— Однажды я увидел твою фотографию, где ты танцуешь, и задумался. Вспомнив греческие мифы, вспомнив мои эмоции от «Таис Афинской» Ефремова, я в эту же ночь набросал черновик. Натура для ритуального танца у меня была, но оттуда я позу лишь частично взял, да и план там другой был. Красил недели три после работы и на выходных… Но это уже более старый рисунок, ему года два. Думаю, переборщил немного с яркостью этих огней. Ты должна быть немного более таинственной.

— Здорово… И этот свет, кстати, очень красивый, я бы даже не подумала, что он слишком яркий. Эти тени такие натуральные, и особенно волосы. Когда я с телефоном в руках прохожу в темноте мимо зеркала, меня порой аж дёргает от испуга… У тебя получилось так умиротворённо, что мне снова захотелось танцевать, — говорит Лета, замечтавшись.

Пока она молчит, я решаюсь рассказать ей об этом рисунке, о процессе создания.

— Мне нравятся твои кудри. Это невероятно сильное упражнение. Теперь могу нарисовать почти любые волосы… Сложнее только ещё более кудрявые, афро-косички всякие… Тело не сложно было изобразить даже в точности, ведь я знал твои уникальные черты. Всё как-то само родилось и в голове, и на листе… Мне нужна была танцовщица, и я понял, что лучше тебя никого не смогу нарисовать. Движение было самым сложным элементом, поэтому, переключаясь на окружение, я чувствовал, как голова и руки отдыхают. Но, конечно, приятно было возвращаться к твоим ножкам.

— Господи-Боже, — протягивает Лета, широко улыбаясь. — Я рада, что выгляжу в твоих глазах так… возвышенно… Наверное, такое ощущение складывается из-за плана спереди. Моё лицо здесь хоть и не крупное, но видно, что я спокойна и свободна.

— Грация и точность. Мягкость и плавность движений. Спокойствие и свобода, ты права! Я старался выпендриться перед самим собой, пока писал это. С диким вдохновением. Одну ночь даже не спал. Был мёртв, но счастлив, когда закончил!

— Спасибо, — снова улыбается мне Лета, сверкая зубками и кладя второй портрет поверх первого.

— На самом деле, не все твои образы такие элегантные. На каком-то наброске ты просто загораешь попой к зрителю, а где-то сидишь перед ноутом.

— Мда, — хихикнула Лета. — Ну почему бы и нет. Попа — такая же часть тела, как и остальные. Хотя, признаюсь, мне куда приятнее, что на больших работах ты показываешь, что во мне есть что-то более… привлекательное! К тому же я понимаю твое внимание, если это не порнография.

— Что ты! Никакого прона!

— Вот и славно, — кивает она, беря в руки очередной эскиз. — А ты не думал заняться рисованием профессионально?

— В смысле профессионально? На Бусти? — называю я первую платформу, что приходит на ум.

— Типа того, — пожала плечами она, сосредоточенно вглядываясь в очередную картинку.

— Ну, может быть. Это от меня далеко не убежит. Но как-то глупо увольняться сейчас и жить только на такой заработок. Нужно разгоняться уже сейчас, чтобы года через два иметь фанбазу, которая сможет на третий год меня поддерживать хотя бы на пятьдесят тысяч в месяц. Но опять же. В электронке я не рисую, а для фанатов предпочтительнее именно она.

— Может быть, тебе просто нужно оборудование, чтобы делать хорошие снимки своих настоящих работ? — показывая мне очередной неплохой рисунок, говорит она. — Вести стримы, как ты творишь…

— Может быть. Я уже некоторое время думаю над этим, но, чтобы этот процесс был продуктивен, нужно не только съёмку производить нормально, но и освещение ставить подходящее, рабочее место преобразовывать, а это ощутимые разовые траты. Их надо готовить пару дней минимум. Возможно, заказывать что-то заграничное.

— Я считаю, у тебя правда хорошие перспективы, даже если ты не сможешь первое время достаточно заработать на этом. Я могла бы помочь с раскруткой… в какой-то степени.

— Спасибо. Подумаю над этим пару недель, — киваю я, едва сдерживая довольную улыбку.

…

Не сказал бы, что для меня каждая работа дороже золота. Наверное, из-за того, что Лета тоже рисует, она невольно меряет меня по себе и пытается понять, как художник художника. Она внимательна к каждой картинке и неустанно замечает что-то новое и интересное, даже если это эскиз. Это внимание и постоянство греет лучше любых комплиментов, оно вдохновляет и заставляет смущённо улыбаться.

Стопка с двумя картинами частенько притягивает её взгляд, она очень хочет найти себя ещё где-нибудь, и у неё ещё остаётся минимум три возможности пополнить её неплохими, на мой взгляд, работами, пусть и не самыми серьёзными.

…

— О! вот и я, — обрадовалась Лета, разглядывая картинку, где она сидит по-турецки перед ноутом, освещённая лишь светом монитора, хмурясь и опираясь локтями на собственные пятки.

— Очень мило, Лёш. Я, бывает, так и сижу, когда домой работу брать приходится. Часами так графики и таблицы изучаю, считаю числа, формулы, статистику, базы данных перелопачиваю. Никогда бы не подумала, что ты можешь так живо представить то, как я гроблю осанку.

— Просто однажды задумался над чем-то, когда понял, что не хочу ничего смотреть или читать… А потом вспомнил о том, что ты аналитик. И тут сразу такой свет перед глазами, ты в этих шортах и футболке, волосы в хвост и думаешь, хмуришься. Особенно сложно было прикидывать твою одежду, конечно. Но вроде получилось проработать, как думаешь?

— Да. Очень похоже. Правда, теперь мне жаль, что у меня самой нет таких шорт, — улыбнулась девушка, и, слегка покраснев, добавила: — Обычно без штанов хожу, когда одна.

— Я тоже.

Лета хихикает в ответ. Я чётко вижу, как она польщена моими рисунками, но пока не знаю, как она относится к тому, что я рисовал её, когда мы совсем не общались. Не подумает ли она, что я влюблён в её внешний образ?

— Если тебя мучает вопрос, ты ли это, или это просто твоя оболочка с чужой душой, то не сомневайся. Это именно ты, по крайней мере для меня. Я считаю, что ты способна на всё то, что я изобразил. Просто я не думал, что ты увидишь эти рисунки, а теперь я понимаю, что у меня покалывает за ушами, когда я вижу твои портреты у тебя в руках. Может, стоило их в самый конец положить.

— Я тоже часто вспоминала о тебе. Не переживай, я и не думала, что это может быть просто образ! Ты с такой точностью прорисовываешь эти чёртовы морщинки, брови и эмоции, что я просто словно в зеркало смотрю! — говорит она, откладывая рисунок и хлопая в ладоши…

Она не может справиться со смущением и возбуждением, надеясь увидеть себя ещё на нескольких листах. А мне становится стыдно, что я в этом её разочарую. У меня ещё есть идеи относительно этой милой коротышки, но не хочу начинать без настроения. Может быть, она захочет прийти в гости ещё раз. Тогда я успею обрадовать её чем-то новеньким.

…

Лета некоторое время молча рассматривает рисунки, кивает многим из них. Вообще как-то странно сидеть на полу, обложенном собственными работами. Словно участвуешь в подготовке выставки, а рядом твой куратор, готовящий ассортимент.

— Я тебя заставлю больше рисовать. Понял? — обернувшись ко мне, уведомляет Лета.

— Угу.

— Ну где же там моё нагретое филе, м?

— Неужели ты так давно его не видела?

— Около полугода назад я была на пляже, лежала вся такая в купальнике на животе, подставила солнцу спину. И как начали ко мне парни подкатывать. Хорошо, что я с подругами была — они помогали мне разворачивать восвояси особенно надоедливых. Но я тогда была в долгих отношениях и не хотела ни с кем флиртовать, поэтому неплохо научилась динамить. Это было так весело! Мы с Лесей даже притворялись парой, чтобы от нас отстали.

— Мне тут одна идея в голову пришла.

— Потом мне покажешь?

— Естественно.

— Постой, а откуда ты её знаешь? — опомнилась Лета, подозрительно взглянув на меня.