Yoko Shimada
«Ронины из Ако»
Книга третья
Глава 38. «Истинная Драгоценность»
В то утро Ясубэй Хорибэ стал обладателем подлинного сокровища — чертежа усадьбы Киры. Дело было так. Он проследил и выяснил, кто был прежний хозяин усадьбы, проживавший здесь до того как Кира, уйдя в отставку, перебрался сюда из призамкового квартала Гофукубаси. Им оказался сёгунский вассал-хатамото по имени Нобориноскэ Мацудайра. Он же и строил все подворье. Ясубэю стоило немалых трудов отыскать плотника Торё, который тогда был у Мацудайры подрядчиком. В конце концов чертеж усадьбы был извлечен из вороха старых бумаг, среди которых он валялся в шкафу у плотника. Ясубэй вернулся в домишко в пятом квартале Хаяси-тё не чуя под собой ног от радости. Делившие с ним кров Окаэмон Кимура, Кампэй Ёкокава, Сёдзаэмон Оямада и Сэйэмон Накамура не могли поверить такому везенью.
Сгрудившись вокруг изрядно помятого листа бумаги, они шумно обсуждали находку.
— Наверное, кое-что там перестроили. Надо бы выяснить, что там нового, и добавить в чертежи, скромно заметил Ясубэй, нарочито преуменьшая важность своего приобретения.
— Да что уж там! Потрясающе! Один этот чертеж стоит тысячи солдат! — восторженно отозвался Кампэй.
— Надо поскорее показать командору!
— Конечно, только давайте себе оставим копию. Оямада, сможешь срисовать?
— Будет сделано! — согласился Сёдзаэмон и, приняв чертеж, уселся за столик.
Как раз в это время подоспел Кохэйта Мори.
— Ты где был? — полетели к нему вопросы со всех сторон, но Мори только отмахнулся и хотел было уже скрыться в своей комнате, когда Кампэй его окликнул:
— Иди-ка сюда — покажем любопытную вещицу. Если тебе сейчас спать охота, вот увидишь, сон как рукой снимет!
Он взял со стола чертеж, который перерисовывал Сёдзаэмон, и бережно развернул у Кохэйты перед глазами. Тот взглянул без особого интереса, прочел название и спросил:
— Ну, усадьба Мацудайры… А какого именно Мацудайры усадьба?
— Нобориноскэ Мацудайры. Сейчас в ней проживает некий старец по имени Кодзукэноскэ Кира.
— Что?! — воскликнул Кохэйта и кровь бросилась ему в лицо.
Перед ним был чертеж той самой усадьбы, в которой он побывал прошлой ночью. Глаза Кохэйты забегали по чертежу, пытаясь отыскать на схеме то место у задней стены усадьбы, где он приставил лестницу и перебрался во двор. Найдя это место, он тщательно проследил весь свой путь по тропинке от стены к дому.
— Отличается довольно сильно, — наконец сказал он к всеобщему удивлению. — Вот тут никакого просторного двора нет.
— Ты-то откуда знаешь?
— Да я туда вчера ночью забрался.
— Не может быть!
— Нет, правда, пробрался туда и кое-что высмотрел… Правда, немного. Вот тут вроде флигель был. Точно, был.
— А ты не ошибаешься, Мори?
— Что ж, я врать буду, по-твоему? Эх, жаль! Если б только у меня этот чертеж вчера был, когда я туда отправился! Теперь-то уж вряд ли туда проберешься. Они там после вчерашнего переполошились, часовых, небось, расставили. Нет, теперь никому туда не пройти. Вот черт! Теперь все пропало! Как скверно получилось! — сокрушенно вздохнул он, повесив голову.
— Послушай-ка, Мори! — подбодрил его Ясубэй, Ты лучше расскажи, как все было. Пропало или не пропало, это мы еще поглядим. Ты скажи, как ты туда пробрался-то?
— Сейчас расскажу, конечно, только прежде хочу перед всеми повиниться. Вот такой я шальной! Хотел разузнать, есть там Кира или нет — вот и полез… Правда, этого все равно выяснить было нельзя — ну, я и решил: попробую хоть разузнать, есть ли охрана. Взял и сам же их нарочно разбудил. Теперь они, наверное, охрану усилили. И как я об этом не подумал?!
— Н-да! — с озабоченным видом сказал Ясубэй. — Но ты рассказывай поподробнее.
Через Тюдзаэмона Ёсиду Ясубэй передал добытый чертеж Кураноскэ. Наконец-то на карте, которую они немалыми стараниями вычерчивали с Тюдзаэмоном, исчезло белое пятно в квартале Мацудзака. Однако пока было неизвестно, что именно и как перестроили в усадьбе при Кире. Если верить слухам, то там, опасаясь нападения ронинов, вырыли подземный ход да еще понастроили вращающиеся стены, как в театре Кабуки, чтобы сбить с толку противника. Еще там построили казарменный барак для охраны и укрепили ограду, так что те места, где раньше можно было перелезть, теперь стали неприступны.
Все это, конечно, хотелось бы разузнать поточнее. Если бы только удалось выяснить это, да еще установить, где располагается спальня Киры, а также где он в действительности находится, то ударить можно было бы в любой момент. Въедливый Тюдзаэмон Ёсида дни и ночи проводил за своей картой, тщательно обдумывая, откуда и как лучше подобраться и сколько где может потребоваться людей, а также каким путем Кира в случае опасности может искать спасения. Он выводил из сравнений наиболее вероятные варианты развития событий и на их основании вырабатывал стратегический план штурма.
Услышав о похождениях Кохэйты Мори, Кураноскэ улыбнулся:
— Слишком нетерпелив!
— А что если все-таки еще раз послать Мори? — вмешался сидевший неподалеку Дзюнай.
— Зачем? В наказание за прошлое самовольство, что ли? — рассмеялся Кураноскэ. — Впрочем, в нашем положении любая мелочь пригодится — пусть разведает.
— Так я ему передам.
— Уж пожалуйста! Только скажите, чтобы себя поберег. Жалко будет потерять даже одного из наших, — заключил Кураноскэ.
Дзюнай немедленно отправился выполнять поручение.
Кураноскэ тем временем нагнулся над столиком посмотреть карту, которую продолжал усердно изучать Тюдзаэмон, как вдруг взгляд его упал на письмо, которое Дзюнай начал было писать перед уходом, да так и оставил впопыхах:
«И как же глубоко тронули меня твои стихи! Слезы так и лились. Памятуя о том, что люди на меня смотрят, я все же снова и снова твердил их нараспев. Твои стихи просто великолепны. Лучше моих. Ни в коем случае тебе не следует бросать поэзию — пожалуйста, продолжай слагать стихи!»
Письмо было адресовано оставшейся в Киото жене.
Кураноскэ был сконфужен оттого, что невольно прочел чужое послание, и в груди его ожили воспоминания о доме Дзюная в Киото, куда ему частенько доводилось заглядывать по утрам после ночных загулов в Симабаре и Гионе. Поскольку из молодежи в доме никого не было, все в нем было выдержано в строгих неярких тонах, и во всем чувствовались покой и благость, словно погружаешься в глубину прозрачной криницы. И со стороны было видно, какой завидной жизнью жили, встречая вместе треволнения сего бренного мира, в этом тихом уединенном доме престарелые супруги — спокойный, уравновешенный старец и его благоверная, обаятельная и утонченная старушка.
— Ёсида, пойдем-ка ко мне в комнату, — пригласил Кураноскэ, поднимаясь на ноги, и вышел, осторожно задвинув за собой фусума, словно покидая священное место, куда не должна ступать нога смертного.
И тут от избытка чувств Кураноскэ захотелось самому написать письмо жене Дзюная.
«Желаю здравствовать, сударыня. Знаю, что Вы часто осчастливливаете Дзюная письмами, отчего и мне радостно на сердце. Сам же Дзюнай пребывает в добром здравии и отменном расположении духа. Мы с ним сейчас делим кров и живем душа в душу, к обоюдному нашему удовольствию. Ничто не омрачает нашего здешнего существования, так что не извольте ни о чем тревожиться. Как я уже замечал и ранее, не только сам почтенный Дзюнай, но и все члены его рода выказывают необычайное радение, обнаруживая беспримерную верность долгу. Сия благородная устремленность, коей сам я могу позавидовать, пребудет в памяти грядущих поколений…»
Кохэйта Мори получил важное задание, чему бесшабашный храбрец весьма порадовался. В тот же вечер он отправился на дело. Однако, как он и ожидал, после вчерашнего переполоха охрану усадьбы Киры значительно усилили. Еще днем от Ёгоро Кандзаки пришло предупреждение, что вокруг усадьбы расставлена ночная стража и надо соблюдать сугубую осторожность. Кохэйта хотел днем выспаться, но у него ничего не вышло слишком много приятелей приходило с советами и предложениями. Даже проживавший неподалеку престарелый Яхэй Хорибэ явился пожелать Кохэйте, чтобы тот держался молодцом. Вечером Кохэйта покинул свое временное пристанище вместе с Сёдзаэмоном Оямадой. Поскольку, по его мнению, было еще рано, он предложил Сёдзаэмону завернуть в чайную у моста, где они и расположились за бутылочкой сакэ. Кохэйта на сей раз тоже был переодет в мещанина, и оба приятеля, мирно распивающие вино, были вовсе не похожи на отчаянных искателей приключений, идущих на смертельно опасное дело. Кохэйта сам был не прочь пропустить стопку-другую, но он и предположить не мог, что Сёдзаэмон так здоров пить.
