Сёгун предоставлял даймё определенную самостоятельность в управлении их уделами, но требовал взамен безоговорочного подчинения и соблюдения единых государственных законов, а также установлений, вошедших в «Уложение о самурайских родах» («Букэ сё хатто», 1615 г.). Строжайше регламентировалось право наследования, отношения между сюзереном и вассалами, правила поведения в быту. Малейшее проявление неповиновения строго каралось. Смертная казнь была распространенной мерой наказания как для рядовых самураев, так и для властительных князей. Однако, как правило, самураям — за исключением злостных преступников — разрешалось уходить из жизни путем самоубийства. В приговоре обычно значилось просто «сэппуку», то есть харакири. Если харакири совершалось без спешки, с соблюдением соответствующих церемоний, в нем обычно принимал участие ассистент-кайсяку, который из гуманных соображений отрубал голову несчастному сразу же после того, как тот вонзал короткий меч себе в живот. В случае совершения сэппуку семья и близкие приговоренного обычно были избавлены от наказания. Впрочем, бывали и исключения — как в случае с князем Асано, когда за провинность господина должны были расплачиваться все его вассалы и родственники.
Столь же строгому контролю подлежали храмы и монастыри, многие из которых в эпоху феодальных распрей обладали существенным политическим и военным влиянием.
Органами законодательной, а одновременно и исполнительной власти в системе управления бакуфу были Совет старейшин (родзю) в составе пяти-шести членов из высшей знати (этот совет занимался решением судьбы ронинов в романе) и Младший Совет (вакатосиёри) в составе трех-четырех человек из знати рангом немного ниже. Доверенные лица, в основном из числа хатамото, назначались на должности градоправителей (мати бугё), казначеев, управителей больших замков, наместников некоторых земель и т. п.
Особая роль принадлежала главе Охранного ведомства (омэцукэ), который отвечал за безопасность государства. В городах и селеньях была налажена образцовая система открытого полицейского надзора, которая дополнялась эффективной системой тайного сыска и доносительства — что и показано в романе. Популярной мерой поддержания порядка было введение в деревнях, а отчасти и в городах, круговой поруки и коллективной ответственности в рамках пятидворок. Сети слежки были раскинуты так широко, что любая попытка заговора пресекалась в зародыше. К тому же создание любых группировок с сомнительным целями классифицировалось по закону как «преступный сговор», за что наказанием служила смертная казнь. В конце концов именно на основании этой статьи закона и был вынесен приговор сорока семи ронинам.
Гарантированный драконовыми законами правопорядок в государстве именовался Великим миром, поддержание которого токугавское правительство почитало своим священным долгом. Для того чтобы никакие внешние влияния не отвлекали граждан от исполнения их обязанностей и неукоснительного соблюдения законов, было принято решение о закрытии страны и насильственном выдворении всех иностранцев, которые в течение нескольких десятилетий довольно успешно насаждали в Японии христианство и пропагандировали западные науки. Указом сёгуна от 1612 г. христианство было запрещено. Окончательный и бесповоротный запрет, сопровождавшийся жестокими гонениями на христиан, последовал в 1637 г. Вплоть до 1860-х гг. Япония оставалась фактически закрытой страной, и минимальные контакты с Западом поддерживались только через голландскую факторию в Нагасаки.
Сёгунат законодательно закрепил существование четырех сословий: самураев, крестьян, ремесленников и торговцев. Это деление было заимствовано из старых китайских предписаний, а в действительности «третье сословие» было смешанным. Горожане предпочитали не разграничивать ремесленников и торговцев, тем более, что многие ремесленники содержали собственные лавки, хотя существовала и категория богатых купцов. Кроме четырех сословий была еще придворная аристократия (кугэ) в Киото и каста париев эта. Переход из низшего сословия в высшее, самурайское, был в эпоху Эдо практически невозможен, хотя раньше в истории такие случаи были нередки. Доминирующим сословием было признано самурайство, которое занимало на социальной лестнице несравнимо более высокое положение по сравнению с крестьянами и горожанами. Самураям надлежало быть приписанными к определенному клану или непосредственно к ставке сёгуна и нести военную, а иногда и гражданскую службу, получая от сюзерена жалованье. Проживали самураи обычно либо на территории замков, либо в своих усадьбах и домах в призамковых городах. Для мещан районы проживания обозначались особо. Разница сословий поддерживалась в стиле, покрое и цветах одежды, в моделях сложных причесок, в образовании и воспитании, в языке и обычаях. Главной привилегией самурая было ношение двух мечей — большого и малого. Наряду с воинскими искусствами самураям предписывалось усердно изучать философию, словесность и некоторые виды изящных искусств. В эпоху Токугава такое совмещение именовалось «Двуединый путь Воинского и Гражданского начал» (Бумбу рёдо
или Момбу рёдо).
В случае, если самурай по каким-либо причинам утрачивал сюзерена или был уволен со службы, он терял жалованье и превращался в ронина, беспризорного бродягу, что было величайшим несчастьем для профессиональных воинов, тем более в мирное время (что и произошло с героями романа). У ронина был шанс найти нового господина, но для этого требовались рекомендации влиятельных лиц. У тех, кто постоянной службы найти так и не сумел, оставалось не так уж много возможностей: скитаться по стране, осесть где-нибудь в городе и преподавать воинские искусства, каллиграфию, игру в го, деклассироваться и перейти в купечество, просто заняться разбоем или пойти в наемники-ниндзя.
Идейной опорой токугавского режима стало конфуцианство — точнее, неоконфуцианство в интерпретации китайского ученого Чжу Си (1130–1200), адаптированное к японской действительности выдающимся мыслителем Хаяси Радзаном, который в 1607 г. стал советником сёгуна Иэясу, и его последователями.
Поскольку конфуцианство в принципе есть учение о добродетели, токугавские власти с самого начала придерживались в управлении довольно прямолинейного принципа — «поощрения добра и наказания порока» (кандзэн тёаку). Так, в целях улучшения нравов «веселые кварталы» были выделены в особые «резервации», отделенные от основных районов города. Самураям воспрещалось посещать прибежища разврата (но этот запрет, разумеется, не соблюдался). Запрещены были азартные игры. Предпринимались попытки запретить театр Кабуки, но дело кончилось изгнанием из Кабуки актрис, которые служили источником соблазна для зажиточной публики, и заменой их мужчинами или юношами-вакасю. Эта мера, кстати, привела к возникновению моды на вакасю и необычайному распространению мужеложства. Жестокая цензура старалась пресечь все проявления фривольности в литературе и гравюре укиё-э — что, в свою очередь, вызвало небывалый бум эротического искусства. Велась активная борьба с «излишествами» в быту, вводились всевозможные «запреты на роскошь» в одежде и жилищном строительстве (о чем упоминается в романе). Однако жизнь брала свое, и городская культура Эдо проявляла все большее тяготение к бытовому комфорту, оставив в наследие грядущим векам великолепные образцы роскошного платья, оружия, лаковой утвари. На фоне общего «падения нравов» добродетельным самураям в теории отводилась роль блюстителей нравственности, с которой они в действительности справлялись не слишком успешно.
В эпоху подъема городской культуры и расцвета искусств, апофеозом которой и стали года правления Гэнроку (1688–1704), когда и разворачивается действие романа, усилия властей по ограничению роли купцов и ремесленников в жизни общества большого успеха не имели. В области изящных искусств сословные различия не действовали. В школах хайку и живописи, в оружейном ремесле и в театре бок о бок творили выходцы из самурайства и мещане. Тем не менее признанные сословные привилегии самураев и поощряемый властями культ самурайских добродетелей призваны были сделать самурайское сословие основой режима и носителем «национальной идеи» в эпоху «великого мира».
