Вот примерно так, ненамеренно и совсем незатейливо, Глава российского государства натолкнул генерал-лейтенанта седьмого секретного отдела на весьма конструктивную мысль, что к оперативному делу пора уже привлекать хитроумную, плутоватую бестию, где-то дерзкую, в чём-то пронырливую, но в любом случае бесконечно преданную и безмерно надежную.

Той же ночью, практически в то же самое время, когда две несравненные девушки покидали пределы столицы…

По пустынной улочке, расположенной в поселке Нежданово, ленивой походкой пробирается одинокий мужчина; он легонько пошатывается, неуклюжей же походкой предположительно выдает, что либо полуночный путник неизлечимо чем-то болеет, либо прошедший день сложился у него чертовски удачно, в связи с чем ему посчастливилось разжиться успокоительной, горячительной выпивкой. Вокруг стоит полнейшая тишина, как будто вся поселковая округа неожиданно вымерла – не слышно даже обыденной «брехни», присущей остервенелым собакам, привыкшим безмозгло облаивать всякого, каждого. В воздухе чувствуется что-то зловещее, жуткое, неописуемо мрачное; похожее ощущение возникает примерно тогда, когда в ночное время забредёшь на пустынное кладбище и только и ждешь – вот сейчас какая-нибудь из многочисленных могил неминуемо, непременно разверзнется и вначале наружу вырвется потустороннее, адское пламя, а затем и сам великий гений вездесущего страха всей ужасающей персоной внезапно появится… ну, или в крайнем случае вместо него возникнет кто-нибудь из его верноподданных и наиболее кошмарных приспешников.

Невзрачный человек никуда не торопится, а воспользовавшись полным отсутствием сопровождающих собеседников, предпочитает вести задушевную беседу, разговаривая вполголоса с собственной, по его мнению всецело положительной, личностью. По заплетающемуся говору, слегка недовольному, но в общем и целом доброжелательному, со временем становится ясно – он явно находится в состоянии временной эйфории, то есть, получив душевную анестезию, погрузился в полное умиротворение и чувственное спокойствие. Непритязательный внешний вид точнее-точного выдаёт, что неприглядный мужчина достиг сорокачетырехлетнего возраста, что он выделяется невысоким ростом, но располагает плотным телосложением, начинающим постепенное увядание (по-видимому, от прожитых в разгульной и праздной жизни мгновений), что голова его круглая, ровная, волосы черные, взлохмаченные, лицо ехидное, неприятное; сверх остального, можно отметить серые, какие-то постоянно бегающие глаза, проваленный нос (вбитый, наверное, в драках), узкие, толстые губы, для представителя сильного пола чрезмерно красные, и дьявольски смуглую кожу, скорее всего, давно немытую, либо же пропитанную мелкой угольной крошкой, прочно въевшейся в мельчайшие поры и уже навряд ли способной когда-нибудь из них отслоиться; из неброской одежды можно остановиться на простенькой фланелевой рубахе, разноцветной и обладающей нагрудным карманом, черных трико, по бокам обозначенных тремя продольными белыми полосами, сероватых носках и простоватых резиновых сланцах. От рождения самодовольному путнику досталось имя Осольцева Геннадия Сергеевича, однако среди местного населения он славится под созвучным псевдонимом – Солёный.

«Странно, – размышляет он, немного нахмурившись и озадачившись возникшей вокруг обстановкой; словно бы неожиданно что-то почувствовав, он вдруг останавливается и озабоченно начинает оглядываться, – чего, интересно узнать, сегодня за необычная тишина – никогда вроде бы раньше такого не видел? Обычно, или глупая собака какая надсадно забрешет, или похотливая кошка где-где «завязжит», протяжно завоет – брр, какая, «блин», мерзость! – он слега передернулся, – или несмазанная калитка где-нибудь разочарованно скрипнет, выпуская уставшего ухажёра, уходящего от ненасытной возлюбленной; ну, или хотя бы неуёмное пение птиц должно, казалось бы, слышаться. Но, нет, в округе спустилась полнейшая тишина, как будто бы всё живое внезапно вымерло – либо! – готовится что-то чрезмерно ужасное».

Постояв минуты, может быть, две (хотя, скорее, всё-таки три) и ничего поблизости чересчур уж страшного, в конце концов, не увидев, за исключением непроглядной и жуткой темени, прорезаемой лишь единственным пристанционным фонариком (он двигался вдоль железнодорожного полотна и приближался к поселковому «полустаночку»), местный пьяница, успокоенный, последовал дальше. Хотя прошел он не так уж и сильно много, а достигнув одноэтажного здания, наиболее освещенного электрическим светом и отмеченного броской табличкой: «Нежданово», снова остановился и потянулся правой ладонью к одноименному карману старенького, изрядно потрёпанного, трико. Достав наружу откупоренную четвёрку недорого хмельного напитка, креплённого, суррогатного, он медленно отвинтил закрытую крышку, ещё раз огляделся по всем четырём сторонам, а затем отхлебнул приличную горьковатую порцию. Почувствовав себя намного увереннее, Солёный звонко прищёлкнул языком, выразительно передёрнулся, после чего вернул невместительную ёмкость на прежнее место, сам же отправился дальнейшей дорогой.

Обойдя деревянное здание, крытое профильным зеленым железом, и обогнув его по левому краю, Геннадий оказался на центральной улице, имевшей еще советское название – Ленина (наверно, центральной); но он не пошел по широкой асфальтированной дороге, а пройдя метров, должно быть, двадцать, свернул на прилегавшую сбоку – грунтовую. Теперь, по-видимому, надлежит сказать, что если на основной неждановской улочке и имелось хоть какое-то более или менее приличное освещение, то на примыкавшем ответвлении стояла полнейшая темнота – черная, мрачная, неимоверно пугавшая. «Брр, – он неприятно передернулся и снова остановился, словно бы раздумывая, стоит ли настолько чудовищно рисковать и следует ли соваться в полнейшую, беспросветную тьму, – «чегай-то» сегодня вроде бы как-то даже темнее обычного? Ну-кась впереди случится какой-нибудь мистический полтергейст? Хм, а разумно ли нынешней «стрёмной ночью», вообще, идти привычной, давно знаакомой, дорогой? Действительно странно, по-моему, ничего похожего – даже в кошмарном сне! – никогда не чувствовал? Гм, правильно, – Осольцев озарился счастливой улыбкой, как будто нашел осознанную разгадку, отвечавшую всем возникшим, посетившим его буйную головушку, страхам, – скорее всего, я просто-напросто меньше обычного выпил – вот мне и мерещится всякая непонятная всячина… необъяснимая "дивность", проклятая чертовщина». В подтверждение пришедшейся на разум поспешной догадки и ознаменовавшись простым и нехитрым жестом, он снова полез в боковой обширный карман и извлек оттуда небольшую бутылочку, изрядно початую и по большому счёту наполовину допитую.

«Ха-ха, так просто меня не возьмешь, – он озлобленно усмехнулся, легко откупорил плоский стеклянный сосудик, содержавший мутноватую жидкость, отхлебнул изрядное количество, удовлетворенно причмокнул и… немного подумав и прикинув на глаз небольшие остатки, с облегчённым возгласом «Э-э-эх!» «доделал» ее до полного окончания, – нашли Иванушку-дурачка, аха-ха-ха! – с таким-то отличнейшим «перваком», – в его понимании подобным образом выглядел крепкий, недавно выгнанный, самогон, – стану я ещё чего-то бояться? Сейчас вот как следует «поправлюсь», пережду, пока хмельное варево растечется по застарелым жилам – и двину издавна проторённой дорогой! Жалко, конечно, что не удалось раздобыть ещё… – постепенно хмелея, раздосадованный мужчина озабоченно хмыкнул; но, чувствуя приятный жар, приятной негой расходившийся по желудку, быстро переменил настроение, что называется с удручённого на счастливое, и далее говорил уже с более или менее веселым оттенком (пустую бутылку он продолжал удерживать в правой руке), – ну, да всё равно, что бы там ни думалось, а греет вроде бы довольно неплохо; да и по безмозглой «бестолковке», походу, вдарило прилично, удачно – не меньше чем нужно. Отлично! Вот теперь, похоже, преспокойненько можно следовать дальше: с принятой дозой мне и бескрайнее море становится по колено». Определившись с первоочередными приоритетами, пьяненький мужичонка встряхнул вихрастой, давно не чёсанной, головой и шаткой походкой вступил в непроглядную, полностью чёрную, темень, продвигаясь укоренившимся, «до боли в печёнках» знакомым, маршрутом.