— Прежде всего надо, конечно, подобраться оттуда, откуда доступ легче… Это азбука нашего дела. Можно ничего и не красть. Представь, что просто отправляешься на осмотр этой усадьбы. Когда идешь на большое дело, кураж сам собой приходит… Бывает, иной только попусту куражится, а потом… Радоваться надо, что противником у нас будет не кто-нибудь, а сам Янагисава!

В действительности дело оказалось до неправдоподобия легким. Дзиндзюро и Хаято загодя проникли на подворье Янагисавы, что у моста Канда, и укрылись под покровом ночного сада. Небо было затянуто сеткой дождя, но в вышине макушка железного дерева словно излучала слабое сиянье, будто покрытая позолотой. Это десятидневный месяц просвечивал из-за туч.

Сад был поистине великолепный. Однако Дзиндзюро и Хаято пришлось бесконечно долго сидеть в зарослях из-за того, что по всей усадьбе были зажжены огни по случаю прихода гостей.

— Вишь ты, гости… Популярная личность! — тихонько прошептал Дзиндзюро.

Хаято расслышал эти слова. Что и говорить, хозяин усадьбы Янагисава и в хорошем смысле, и в плохом был одной из самых популярных личностей своего времени. Словно лодочник, умело орудующий шестом, он ловко лавировал в потоке, не зарываясь, но и не отставая от требований эпохи, соразмеряя свое продвижение с запросами эпохи и будучи предшественником выдающихся деятелей блестящего периода Гэнроку. У него была столь обостренная чувствительность ко всему новому, что он безошибочно, словно компас, реагировал на все веяния времени, да и сам выступал в качестве представителя новейших течений. Это и способствовало его беспримерному восхождению к вершинам власти и могущества. В отличие от многих вельмож при дворе сёгуна он не мог в своей карьере опереться на «былые заслуги» семьи. Предки Янагисавы прозябали в безвестности, род особой знатностью не отличался и поставлял в основном чиновников на невысокие должности, так что наследники богатых и славных семейств, естественно, должны были свысока смотреть на отпрыска столь захудалой фамилии. То, что царедворцы из старинных аристократических домов с презрением относились к Ёсиясу как к удачливому парвеню, ни для кого не было секретом. Сам же Янагисава, используя свое нынешнее положение, всячески старался завоевать симпатии дворцовой знати, не жалея для этого сил и средств. К друзьям и союзникам он был добр, но если кто-то становился ему поперек дороги, не успокаивался, пока не уничтожит и не растопчет врага окончательно. При нынешнем своем могуществе Правитель Дэва внушал всем почтение и страх. Всем было известно, что в его усадьбе близ моста Канда всегда шумно и оживленно, поскольку гости в ней не переводятся. Владелец усадьбы даже часы досуга охотно использовал для приема нужных людей. Самое замечательное было в том, что каждый из гостей уходил в полной уверенности, что хозяин питает к нему особое расположение и оказывает исключительное доверие.

— А вам раньше приходилось видеть Янагисаву? спросил Хаято, отводя взор от дома, где, судя по всему, сейчас находился вельможа.

— Да уж приходилось… А вам, сударь?

— Пока нет. Что он за человек?

— Ну, это в двух словах не расскажешь… Вы

лучше вон оттуда поглядите, со стороны. Там вроде бы окно приоткрыто, — с усмешкой ответствовал Дзиндзюро.

Хаято, тоже улыбнувшись, немного высунул голову из зарослей и пригляделся.

О Янагисаве ходили всякие слухи. Поговаривали, что иные вельможи, дабы завоевать благосклонность всемогущего сластолюбца, приводили ему на забаву своих дочерей и даже жен. Нередко бывало и наоборот: хозяин усадьбы, стремясь ублажить своего повелителя, преображался в держателя «чайного дома» с девицами и, прибегнув к услугам сутенеров из Ёсивары, усердно развлекал сёгуна Цунаёси.

Хаято думал про себя, что посмотреть на Янагисаву вблизи было бы любопытно, однако пробираться воровским манером в дом будет, пожалуй, уж слишком. И тут как раз у него над ухом прозвучало приглашение:

— Ну, зайдем, что ли?

— Да получится ли? — с изменившимся лицом спросил ронин.

— А вы считаете, не получится? Они там тоже так считают. Вот потому-то и должно получиться.

Действительно, в словах Дзиндзюро была своя логика.

— Вы, сударь, пока понаблюдайте за комнатой через это окно. А я сейчас взберусь вон туда, к ним на потолок, и подам знак.

— То есть?

— Ну, заберусь за обшивку потолка и присвистну, как пичуга. Если хозяин голову поднимет и посмотрит на потолок, значит, я там и есть.

С этими словами Паук Дзиндзюро, оставив ошарашенного Хаято, мгновенно исчез из виду. Словно черная бабочка, он мелькнул среди стволов рощи в тусклом отблеске звезд. Отвага его была поистине безрассудна.

Однако теперь Хаято волей-неволей должен был подобраться поближе к окну, чтобы оттуда наблюдать за происходящим в комнате. Собрав всю свою смелость, он, таясь под покровом зарослей, ползком двинулся к дому. Окно было отворено, и отсвет фонарей разливался по саду. Издали можно было лишь видеть, как в комнате морщинистый старик, судя по всему гость, о чем-то беседовал с человеком, который был, вероятно, не кем иным, как хозяином. Разговор, очевидно, шел о чем-то веселом, поскольку оба собеседника смеялись.

Хаято, затаив дух, вершок за вершком полз через кусты. Наконец, приподнявшись, он огляделся по сторонам, и, убедившись, что все спокойно, встал на ноги.

Вначале ему удалось рассмотреть только хозяина. На его плотном, туго обтянутом кожей лице, застыло довольное, благожелательное выражение, с губ не сходила легкая улыбка, а взгляд вельможа явно отводил в сторону, чтобы не встретиться глазами с собеседником.

Гостю на вид было за шестьдесят. Его худощавое, не по-стариковски неприветливое лицо находилось в постоянном движении, так что можно было догадаться, как реагирует гость на слова хозяина.

— Да это Кира! — безошибочно определил Хаято. И действительно, гостем был сам главный церемониймейстер двора.

У Кодзукэноскэ Киры были особые отношения с могущественным фаворитом. Войдя в ближайшее окружение Янагисавы, он не только оказывал своему покровителю всяческое содействие, рассказывая в приватной беседе о предстоящих выездах сёгуна и прочих важных планах, но и посвящал его в подробности жизни императорского двора в Киото, которые были досконально известны Кире от его сановной родни. Сведения о перемещениях при киотоском дворе сулили Янагисаве неоценимую пользу. К подобного рода информации Правитель Дэва относился с повышенным вниманием.

Хаято глянул на потолок комнаты. Он не знал, откуда Дзиндзюро собирался проникнуть в помещение, но невозможно было поверить, что этот человек действительно собрался прогуляться по обшивке потолка в гостиной. То, что его напарник отважился на подобное предприятие, придавало и Хаято дополнительной уверенности. Неужели Дзиндзюро действительно проберется в совершенно незнакомый дом и, как паук, устроится прямо над головами этих людей в гостиной?

— Ну, когда же? Сейчас? Вот сейчас, наверное? — ждал он, затаив дыхание.

Тем временем собеседники в комнате, как видно, поменяли тему разговора, и до слуха Хаято донеслись слова хозяина:

— Ну, а как там дела у Асано?

— Ох, не хочется об этом и говорить! — отвечал Кира, придав лицу куда более трагическое выражение, чем того требовали обстоятельства.

— Право, настоящий «деревенский даймё»… В придворном этикете ничего не смыслит. Считает, должно быть, что самураю одной силы довольно. Как-то уж ему слишком повезло — назначили распорядителем по приему императорских посланников. Мне как главному церемониймейстеру двора теперь тяжеленько придется.

— В самом деле?

— Да уж, у этих самураев во всем так: если он чего и не знает, то нисколько того не стыдится…

— Хм, печально… Ведь он еще молод. И выглядит так, будто спит и видит незыблемые устои небесной справедливости. Такие типы встречаются нередко. Значит, не хочет понять Асано, что времена переменились?

— При нынешнем положении вещей, ваше сиятельство, даже когда все идет гладко, важно не забывать о возможных неприятностях. У нас сейчас правление мирное, все течет себе помаленьку, дела идут ни шатко, ни валко… Что же касается церемонии приема императорских посланников, то в этом деле все правила прописаны, нормы определены… как я полагаю. Тут все формальности важны, никакими мелочами этикета пренебрегать нельзя. В том-то вся и сила, что государственное наше управление зиждется на упорядоченном церемониале. А князь, как бы это сказать, духа времени не разумеет — ну, что с него возьмешь, с провинциального самурая… Едва ли он будет полезен при дворе… Хуже всего, что он внимания ни на чьи советы не обращает, делает все наперекор, по своему усмотрению, а знающих людей ни в грош не ставит, — огорченно заключил Кира.