— Это нельзя, — покачал головой Игорь, отвечая на призыв командира. — На меня запрет наложен. Я здесь, в Барентсбурге определен на вечное поселение.

— Это вас, господин граф, прошлый император, покойный Константин, на вечное изгнание определил, — объяснил тогда собеседник, — а новый, дай бог ему здоровья, Иван VIII простил и разрешил княгине забрать вас с острова. Вот мы и прилетели. Как вышел указ, княгиня тут же нас и послала. Не откладывая.

— Это вы точно знаете? — уточнил Игорь.

— Точнее некуда.

— И что теперь?

— Как что? — удивился, так и не назвавшийся по имени командир. — Проходите на борт и полетим.

— А вещи?

— Какие вещи? — не понял собеседник.

— Мои, — пожал плечами Игорь. — Мне в дорогу собраться надо, умыться, переодеться.

— Не думаю… — начал было командир.

— Я приду через шесть часов, — решил наконец Игорь. — Подождете?

— Нам приказано…

— Через шесть часов.

— Что вам там делать так долго? — попытался нажать командир.

— Мне нужно шесть часов, — твердо ответил Игорь, решив не вдаваться в подробности.

— Давайте мы вам хотя бы поможем, — тяжело вздохнул мужчина, которому было явно невтерпеж убраться из этого гиблого места.

— Мне не нужны помощники, — возразил Игорь. — И не пытайтесь меня найти. Буду стрелять на поражение.

— Серьезно?

— Да.

— Но вы вернетесь? — не удержался от вопроса командир.

— Да, — подтвердил Игорь. — Через шесть часов.

На том и расстались.

Сказать по правде, ему было мучительно больно оставлять с таким трудом налаженное хозяйство, свою библиотеку, свой арсенал, радиоприемник, свои запасы, наконец. Обжитый дом, душ и баню. Свои неопределенные планы. В общем, все, чем стал для него за эту долгую полярную ночь вымерший город ссыльных поселенцев Барентсбург. Крепость, шинок и фактория, брошенные дома, обнаруженные тут и там нычки и схроны. Звездное небо над головой и феерия северного сияния. Холод, ветер и полумрак.

Бармин не помнил, тосковал ли Робинзон Крузо, покидая обжитый им за годы и годы необитаемый остров, но сам он, хоть и прожил здесь, в Барентсбурге всего-то около четырех месяцев, совершенно определенно улетал отсюда с тяжелым сердцем. Понимал, что на самом деле у него не было на острове никаких перспектив, но на душе все равно было тяжело. В этом мире, в его новой жизни Бармин пока знал только эту суровую негостеприимную землю, другой земли, другого дома у него пока нигде не было. И поэтому, сидя в достаточно комфортабельном кресле в командирской выгородке десантного отсека, Игорь испытывал весьма непростые, можно даже сказать, двойственные чувства. Радостное предвкушение будущего, опасения по тому же поводу и печаль расставания с единственным местом, которое он мог назвать в этом мире своим домом.

— Кофе? — спросил командир поисковой группы Новгородцев, подходя к Игорю. — Чай? Чего-нибудь покрепче?

Четверть часа назад, поднявшись в воздух по вертолетному, конвертоплан перешел в «режим самолета» и теперь активно наращивал скорость и высоту полета. Для Бармина в этом не было ничего необычного. Он в своей жизни вдоволь налетался на больших и малых самолетах. На геликоптерах, которые в СССР звались вертолетами, ему летать приходилось тоже. Но ни Василий Новгородцев, ни члены его команды этого не знали, а потому опасались, что при взлете «господин граф» устроит им истерику. Игорь их порядком разочаровал и не собирался останавливаться на достигнутом.

— Кофе, — кивнул он. — Покрепче. Курить у вас можно?

— Да, разумеется, — ответил командир. — Сейчас принесу пепельницу. Молоко? Сахар?

— На острове не было молока, — отрицательно покачал головой Бармин. — А сахар стоил очень дорого. Так что, нет. Не привык. А вот выпить не откажусь.

— Коньяк будете?

— Буду, — снова кивнул Игорь и достал из кармана пачку «трофейных» сигарет.

Вообще-то, он опасался вопросов о тех вещах, которыми пользовался, но поисковиков все это, по-видимому, совершенно не интересовало. Есть и есть, а откуда взялось, не их дело. Впрочем, они так мало знали о самом Игоре и о его жизни ссыльнопоселенца, что отсутствие вопросов не вызывало удивления. А между тем Бармин, как и обещал, действительно привел себя в порядок, переоделся и собрал вещи. То есть, большую часть вытребованного им времени Игорь провел, демонтируя и перетаскивая в скалы динамо-машину, радиоприемник и антенну. Место это располагалось всего в километре от его дома, но было хорошо укрыто в скалах. После одного-двух снегопадов, когда не останется никаких следов, найти эту расселину в скале будет совсем непросто. Только если случайно, но Бармин предполагал, что в ближайшие годы ее не найдут, а потом это будет уже не актуально.

Туда же, в скалы, он перетащил все так или иначе компрометирующие его лично вещи, оружие, боеприпасы и даже кое-какие книги. Накрыл все это сложенным в несколько слоев старым парусом и куском брезента и в довершение всего заложил расселину битым камнем. Разумеется, лучше было бы отнести все это в пещеру, облюбованную им под будущую партизанскую базу, но, увы, сейчас это было невозможно. Слишком далеко, а значит, и слишком долго. Но, с другой стороны, сегодня у него были совсем другие цели. Он не бегство готовил, а прятал подозрительные вещи, а это две совершенно разные вещи.

Вернувшись в дом, Бармин переоделся. Свежее белье и носки, новые трикотажная рубашка, армейского образца брюки и темный свитер ручной вязки, еще не надеванные ботинки с высокими берцами, кожаная куртка типа косухи и вместо огромного тулупа короткая, — до колен, — кожаная пихора с капюшоном, под который он надел шерстяную матросскую шапочку. В карманы распихал сигареты, зажигалку, — никому не надо пока знать, что он может прикуривать от пальца, — часы-луковицу, расческу, серебряную фляжку с коньяком и деньги. Их было немного, но и не мало, — всего около пяти тысяч ассигнациями, — но иди знай, как сложится его жизнь на Большой Земле. Деньги могут пригодиться точно так же, как револьвер в наплечной кобуре и нож в ножнах, закрепленных на голени. В рюкзаке у него были сложены туалетные принадлежности, две смены белья, еще один револьвер, патроны, боевой нож, позаимствованный у коменданта крепости, пара кожаных кисетов с золотыми монетами, — немного, но тоже могут пригодиться, — блокнот для записей, карандаши и несколько запасных кожаных шнурков для косы. Дело в том, что волосы у него сильно отросли, а стричь их самому оказалось очень уж неудобно. В конце концов, Бармин стал зачесывать их назад и заплетать в простейшую косу, перевязывая ее кожаным шнурком. Вот таким он и пришел спустя шесть часов к ожидавшему его конвертоплану.

1. Третьего марта 1983 года

Летели недолго. Всего чуть больше двух с половиной часов. Бармин за это время успел выпить пару чашек довольно прилично сваренного кофе и грамм сто пятьдесят коньяка. Еды ему не предлагали, — только горький шоколад, — а сам он спросить отчего-то постеснялся и сидел теперь в своем кресле злой и голодный. Дома-то, в Барентсбурге, в последний раз ел он, верно, часов десять-двенадцать назад, и теперь пытался перебить не на шутку разыгравшийся аппетит коньяком и сигаретами. А злой он был еще и оттого, что поговорить с кем-нибудь из поисковиков он так и не смог. Им, видно, приказали не вступать с ним в контакт кроме как по существу сиюминутных дел. Типа, а есть ли на борту туалет, и не могли бы вы принести мне стакан воды. Единственное, что удалось выяснить из короткого разговора с Новгородцевым, это то, что зовут Бармина Ингвар фон Менгден, и что сейчас они летят в резиденцию княгини Кемской замок Надозерье, который расположен близ города Гдова на берегу Чудского озера. Путь не близкий — с посадкой в Мурманске, и потом еще тысяча пятьсот километров по прямой. Да еще и с гаком. Вот, в сущности, и все, что он узнал. А об остальном «с ним будет говорить ясновельможная пани княгиня».