Праздник всё-таки случается в факультетской гостиной, где младшекурсники развешивают поздравительные плакаты, переливающиеся всеми возможными цветами, расставляют яркие сладости и батареи бутылок сливочного пива. Кто-то, как всегда, раздобыл огневиски, кто-то водрузил на стол радиоприёмник, нежно свистящий популярную мелодию. Выпускают фейерверк – маленького дракончика, который кувыркается под потолком и плюётся разноцветными искрами, и кажется, что гостиная пылает алым именно из-за него.

Сириус забирается в кресло и встаёт там, поставив одну ногу на подлокотник. Голоса затихают.

- Мы стали взрослыми в дерьмовый, дерьмовый год, - провозглашает Сириус сильным голосом, поднимая стакан виски. – Но ребята правы, - элегантный поклон в сторону активистов с пятого курса, - это не повод лишать себя праздника. Нас не запугать. Мы сильны, пока едины. За Гриффиндор!

- За Гриффиндор, - стройно, единым духом отзывается гостиная.

Лили успевает отвлечься и даже потерять из виду Джеймса – хотя, его потеряешь, ищи в самой гуще народа, - когда к ней подходит Элис. Она хмурится и наклоняется к уху Лили.

- Выйди-ка на минутку, там тебя очень ждут.

Лили вскидывает взгляд – уточнять не надо.

Что нужно от неё Северусу? Или он всё-таки решил её поздравить?..

Он стоит в полутьме коридора, как два года назад. У Лили почему-то сердце стучит в горле, когда она выскальзывает из-за портрета Полной Дамы. Подойдя ближе, она замечает, что у Северуса непривычно прямая спина и странно блестят глаза. Видимо, в гостиной Слизерина тоже праздник полным ходом… У самой Лили шумит в голове от выпитого – разговор не предвещает совершенно ничего хорошего.

И точно.

- Почему Поттер, Лили?.. – спрашивает Северус без приветствий и предисловий.

Лили опускает глаза. Что тут ответишь? Она не планировала специально. Не ждал же Северус, что она всю жизнь будет одна? Было бы ему легче, если бы она выбрала кого-то другого, не Джеймса?

Северус шагает навстречу, нежно отводит её волосы от лица.

- Почему, Лили?

- Потому что не ты, - говорит Лили прежде, чем успевает осмыслить. Дурацкий разговор, и вообще всё по-дурацки.

Северус прикрывает глаза – должно быть, ему так проще держать себя в руках, чтобы продолжать спрашивать:

- А почему не я, напомни-ка мне?

- Потому что не я, Северус, - раздражённо отвечает Лили. Неужели в ситуации между ними всё ещё есть что-то, что ему не очевидно?

- Хочешь сказать, это я виноват, - тон у Северуса выходит слишком уж ровный.

Она смотрит в его лицо и впервые в жизни не понимает по нему ничерта. Он винит её? Или соглашается с ней и корит себя? К чему вообще этот странный разговор? Каждый из них выбрал свой путь, поздно отказываться, бесконечно, бесконечно поздно… С этой мыслью Лили отступает на шаг, собирается с духом и припечатывает:

- Мне противны эти пьяные мелодрамы. Поздравляю с окончанием школы, Северус.

Полная Дама ворчит насчёт шляющихся туда-сюда, и заостряющийся световой клин отсекает Северуса по живому.

В гостиной шумно и душно, то и дело раздаётся многоголосый хохот, Лили не успевает сделать и пары шагов, как натыкается на зачарованный бумажный самолётик, который, ударившись ей в висок, продолжает кружить над её головой. Почему-то ребята смеются, а Сириус кричит через всю гостиную:

- Сохатый, ты не против, я поцелую Лили?

- Давай без вольностей там, - отзывается Джеймс, который выполняет свой фант – заплетает в косички бахрому на шторах, руками, без магии.

- Я не играю, - протестует Лили, но поздно.

- Мы и не играем. Играют – нами, - совершенно серьёзно заявляет Сириус, глядя совсем близко чуть расфокусированными глазами, и чмокает её в губы под улюлюканье ребят. Лили качает головой: детские игры, взрослые фразы, он вообще понимает, что говорит?

Она поднимается в спальню почти сразу – всеобщее внимание схлынуло так же быстро, как накатило. Постель прохладная, а в груди – тянущая тоска без конкретной причины: всё вместе остро не так уже сейчас, а надвигается тревожное завтра… Лили сворачивается под одеялом и прячет лицо в ладони. Элис приходит очень скоро и ни о чём не спрашивает, но укладывается рядом и обнимает, и от этого становится чуточку лучше.

========== Глава 2 ==========

Джеймс стягивает мантию так, что сразу становится ясно – он раздражён. Впрочем, он и не таится.

- Ты же знала всегда, - бросает он обвинительно. – Это ещё в школе было ясно – рано или поздно Снейп примет Метку. Так что у тебя с лицом?!

- Он был моим другом, Джим.

Меньше всего на свете Лили хотелось бы обсуждать это с Джеймсом. Он не поймёт, что бы она ни объясняла, просто потому что он не в состоянии понять. У него рушится балка, когда речь идёт о Северусе Снейпе, так было всегда и, похоже, это не изменится.

- Он убийца. А ты… жалеешь его?!

- Я жалею мальчика. Талантливого, хорошего – самого лучшего – мальчика, которого больше нет. И мне, Джим, наплевать, что ты думаешь по этому поводу.

Она хлопает дверью ванной так, что звенят на трюмо флаконы.

Конечно, она жалеет! Это же Северус!

Северус, который смотрел на неё украдкой, восхищённо и нежно; который нёс её на руках через огромную лужу в Паучьем тупике, не стесняясь прохожих и взглядов из окон; который складывал руки на груди, чтобы накрыть её пальцы своими, когда она держала его под локоть; который выпрямлялся и начинал светиться, когда видел, что она ему рада, что она им восхищается и гордится; который горячился и отчаянно старался, чтобы это заслужить…

«Любимая, ты моя любимая»…

«А почему не я, Лили?»…

Она прижимает пальцами переносицу. Плакать нельзя. В спальне Джим, и рыдать за дверью о Северусе – отвратительная идея, как ни посмотри. Лили заставляет себя подумать о других вещах – после собрания Ордена тем для осмысления всегда хоть отбавляй, и пускает воду.

Джим сидит, опираясь на столешницу локтями, чуть сгорбив спину, и Лили, входя в кухню, оглаживает его фигуру взглядом. Устраивать холодную войну смысла нет, поэтому Лили подходит и кладёт руку Джиму на плечо. Он разворачивается так, чтобы удобно было её обнять.

- Я люблю тебя, Лили.

Это «извини».

- Я знаю, Джим. Я тоже тебя люблю.

Она снимает с него очки, чтобы нежно поцеловать в веки.

***

То, что Элис разведёт её на разговор, Лили понимает уже тогда, когда Элис стягивает пальто – по выражению лица или глаз, но ясно кристально. Лили смиряется и ждёт, хотя помогать ей выводить беседу на нужную тему не собирается.

Элис почти сразу переодевается в пижаму – она сегодня остаётся с ночевой, Джим на задании Дамблдора.

- Хочу есть, - объявляет Элис, завязывая пояс халата.

- И выпить? – улыбается Лили. Пожалуй, с алкоголем ей и правда было бы проще.

Элис отрицательно качает головой, глаза у неё хитро прищурены:

- Нет. Мне теперь нельзя.

Лили понимает не сразу, а когда всё-таки соображает, у неё даже наворачиваются слёзы.

- Ты чего? – с улыбкой обнимает её Элис.

- Да ну тебя… я же тебя помню круглолицей девчушкой на табуретке во время распределения! А теперь ты будешь мамой, а там оглянуться не успеем – будет крошка Лонгботтом Распределяющую шляпу надевать…

- Это ещё нескоро, - улыбается Элис.

- Поздравляю вас, Элис! Такая радость!..

Элис, кажется, тоже хочется расплакаться, правда, вряд ли дело только в бурном счастье. Разумеется, она счастлива, но носить ребёнка во время войны и каждый день бояться за него, за его отца – за себя, в конце концов… Лили обнимает подругу крепче, и обеим ясно, что объятие не про поздравления.

- Так, - собирается Элис, смахивая всё-таки выступившие слёзы. – Корми нас! И рассказывай, что это с тобой на прошлом собрании приключилось.