«Ладно, посмотрим…»
Открыв первый попавшийся на глаза длинный футляр пурпурного цвета, Бармин нашел в нем нечто поистине прекрасное: золотое ожерелье изумительной работы, украшенное крупными темно-синими сапфирами и голубыми бриллиантами. Просто Брисингамен[150] какой-то, никак не меньше. Впрочем, не хуже выглядели и серебряный глидерный браслет[151], найденный в другой коробочке, и совершенно фантастический, — очень древний, судя по внешнему виду, — науз[152], сплетенный из кожаных ремешков, с вплетенными в него крошечными фигурками животных, отлитыми из золота или выточенными из драгоценных камней: благородного берилла и изумрудов.
«Сокровища короны?» — сыронизировал Бармин, но сделал это скорее по привычке, поскольку на самом деле вполне оценил оставленное ему дедом наследство. Впрочем, в сейфе находились не одни лишь драгоценности. Сверху на всех этих коробочках и футлярах лежал конверт большого формата с вложенными в него бумагами. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять ценность этих документов. Могло случиться и так, что они окажутся дороже всего остального в этом сейфе. Так оно и вышло. Ожидания Бармина оправдались, и он еще на шаг или два приблизился к пониманию вычурной картины окружающей его реальности.
«Кто бы ты ни был незнакомец, раз ты читаешь эти строки, я мертв. Скорее всего, мы действительно незнакомы. Однако, ты, скорее всего, все-таки знаешь, кто я такой, чего не скажешь обо мне. Итак, если ты чужак, то ты вор, а не наследник. И что бы ты ни делал, ты не получишь Благословения Богини. Однако, если ты мой кровный родич (слово „кровный“ было энергично подчеркнуто), есть надежда, что род Менгденов не прервется и продолжится в веках.
Вот, что ты должен знать, будь ты мужчиной или женщиной:
В этом сейфе лежат некоторые из семейных драгоценностей и реликвий рода Менгденов. Не те, что принадлежат моим женам, жене сына и дочерям, а те, что всегда находятся в собственности одного лишь главы клана и не могут быть отчуждены, подарены или проданы. Некоторые из них являются магическими артефактами особого рода („особого рода“ подчеркнуто двойной волнистой линией). Если ты прошел инициацию, поймешь сам, если нет — даже не пытайся.
Если линия наследования была прервана, и ты не получил наставления старшего в роду из рук в руки, тебе следует посетить наше родовое гнездо Беров кром. Пусть гостем, а не хозяином, если замок уже не принадлежит Менгденам, но ты должен туда попасть. Если ничего не случится, жди следующего поколения. Когда-нибудь, не в этом поколении, так в следующем, предначертанное случится, и новый глава клана Менгденов будет инициирован. Тогда обнаружатся и все прочие семейные реликвии, драгоценности и артефакты, а также реестр с подробным описанием истории каждого из этих предметов и их особенностей.
Большего сказать, увы, не могу, ибо не ведаю, в чьи руки может попасть это послание. Однако повторюсь: ключ к тайне находится в Усть-Угле, но дастся он в руки только тому, кто унаследовал кровь истинных Менгденов. Не отчаивайся, если не вышло у тебя, это не делает тебя меньшим Менгденом, чем другие, но превращает из владетеля тайны в ее хранителя, чтобы передать мои наставления следующему поколению.
К сказанному, добавлю только то, что, по сути не является секретом, хотя об этом не принято говорить при посторонних: на Менгденах лежит Благословение Богини. Имя ее может знать только тот из Менгденов, кто прошел инициацию. Смысл же Благословения в том, что мы ведем свой род от Полубога — Ретвина по прозвищу Копье Богини — родившегося от предка нашего Бера Менгдена, прозванного Тяжелой рукой, и той Богини, имени которой я не смею здесь назвать. В мире осталось не так уж мало родов, ведущих свое начало от древних богов. Боги нередко дарили своим особым расположением человеческих женщин, но богини крайне редко рожали от человеческих мужчин. Наш род такое исключение из правила и, вероятно, единственный уцелевший из трех „женских“ родов, которые были известны в империи до XV века.
Храни тебя Богиня!
Граф Карл Менгден
11.1.1960»
Дальнейшее исследование конверта показало, что он содержит еще пять подобного рода писем «в будущее», написанных главами рода Менгденов. Первое было датировано 1276 годом, второе написано всего лишь девяносто лет спустя после первого, а следующее — уже только XVII веке. И еще два относились к XVIII и XIX векам, соответственно. Согласно духу своего времени, они были написаны разным слогом и разным почерком, на пергаменте или бумаге, тушью или чернилами, но все они сообщали примерно одно и тоже. И, если для любого другого, содержание письма большей — и наиболее важной, — частью оставалось непонятным, то для Бармина оно, напротив, стало своего рода ключом к шифру.
Кусочки мозаики сложились, и Бармин увидел всю картину целиком. Возможно, все еще не полную картину, зияющую тут и там брешами в композиции и рисунке, но общее впечатление вынести все-таки можно. Стихийная магия реальна точно так же, как реальна и объективна другая, гораздо более распространенная магическая практика. Но колдовство редкий феномен, и оно нечасто проявлялось в роду Менгденов, однако кое-кто — например, его прадед Ингвар, — были отмечены именно этим странным Даром. А вот дед и отец, скорее всего, были обычными магами, но они, как и прадед, знали правду, и, если бы, все шло обычным порядком, то однажды кто-то из них раскрыл бы эту тайну перед Ингваром. После этого, ему всего-то и осталось бы, что спуститься под Медвежью башню, найти тайник с горячими камнями и, впитав их магию, пройти нечто вроде обряда инициации. Тогда перед ним открылся бы путь к Источнику, и он смог бы вступить в древний союз с Прародительницей рода богиней Мареной.
Однако, все случилось несколько иначе. Ингвар совершенно случайно нашел горячие камни на Груманте, что привело к инициации Дара, но лишь теперь он понял, что и как с ним происходило. Оставалось кое-что проверить, и Бармин стал перебирать фамильные драгоценности, довольно быстро обнаружив, какие из них откликаются на его специфическую магию. Таких оказалось четыре: кольцо, перстень, медальон на цепочке и витой браслет. Все это были украшения старинной работы, все откликались на его магию, но Ингвар не знал, для чего они предназначены. Объяснения, как он понял из письма деда, следовало искать в одном из тайников под Медвежьей башней Берова крома.
«Что ж, — решил Бармин, рассматривая колдовские артефакты, — на следующей неделе я смогу найти этот тайник…»
Зато вернуться сюда — в центральное отделение Новгородского Великокняжеского банка, — станет крайне затруднительно. Поэтому Бармин надел на безымянный палец левой руки тяжелый золотой перстень с печаткой из черного оникса. Сделал он это чисто по наитию, без какой-либо известной ему самому причины. Почувствовал, что так будет правильно, и сделал именно так. Остальные артефакты он сложил в один из замшевых кисетов и спрятал во внутренний карман пиджака. Больше он ничего из сейфа брать не стал.
* * *
Обратная дорога, как и путешествие в Новгород, ничем особенным не запомнилась. Разве что поболтали еще немного о том о сем с майором Злобиной, которая явно хотела вернуть себе его доверие и восстановить пошатнувшийся, было, авторитет. Что ж, ей это удалось: вернула и восстановила. И в аэропорту города Новый Кодак расстались вполне дружественно, договорившись, что теперь Ия будет доводить все новости, — и, вообще, все стоящее внимания, — прежде всего до Бармина, а потом уже до все еще не названных по именам «высокопоставленных лиц, глубоко сочувствующих клану Менгден». Наличие анонимных доброжелателей начинало порядком раздражать, но Ингвар решил, что может себе позволить потерпеть еще несколько дней, потому что после Малого императорского приема таиться им станет не просто не выгодно, но, пожалуй, даже опасно. Поэтому не стоило лезть на рожон и требовать от Ии их имена прямо здесь прямо сейчас. Наступит момент — она сама к нему прибежит. Вот тогда все, наконец, разрешится и встанет на свои места. Поэтому расстались где-то даже тепло, и, разумеется, Бармин подтвердил Ие свое разрешение перебраться в Усть-Углу и перенести туда ее оперативный штаб. Ей, правда, не слишком понравилась необходимость сотрудничать с новым кастеляном замка полковником Кальф-Калифом и подчиняться по всем военным вопросам генералу Горбатову-Шуйскому, но майор, видимо, уже догадалась, что спорить с Ингваром бесполезно, и тему эту муссировать не стала. На том и разошлись, но Ингвару показалось, что, увидев герб Северских-Бабичевых на фюзеляже конвертоплана, — так уж, к сожалению, сложилось, — Ия Злобина явственно изменилась в лице, однако выяснять отношения по новой было уже поздно, и Бармин улетел в Самкерц.
