Расставались в тот день долго, хотя оба уже знали, что завтра увидятся вновь – им хотелось быть вместе. Для Сергея в этом не было ничего удивительного, он привык побеждать, хотя, безусловно, ему было приятно такое всепоглощающее внимание с ее стороны. Потом он, правда, признавался, что их знакомству немало способствовал Инкин необычный для того времени «прикид»: она была в льняных галифе, на плече болтался рыжий кожаный рюкзак. Руки в карманах, независимый взгляд – кто бы мог подумать, что на самом деле это наивная девчонка, смешливая и простодушная! Инка же считала их встречу чем-то близким к чуду: ну как же, совершенно чужой, незнакомый человек оказывается таким близким, сразу, вдруг!

Очень скоро они решили пожениться. Сергей закончил Строгановку, снимал с приятелем на двоих мастерскую, там же и жил. Родители пытались отговорить Инку, им не нравилась профессия Сергея, то, что он не москвич, да и сам он был им не очень симпатичен. Но все было бесполезно, и они смирились, дали согласие и на брак, и на то, что вместо свадьбы молодые поедут в свадебное путешествие, и что жить они будут вместе с ними…

Когда же закончилось все чудесное в их семейной жизни, и начался этот кошмар, с которым она уже не в силах справиться? Вероятно, сразу, как только они вернулись из Киева в Москву, просто Инка долго не понимала этого, вернее, не хотела понимать. А сейчас все кажется таким очевидным. Муж был в сексе ассом, она – новичком. Поначалу его самолюбию льстило обладание «девочкой из хорошей семьи»: девственность в богемных кругах большая редкость. Но это только сначала. Он знал, как получить свое, и не собирался отказываться от привычных удовольствий. Там, в Киеве, когда они были вдвоем в просторном гостиничном номере, Сергею казалось, что жена быстро догонит его в «технике современного секса» – она проявила себя способной ученицей, и была готова двигаться дальше. Но стоило им вернуться в Москву, они словно вернулись к первой брачной ночи. В родительском доме Инка становилась какой-то скованной, нервной, вздрагивала от любого шороха, и … секс превратился из любви в супружескую обязанность. Она чувствовала, что происходит что-то неладное, настраивала себя на то, что будет выполнять все желания мужа, но от стараний ей было только хуже, она замыкалась сама на себя, и ничего не получалось.

Когда-то Сергей действительно был очень увлечен ею, влюблен в нее, да он и сейчас оставался близким человеком, он привязался к ней по-настоящему, все было хорошо … кроме постели. Со временем его стало раздражать настойчивое желание Инки забеременеть, стремление использовать для этой цели любой из моментов близости, которых становилось все меньше. Наверное, надо было сразу снимать квартиру, чтобы жить отдельно от родителей, возможно тогда их отношения развивались бы по-другому, но казалось так глупо выбрасывать на ветер деньги, которых и так не хватало…

Инка снова протянула руку к мобильному телефону, номер мужа был первым в стеке. Она решительно нажала кнопку вызова и замерла. «Да, – после нескольких гудков раздался в трубке голос Сергея, чуть глуховатый, с так хорошо знакомой ей особенной хрипотцой.

– Это я. Звоню из Малаховки. Тут все в сборе, Леша так хотел тебя увидеть, да и Лялька тоже. Может быть, приедешь?

– Извини, Инка, не получится. У меня работа.

– Работа?! – Инку понесло. – Да у тебя такой голос, что я чувствую запах твоей спермы!

Инка судорожно нажала отбой, она боялась услышать ответ мужа, но была уверена, что перезванивать тот не станет. Сил больше не было, она легла и закрыла глаза.

… Этот сон снился ей часто: стремительный поток ледяной воды, белый от пены и брызг, несет ее в океан, огромный, сверкающий и страшный. Неимоверными усилиями ей удается выбраться на берег, серый и холодный, и она, совершенно нагая, оказывается в каком-то поселке, кругом ни души. Все дома пустые, серые, деревянные, с темными проемами окон. Чувство холода, одиночества становится невыносимым, ей кажется, что это конец. И вдруг она спускается в какой-то подвал, где тепло, светло, навстречу ей выходит Сергей. Позади него накрыт стол, вино, фрукты, все блестящее и разноцветное. Но они не одни, в глубине комнаты, там, где свет не такой яркий, Инка видит женщину. Та оборачивается, Инка пытается рассмотреть ее лицо и … просыпается. И в этот раз она тоже не успела узнать ее.

Инка посмотрела на часы. Ой, как неудобно получилось, это называется «приехала пообщаться с родными»: поспала и назад. И Анька хороша – не могла разбудить! Внизу на террасе все пили чай. Ничего не значащий разговор о том, как замечательно и спокойно жить в Голландии, и как тяжело и страшно в России, мерно плескался в перевернутой чаше света от огромного абажура (его Инке не удалось заполучить, почему-то именно на нем процесс обновления дачи закончился). Тем легче ей было сейчас присоединиться ко всей честной компании – в неверном свете за границей яркого круга никто не мог разглядеть ее лица. Сзади подошла мама, обняв ее за плечи, спросила: «Скоро ехать, ты захватишь нас с отцом?». «Конечно, мам, ну что ты спрашиваешь?» – Инка поставила чашку, и, быстро откланявшись, направилась к машине.

Он выехал из Шереметьева-1, когда было уже совсем темно: чартер, как обычно, опоздал, пока цветы прошли таможню, пока он получил свои коробки – словом, процесс затянулся. Борис даже позвонил жене, предупредил, что, возможно, придется проторчать целую ночь в аэропорту, но вот все формальности позади. Алексей сдержал свое слово: с очередной партией товара для российского рынка они с Лялькой прислали розы – это самый ходовой товар, довольно стойкий сорт. Борис уже договорился с бронницким магазином о реализации, в которой были заинтересованы обе стороны, так что можно было надеяться, что сумеет прилично заработать.

Шоссе было практически свободным, Борька «рулил» на автопилоте, не обременяя себя заботами об ограничении скорости. Появившиеся впервые за долгое время мысли о деньгах (в будущем времени), о том, как их можно будет потратить (а не о том, как рассчитаться с долгами), поднимали настроение, зашевелились какие-то давно похороненные мечты об иномарке, надежды на отпуск за границей… Но тут его внимание привлек черный джип, который плотно приклеился к его «Ниве». Похоже, водитель «Паджеро» недоумевал, как это он не может обогнать паршивый жигуль, а машина Бориса действительно была с секретом. В пору романтических отношений жена, перефразировав Ремарка, назвала его первый автомобиль «Боб-кошмар ГАИ», потом это имя переходило от одной машины к другой, и на то были причины.

Юношеское увлечение Бориса автомобилями фактически дало ему вторую профессию – профессию механика. А участие в ралли, пусть только в российских, любительских, обеспечило соответствующий круг знакомств. В результате на его «Ниве» стоял двигатель «Ровера», и при неказистом внешнем виде его автомобиля (корпус, за исключением бамперов и фар, производил довольно скромное впечатление, хотя в салоне были кожаные сиденья и приличная музыка) гонки на трассе обычно развивались по сценарию, описанному в «Трех товарищах».

Анька ругалась страшно, говорила, что хорошо еще, что он не так сильно любит Лермонтова, а то его давно бы пристрелили на дуэли при таком неуемном стремлении к воплощению в жизнь литературных сюжетов; заставляла поклясться здоровьем детей, что он не будет больше «гоняться», но Борис ничем не клялся. Он до бешенства доводил новорусских «шумахеров», которые на своих «бумерах» и «мерсах» вступали с ним в отношения на шоссе, пытаясь обогнать. Правда, с появлением такого «бизнеса», как подстава на дорогах с целью выколачивания денег, он перестал развлекаться таким образом. Но, все равно, навыки, полученные на раллийных трассах, не раз выручали его, позволяя избежать аварийных ситуаций.

Вот и сейчас преследование черного «Паджеро» не особенно встревожило Бориса, поэтому он и не засек момент, когда джип неожиданно «подрезал» его, вынудив свернуть на обочину, чтобы избежать столкновения. Взбешенный, вместо того, чтобы заблокировать двери «Нивы» и попытаться удрать, не теряя драгоценного времени, он с матерным криком выскочил из машины навстречу двум крепким ребятам, и тут же удар в лицо свалил его с ног. Больше он ничего не видел.