

— Сдай мне партию.

Черный нахмурился и поднялся, присаживаясь рядом. Он все также смотрел на Белого Ферзя, рукой докоснувшись до его щеки, проведя пальцами по белым бровям и изгибу губ, дотронувшись до белоснежных волос.

Белый Ферзь был чудом, ведь он был единственным человеком, страдающим странной аномалией, сделавшей его настоящим Белым, хоть и рождённым в Чёрном Королевстве. Мать его прилюдно была наказана, за то, что осквернила таким отродьем Черные земли, отдана для насилия пешему полку, только вернувшемуся из похода, а затем, когда воины утолили свою жажду тела и похоть, сожжена на главной площади под крики толпы. Смерть должна была настигнуть и будущего Белого Ферзя, если бы старая служанка не сказала, что в гневе она утопила уродца. Сама же старуха отнесла новорождённого в лес. Оставленное у старой сторожевой башни дитя чудом было найдено охотничьими собаками Белого Короля. Ребенок стал знамение для него. Король вырастил себе советника, который учился у лучших воинов, пока не занял место одного из них.