– Что там такое? – спросил Альфред и направился к ним. Потом он тоже замер, уставившись вверх и слегка приоткрыв рот.

Холл представлял собой сцену, на которой словно разворачивалась картина Успения Пресвятой Девы: масса повернутых кверху лиц, вытаращившихся на лестницу, по которой так медленно, будто почти и не двигаясь, спускалась самая прекрасная женщина в мире. Она была в ниспадающем фалдами одеянии из белого атласа, она искрилась драгоценностями, ее огромные светлые глаза были точно прикованы к чему-то далекому, над головами толпы. Шествуя за ней, двое моих лакеев несли большой граммофон; за ними шла миссис Юнгфляйш, элегантная, в белом льне, с корзинкой на руке. Одновременно прибывали все новые гости. Когда леди Леон спустилась с лестницы, гости разделились на два ряда с проходом посередине; она же, словно особа королевской крови, шла, пожимая руки, справа и слева, и наконец выплыла из дома навсегда.

Очаровательная Норти, как ее описать? Могло ли это существо из commedia dell’arte [40]действительно произойти от соития на жесткой медной гостиничной кровати, где под окном громыхают поезда, старой доброй Луизы и страшно нудного Форт-Уильяма? Некоторые придерживаются мнения, что место зачатия, место рождения, а также имя, данное при крещении, имеют отношение к свойствам личности. Норти, продукт района Кингс-Кросс и клиники Хилл-Вью в Обане, с этим своим именем, является ходячим опровержением данной теории. В ней нет ничего от жительницы Севера – ни расплывчатой нечеткости, ни моментов рассеянности, ни романтичности, ни томления по неведомому. Можно сказать, Норти была типичным продуктом древней цивилизации под лазурными небесами. Не верилось, что у нее отец-шотландец, по возрасту годившийся ей в деды, и предки-пикты[41]; тем не менее, конечно же, добрая Луиза не могла… О, нет, выкиньте это из головы! Она была бы не способна изобрести такое богатство деталей, чтобы прикрыть грех. Я склонна думать, что Норти, вероятно, подменыш, что в клинике Хилл-Вью в Обане произошел недосмотр, из-за которого дитя какой-нибудь благородной римской дамы и странствующего актера обменяли на младенца Луизы. Физически она не демонстрировала никакого сходства с другими Макинтошами, имевшими массивное тело, рыжие волосы и веснушки. Норти была как маленькая, изысканная фигурка в эмалированном стекле, с волосами цвета цесарки, а глаза ее – самые живые и выразительные из всех мною виденных, не очень большие и ярко-синие. В моменты волнения или страдания они становились ромбовидными. Когда Норти говорила, то в концентрированном усилии самовыражения задействовала все тело целиком, жестикулируя и извиваясь, как это делают младенцы и щенки. Маленькие, тонкие кисти Норти никогда не лежали спокойно у нее на коленях. Более того, в ней было нечто прельстительное, она излучала душевность, счастье и доброжелательность. С первой минуты, как мы с Альфредом увидели ее, мы очаровались ею.

Норти ворвалась в наш дом, когда мы обедали, усталые и расстроенные после приема для доминионов. Дэви ушел, сказав, что его друг маркиз сейчас находится в Париже. Филип, похоже, должен был встречаться с лондонским биржевым брокером. Оба, как я подозревала, присоединились к леди Леон у миссис Юнгфляйш. Я подумала, что вечеринка полностью провалилась, хотя позднее слышала, будто она была самой успешной из всех, что устраивались в посольстве. Те, кто ее пропустил, бесились от ярости, тогда как те, что присутствовали, были нарасхват во всем Париже и снабжались бесплатными трапезами в течение нескольких недель. Но поскольку мы с Альфредом не могли обсуждать эту важную тему с нашими гостями, мы были, естественно, последними людьми, с кем они хотели говорить. Они жаждали обменяться мнениями с другими, кто был свидетелем ухода со сцены леди Леон, завести долгую беседу с теми, кто не был, чтобы рассказать им об этом, и, самое главное, покинуть прием, как только позволят приличия, и добраться до телефона. Все были очень вежливы. Действительно, я видела, что дипломаты весьма тактичны, тут надо отдать им должное. После откровенной и прямолинейной грубости, к которой я привыкла в Оксфорде, это было приятно. Возникали и ободряющие моменты, когда, например, кто-нибудь восклицал:

– А! Ирландский посол! Это заслуга сэра Альфреда – ирландский посол никогда не приходил к Леонам.

Посол Нормандских островов похвалил мои гвоздики, главный предмет экспорта его страны, как он мне объяснил. Дивного вида отеллообразный человек, роскошно облаченный в бледно-голубую тафту (чей облик был слегка омрачен торчавшими из-под нее ботинками, напомнившими мне мои туфли, выглядывавшие из-под китайского халата), пригласил меня посетить его страну и поохотиться на львов. Но вечеринка имела беспокойное подводное течение и определенно не доставила большого удовольствия хозяевам.

Итак, сейчас все это было позади, и мы обедали. Неожиданно в дверях появилась Норти.

– Это я, – промолвила она.

– Дорогая!

– Мне очень жаль, но я попросила их заплатить за такси. Денег нет совсем. Начальнику станции пришлось одолжить мне билет. Да, он у меня был, но я его потеряла.

– Теперь, когда ты здесь, это не имеет значения. Боюсь, твое путешествие было трудным.

– О, кузина Фанни (ты добрая, можно мне так тебя называть?), о Фанни… – Мягкая кожа у нее на лбу сморщилась, как тонкая папиросная бумага; глаза приняли ромбовидное страдальческое выражение, которому предстояло стать мне таким знакомым, и наполнились слезами. Я вспомнила, что говорил Бэзил о частых слезах Норти. – Ты не можешь даже вообразить! На борту были милые молодые бычки. Ты не представляешь, как их жаль, – что с ними делают! Их бедные рога были отпилены – только представь их боль, – и все потому, что без рогов за них получают на фунт больше, и так их можно упаковать плотнее. Я бы хотела сбросить на Ирландию водородную бомбу.

– И убить миллионы коров и всех зверей и птиц, а также ирландцев, которые так обаятельны? – мягко произнес Альфред.

– Обаятельны?

– Да. Им приходится экспортировать этих бычков, чтобы жить. У них нет промышленности.

– Я их ненавижу и презираю.

– Дорогая, не надо так расстраиваться.

– Эти маленькие существа явились в мир, чтобы мы о них заботились. Мы за них в ответе. А как мы к ним относимся? Знаете, ведь они не спят, коровы, у них нет ни минуты покоя. Их отрада – жевать жвачку… никто толком не кормит их во время путешествия… недостаточно воды… четырнадцать часов в поезде после судна, без воды, в такую погоду. А когда они попадают, ну, вы знаете, в это отвратительное место, разве кто-нибудь дает им там воды?

Подобные ситуации тревожили меня всю жизнь. Поскольку я презирала себя за отсутствие силы характера, чтобы делать нечто большее, чем порой отдавать фунт в пользу Королевского общества защиты животных, то старалась в остальное время выкидывать такие мысли из головы.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.