Усевшись на огромное окно, в котором давно не было стёкол, я смотрел на ночной город, искорёженный временем. Кто здесь жил? Почему тут больше никого нет? Я так соскучился по разговору, такому обычному. Мне хотелось, чтобы меня спросили «как твои дела?», я бы не открестился стандартными фразочками, а рассказал бы о всём, что меня беспокоит и неважно, кто будет моим собеседником. Пепел медленно поднимался с земли, собираясь в небольшие вихри. Когда я шёл сюда, подобного не было, ветер усиливался, если так продолжится в воздух поднимется целое торнадо из пепла и мусора, тогда придется сидеть здесь пока стихия не успокоится.

— Дурак, блин! — я стукнул по коленке и скривился.

Я спрыгнул с подоконника и подбежал к камину, его в первую очередь проверить нужно было! Ну конечно, вот оно — огниво, перед глазами лежало!

Через двадцать минут я сидел на сохранившейся толстой табуретке, заимствованной в соседней маленькой комнатушке, там похоже жила прислуга. Дровами служил шкаф, а на ноже, тонкими лоскутами висело мясо, которое не тронула плесень и поместил его рядом с огнем, стоит обработать его ещё раз хоть оно и готово. Ещё через час я жевал сухое, безвкусное мясо. Это неважно, главное ко мне медленно приходила долгожданная сытость. На улице сбывались мои худшие ожидания — поднялся сильнейший ветер, видимость не более пяти метров, сплошная стена пепла. Его задувало в разбитые окна и забивало в каждый уголок крепости, хорошо, что спать я буду под кроватью. Туда он тоже заберётся, но я хотя бы не проснусь погружённый в кучу грязи.

Стало холодно, хотя я сидел у огня, руки задрожали, кожа покрылась мурашками. В вое ветра раздался чужой голос.

— Привееет, ты пришёл, чтобы поиграть со мной? Где ты?

Детский тонкий голосок.

— Нас зовут… А как нас зовут? Ты знаешь? Давай играть, пожааалуйста. Я ХОЧУ ПОИГРАТЬ!

Я замер, не шевелясь. Шелестящий голос раздался прямо за приоткрытой дверью.

— ИГРАТЬ!

Я, запинаясь, метнулся к кровати, забрался под неё и старался не дышать.

— Я тебя найду и мы будем играть. Играть доооолго. Доооолго.

Протягивал шёпот.

— ИГРАТЬ! КОЖЕЙ!

Дверь со крипом открылась… А оно начало рявкать как адский цербер.

— Где ты!? ААААААРГх

Люстра заскрипела от визга.

— Ненавижу свет! Зачем ты зажёг огонь в моей любимой комнате!? Я НАШЁЛААО ТЕБЯ! ГДЕ ТЫ!?

Я дрожал. Огонь зажжённый в камине погас без единой вспышки.

— Я давно здесь живу, я знаю все места, где можно спрятаться.

Над кроватью раздался визг, меня придавило к полу, а ветер выл, вторя существу.

— ВЫХОДИ, ВЫХОДИ, ВЫХОДИ! Ой! Прости, что я так кричу. Я просто боюсь. Ты мне поможешь? Никто не помогает, может быть ты?

Что-то зашуршало.

— Может быть ты под кроватью???

Сердце стучало, готовое разорваться.

— Я чувствую твой страх! ВЫХОДИ! ВЫ ХО хи-хи-хи-хи…

Кровать начала двигаться в сторону, скрипя ножками по каменному полу. В тишине, с воем ветра, так продолжалось, казалось, вечность.

— Тебя тут нет? А где ты? Я тебя не убью, не бойся. Или бойся. Хи хи… хнык.

Оно заплакало детским голосом. Плакало долго, пока плач не перешёл в рёв, а затем в редкие всхлипы. Наконец, оно взвыло так, что люстра рухнула с потолка, а цветные окна вылетели, разлетевшись по комнате и осыпав её стеклом. Здесь начался настоящий ад, ветер в порывах постоянно грозился поднять моё укрыта, будто помогая существу. Треск старых досок разносился по крепости, возвращая его мёртвую жизнь.

— Где мой папа? Ты хочешь быть моим отцом!? У него было много детей, но папа плохой.

Сердце леденело. Каждую секунду, я был готов уйти в себя и рехнуться на всё жизнь, будто я мог это сделать. Адское дитё начало читать стишок:

«Кру-ци-валь всеми любимый!

Счастье! Счастье! В сердце вилы…

Игорь вафельс где-то тууут!

Игорь ли тебя зовут?»

Оно знает, что я здесь, не удивлён тому, что эта херня знает моё имя. Уже целую вечность эта херня метается по комнате, тихонько двигает кровать и всё это время, я ощущаю костлявую руку в своей голове. Десяток раз мне хотелось выйти из своего укрытия, столько же как помочь ему или убить существо, зарезав его ржавым ножом, что я до крови сжал в руке. Это сменялось тем, что во мне просыпались тёплые, отцовские чувства, я хотел обнять и успокоить его или её, а когда раз за разом я сопротивлялся этим позывам, оно входило в состояние бешенства и начинало долбить в стены так, что кирпичи крошились со стен. Чёртов эмпат, такое впечатление, что даже свистящий ветер его боится.

— Освободи меня, пожалуйся! Будь моим другом. Поиграем?

Я молчал.

— Я покажу тебе свои сокровища, у меня много игрушек.

Я молчал. Часы шли медленно, а я не произносил ни единого звука, ползая за кроватью.

Я хочу спать, ты меня утомил. Ты скучный.

Неожиданно всё утихло, в камине загорелся огонь, а на улице начал оседать пепел, тоннами оседая на земле, покрывая собой руины.

Я лежал ещё минут сорок, сжавшись как котёнок. Пора выходить? Боюсь…