Оглядываюсь и успеваю заметить на правой полосе белый внедорожник, который отдаляется. Надо бы номера на заляпанном бампере запомнить, но я перевожу напряженный взгляд на подругу. Она находится сейчас у обочины дороги, а коляску собой прикрывает. Материнский инстинкт сработал машинально. Поэтому я и доверяю рыжиков Снежке. Сама пострадает, но деток яростно защищать будет. Не то, что я, непутевая…

– Осторожнее, – рявкает она вслед автомобилю и, оттряхивая плащ от коричневых капель, бурчит себе под нос: – Придурок.

Внедорожник притормаживает, дает заднюю – и уже бесшумно возвращается к нам, останавливаясь посреди огромной лужи. Не до конца осознав, что именно произошло, я испуганно спешу на помощь подруге. Мало ли, какой псих за рулем дорогого авто.

Стекло со стороны пассажирской двери опускается, но водителя мне не видно. Зато Снежана посылает ему испепеляющий взгляд.

– Извините, не заметил вас. И эту лужу дурацкую, – доносится из салона мужской голос. Почему-то я замираю на месте, не смея сделать шаг. Пристально изучаю машину, но сквозь тонированные стекла сзади ничего не рассмотреть. Впрочем, зачем мне знать, кто внутри? – Вы слишком резко подошли, – продолжает разговаривать со Снежаной, а я так и стою чуть поодаль. – Все нормально? Может, подвезти вас?

– Это вы слишком неаккуратно водите, – парирует подруга. – Нормально, уезжайте, – отмахивается и демонстративно отворачивается. Возится с нашими малышками, которые от шума все-таки проснулись.

– Еще раз прошу прощения, – с хрипотцой повторяет мужчина. Медлит некоторое время, будто наблюдает за детьми. А потом резко трогается с места, вызвав очередную бурю негодования у Снежки.

Я же не свожу взгляда с белого внедорожника. Не понимаю, почему меня он так манит. Прокручиваю в голове голос, но он тонет в гуле бешено стучащего сердца.

Когда авто скрывается за поворотом, я поднимаю глаза на шпиль одной из высоток, что маячит вдали. Знаю, что в нескольких кварталах отсюда расположен медиахолдинг Туманова, где работает… ОН. Возможно, каждый день ездит в офис по этой дороге. Совсем рядом, но в то же время бесконечно далеко.

– Златка, запись к врачу! – вырывает меня из полузабытья Снежана, а еще Артем начинает плакать.

– Да, бегу, – спохватываюсь я, отчитывая себя мысленно: о детях думать надо, а не грезить о случайном мужчине, который провел со мной единственную ночь. И наверняка забыл. Сразу же. А я… дура!

Быстрым шагом поднимаюсь по ступенькам – и скрываюсь в поликлинике. Сейчас у меня есть дело гораздо важнее. Мой рыжик.

***

– Были какие-то травмы? Удары? – как бы невзначай уточняет врач, осматривая Артема.

– Нет, что вы, – возмущенно выпаливаю.

Неосознанно руки сжимаю на животике сына, желая развернуть его к себе, крепче обнять и от всего мира защитить, но вовремя останавливаюсь. Окулист ведь просил не делать резких движений, пока он глазки проверяет.

– Так, хорошо, – мужчина убирает приборы, но я не спешу вздыхать с облегчением. Жду диагноза и дрожу, боясь услышать что-то страшное. Непоправимое. – Тогда у меня к вам пара вопросов, – направляется к столу.

Удобнее перехватив сынишку и усадив его на сгиб локтя, покорно следую за врачом.

– У вас или у мужа в роду встречалась гетерохромия? – невозмутимо спрашивает, карту листая.

Обреченно опускаюсь на стул и часто дышу, пытаясь слезы сдержать. Но паника накатывает волнами, надвигается цунами и закручивает душу в вихрь. Не могу противостоять ей.

– Это опасно? – всхлипываю, а малыш вторит мне, впитывая негативные эмоции. Вот-вот мы разревемся вместе прямо в кабинете. – Лечится?

– Нет, зачем? – доктор смотрит на меня, как на дурочку. Я же готова в обморок рухнуть от его хлесткого «нет». – Так что, были родственники с такой особенностью? – повторяет свой вопрос четче, выделяя каждое слово.

Делаю глубокий вдох, отгоняю слепую материнскую истерику и включаю здравый смысл. Я же читала о гетерохромии вчера. Кажется, это наследственное. Но я не помню, чтобы у кого-то из моих родных было нечто подобное. Ни мама никогда не упоминала, ни бабушка. Главная наша генетическая особенность – это огненно-рыжие волосы.

Опускаю голову, заглядываю в глаза рыжика, изучаю яркие радужки. И уголки губ сами вверх ползут. Артем успокаивается вместе со мной. Цвета кажутся еще сказочнее, а взгляд – фантастическим.

Неужели от… папочки?

– Возможно, – пожимаю плечами. Плохо помню детали. Ночью я была сама не своя, а утром незнакомец спал…

– Что ж, наследственная гетерохромия, появившаяся с рождения, обычно не несет вреда, – постановляет доктор и попутно делает какие-то пометки в карточке. – На зрение не влияет и не нуждается в коррекции. Однако будем наблюдать. На всякий случай, – выписывает мне талон на следующий прием через два месяца. Очередь к нашему окулисту огромная, поэтому он заранее выделил для нас время. – Не волнуйтесь так, но и бдительности не теряйте, – поднимает взгляд на меня. – На данный момент поводов для беспокойства я не вижу. Будут жалобы – звоните, – визитку протягивает.

Радостно киваю, чмокаю рыжика в щечку, заставляя его хихикнуть, а потом подскакиваю с места.

– Спасибо вам, – выпаливаю на эмоциях.

Окрыленная хорошей новостью, покидаю кабинет. Чувствую себя так, будто миллион долларов в лотерею выиграла. Ведь самое страшное позади. Невыносимо, когда болеют дети. Даже обычная простуда для меня сродни апокалипсису. Сердце щемит при виде несчастных малышей, которые мучаются, плачут, не спят ночами… Ужасно.

Если бы сегодня Артему вынесли серьезный диагноз, я бы с ума сошла.

Но все хорошо. Хорошо!

Просто мы в папочку. Наверное…

Даже в детях ОН меня преследует. Словно незримо находится рядом.

Вздрагиваю от вибрации телефона в кармане, с трудом достаю его, едва не уронив, взглядом пробегаю сообщение от босса. И смеюсь заливисто.

Ведь я получу очередной заказ, а после его выполнения – деньги. Зарплату Туманов никогда не задерживает. Еще и премии порой дает. Я привыкла к его щедрости и стараюсь не думать, чем она обусловлена. В конце концов, я даже не трудоустроена официально, а босс и вовсе думает, что я живу в другом городе. Так что никаких подводных камней. Между нами просто работа.

– Какой отличный день, да, рыжик? – целую Артема в носик, усаживаю в коляску подруги и везу в сквер. – Давай уговорим тетю Снежану сходить в детское кафе возле цирка. Что думаешь? – беседую с сынишкой, хоть он не разбирает слов. Лепечет что-то на своем, мяукает. – Так и знала, что тебе понравится идея. Осталось обрадовать Анечку и Риту.

Дети у нас со Снежаной хоть и крохотные совсем, но – за любой шухер. И с интересом посещают новые места. Сегодня мы все имеем право немного отдохнуть и развеяться. После прогулки рыжики, может, уснут легче. Позволят мне поработать ночью.

И все-таки… Прекрасный день!

***

В квартирку на окраине города мы с рыжиками добираемся поздним вечером. И сейчас я ощущаю себя уставшей и измученной. А ведь мне еще эскиз делать. Хотя бы начать.

Освобождаю сонных детей из автокресел, беру Анечку, пока таксист достает коляску из багажника. Небрежно ставит рядом, толком не разобрав. Так что мне приходится самой это делать одной рукой, держа дочь на локте. Устраиваю ее в люльке, а следом Артема укладываю. И только потом расплачиваюсь с недовольным таксистом, который с самого начала пути постоянно торопился куда-то. Настолько, что я на секунду даже испугалась, что он с сыном моим на заднем сиденье так и умчится. Не заметит впопыхах, что ребенка я не забрала.

Бурчу противному мужчине слова благодарности, которой не испытываю, – и направляюсь к подъезду. Во дворе кромешная тьма. Видимо, опять свет выключили: электросети в районе старые, то и дело аварии случаются. Каждый раз это меня жутко нервирует, ведь я не имею постоянного доступа к интернету и не могу с боссом общаться. По поводу работы, конечно же. Ничего личного! Правда, иногда Туманов спрашивает о детях, интересуется, все ли у них нормально. Из вежливости, я думаю, но мне приятна его забота.