Машина проехала мимо дорожного знака, едва отразившего свет фар: «Добро пожаловать в Броуквуд-на-Тандле».

Вот уже показался и Тандл: река, вспенившись от дождя, змеилась вниз по дальнему склону холма и скрывалась в лесу на краю деревни.

Хэтти так и дрожала от возбуждения. Последний раз они наведывались в Броуквуд миллион лет назад, на похороны, когда Джонатан был еще крохой, а в доме у бабули они вообще не бывали. Ни разу.

Хэтти взглянула на папу: тот барабанил пальцами по рулю и что-то мычал себе под нос. Как всегда гладко выбритый, он уложил волосы муссом, тщательно расчесав их на пробор; белая рубашка и светло-серый кардиган на нем – все отутюжено, без единого пятнышка. Он, впрочем, все еще выглядел встревоженным. Хэтти до сих пор не верилось, что он сдался, позволив Джонатану нытьем уговорить его на эту поездку.

К тому времени, как они спустились по узкой улочке на окраине деревни и свернули на каменистую дорожку, наступили сумерки. Разбрызгивая воду, машина подскакивала на кочках и проваливалась в ямки. Миновали горбатый мостик, и Хэтти снова увидела Тандл, что извивающейся лентой поблескивал внизу.

– Мы уже приехали? – спросил Джонатан.

Впереди показались широкие деревянные ворота, на одной из стоек которых от руки была нарисована мельница. И вот за ними наконец показался он, бабулин домик. «И мамин тоже, – подумала Хэтти. – Она жила тут в детстве».

Под колесами зашуршал гравий, свет фар выхватил огромное деревянное замшелое колесо мельницы. Сама же мельница – большая и квадратная – была сложена из серого камня. Она стояла почти в полном одиночестве, и компанию ей составляла только рощица плакучих ив у берега. Ветви деревьев, похожие на ведьмины пальцы, раскачивались на ветру.

Машина остановилась. Папа не стал глушить мотор и отключать «дворники».

– Вы вперед, команда, – сказал он. – Мне надо кое-кому позвонить, я недолго. Смотрите только не слопайте всю помадку, ладно?

Хэтти с Джонатаном выбрались из машины.

– Как странно, – протянул Джонатан, когда они с сестрой натянули капюшоны.

– Что именно?

– Бабуля не закрыла дверь. – Он указал вперед. И правда, большая дубовая дверь тихонько раскачивалась на петлях, а наружу лился свет.

– За молоком, наверное, выскочила, – неуверенно предположила Хэтти.

Подул ветер, и дверь ударилась о стену. Дети метнулись в дом и сбросили куртки.

Потом прошли дальше, в прихожую, и звуки ветра и дождя затихли у них за спиной. Здесь царили тепло, уют, а заодно беспорядок: голые стены из камня и плитняк на полу в черно-красную шашечку; ящики комода ломились от невскрытых писем, а на корешке открытой книги – энциклопедии насекомых – балансировала миска полосатых конфеток. Хэтти при всем желании не сумела бы вообразить жилище, столь непохожее на их белую, современную квартиру в Лондоне.

– Бабуля?

Тишина. У Хэтти мурашки пробежали по коже.

– Может, она увидела лису и пошла за ней? – предположил Джонатан.

Скри-и-и-ип.

Дети замерли. Наверху, у них над головами, запела половица. Кто-то там ходит?

– Что это было? – Глаза у Джонатана сделались большие и круглые.

– Бабуля? – второй раз позвала Хэтти.

И снова – нет ответа.

В глубине прихожей начиналась лестница на второй этаж: старая, каменная, она исчезала в темноте.

Хэтти обернулась к Джонатану и приложила палец к губам.

– Жди здесь, – прошептала она.

Потом как можно тише поднялась по ступенькам.

Дойдя до конца лестницы, Хэтти остановилась и прислушалась.

Сквозь окошко в конце коридора лился, серебря древние половицы, лунный свет. Пара деревянных дверей – не то в спальни, не то в уборные, и обе закрыты. Никого не видно. Ничего не слышно.

У Хэтти отлегло от сердца. В старых домах постоянно раздаются странные звуки, ведь так? Должно быть, это мышь пробежала за плинтусом.

И тут Хэтти кое-что заметила. У окна, в том месте, где стена сходилась с полом, протянулась едва различимая полоса желтого света. Длиной примерно в ширину дверного проема.

Хэтти на цыпочках прокралась по лестничной площадке. У полоски света опустилась на колени и провела рукой по грубой поверхности стены. Нащупала что-то между камней. Щелку. Хэтти нахмурилась и осторожно толкнула.

Часть стены, скрипнув петлями, открылась вовнутрь.

– Хэтти? – позвал снизу Джонатан.

«Потайная дверь», – подумала Хэтти.

Она знала, что ей не стоит входить. Знала, что папа не советовал бы. Но что, если там бабуля? Было бы глупо не заглянуть и не проверить, правда же?

И потом, это же тайник.

Затаив дыхание, Хэтти открыла дверь до конца и вошла.

Внутри оказалась небольшая круглая комнатка с высоким потолком. Со всех сторон Хэтти окружали затененные книжные полки. Тут же стояли письменный стол из полированного орехового дерева и потертое кожаное кресло. Керосиновая лампа на столе испускала слабый желтый свет. На стене висела обрамленная карта долины Тандл.

В воздухе витал затхлый цветочный запах. Хэтти задела ногой гирлянду из увядших цветков. Это была разорванная цепочка маргариток, спутанной кучкой лежавшая на полу.

Бабули в комнате не оказалось. Здесь вообще никого не было.

Кроме книжек на полках хранились и другие вещи: старый щербатый винный бокал, покрытый пищевой пленкой и наполовину заполненный синей жидкостью, которая как будто пенилась и пузырилась. Штабелек заостренных костей (человеческих?), скрепленный резинкой. Была еще банка с крышкой на резьбе, полная чего-то блестящего и похожего на жуков. С одной полки свисала пара тонких, как бумага, сотканных из пожелтевшей травы перчаток. Кусочки высушенной коры выстроились рядами в необычном порядке, логики которого Хэтти так и не поняла.

Она потянулась к сплетенному из веточек шлему, похожему на элемент древних воинских доспехов. Сердце грохотало. «Все хорошо, – сказала она себе. – Это нормально. У многих людей, наверное, есть потайные комнаты, забитые странными книгами, банками с жуками и деревянной броней». Одна из тех штук, что любят взрослые, как, например, выпить кофе или поваляться в постели.

Разве что это не так.

Хэтти знала, что бабуля немного странная, но считала ее вполне безобидной. Однако тайник говорил об ином: тут тоже все было странное, только по-другому. Всерьез.

Хэтти даже испугалась.

Она подошла к столу, на котором стояла полная канцелярских перьев кружка и еще больше штабелей книг в кожаных переплетах. И обрамленная фотография семьи на галечном пляже.

Ее семьи.

Хэтти помедлила в нерешительности. Собралась с духом и взяла фото в руки. На снимке был запечатлен холодный серый день: кожа у всех покрылась мурашками, носы и щеки разрумянились, но все широко улыбались. Папа, обернув бедра полотенцем, наклонился и щекочет Хэтти. Сама Хэтти ерзает и хихикает; ее черные кудряшки намокли после заплыва в море и липнут к голове.

А рядом, сидя по-турецки и взяв на руки маленького Джонатана, сидит…

При виде мамы на фотографии у Хэтти, как обычно, перехватило дыхание. Она внезапно ощутила пустоту внутри. Словно это она стала призраком.

Молли Амири – Гавелл была высокой, стройной и бледной. Намного бледнее домочадцев. Ветер трепал длинные каштановые волосы женщины, и они падали на ее утонченное лицо. Даже в купальнике она не сняла с запястий браслетов, а на шее у нее, на черном шнурке, висел любимый кулон – тонкий белый ключик, выточенный из березы. Наверное, бабуля подарила. В карих глазах горел свет и читалась тревога, на губах, как всегда, играла загадочная улыбка: едва заметный изгиб, как будто она знала секрет, которым никогда с тобой не поделится.

Хэтти засмотрелась на маму, совершенно забыв об остальном мире. Она представила, что через рамку входит на фотографию и мама крепко ее обнимает – как в детстве. И что у них снова все нормально. Как раньше.