Without your television…»
Комментарий к Stripped
В данной главе представлены строчки из песни “Stripped” британской группы Depeche Mode (1986-го года).
========== Яблоневый сад ==========
Комментарий к Яблоневый сад
Данная глава получилось очень большой по сравнению с предыдущими, но, надеюсь, вам всем она понравится :)
P.s. “Спасибо” тут только 7 раз появляется! :D
Когда я начинаю подпевать, Лета вздрагивает и застывает, обняв плечи. Гулкий стук часов мешает услышать её глубокое дыхание, но я всё же чувствую его, вижу через махровую ткань халата.
Её очень тронуло то, что я узнал песню и подпел. Это позволяет торжествовать и заставляет улыбнуться.
Через некоторое время Лета оживает и возвращается к поиску. Она касается каждой дверцы, гладит ручки шкафов, тумб и стола. Девушка скидывает тапки и щупает пальцами ног мягкий ковёр, что устилает почти весь пол комнаты. Волнуется… Или ей действительно жарко?
— Красивый педикюр.
— Сама делала, — бормочет она и становится в нерешительности перед книжными шкафами. — Ну так, подскажешь? Какое-нибудь холодно-горячо?
— Ты можешь просто наклониться да посмотреть ящички. Зачем мне мучать тебя каким-то детективом?
— Не хочешь помогать, так молчи, — горделиво фыркает Лета и присаживается на корточки рядом с дальним шкафом.
Ящики оказываются пустыми. Точнее, в них не лежат мои работы — только паззлы.
— Блин, — расстраивается девушка, жалуясь: — Сложно!
— Ты слишком расслабилась, когда распознала хранилище в этих ящиках. Ты уже почти у цели.
Нахмурившись и слабо кивнув, она переходит ко второму шкафу. Он стоит ближе к моему рабочему столу, а, следовательно, к нему легче всего подъехать на стуле-кресле.
— Тогда остаётся левый или правый отсек. Но к столу ближе всего именно правый, — тихо проговаривает девушка, и, выдвигая нужный ящик, восклицает: — Ура! Сокровища-то какие!
Виолетта азартно пыхтит и коварно хихикает, доставая толстую и разнородную стопку.
— Так. Подержи, — командует она, ловко поднимаясь ко мне. — Я схожу переоденусь в домашнее.
— А я думал, ты и не вспомнишь об этом.
— Кстати, я в прихожей на плечики пока платье повесила, если ты не против, — говорит она, убегая.
— В следующий раз спрашивай, прежде чем где-нибудь хозяйничать!
— Хорошо! Прости! — кричит она, закрываясь в ванной.
…
Вернувшись, она, одетая в те самые футболку и шорты, плюхается прямо на ковёр, рядом со мной.
Пока её не было, я немного упорядочил стопку, отделив сюжеты от портретов, черновики от готовых работ. Ей может что-то не понравиться, но, надеюсь, хотя бы на половину она бросит больше одного взгляда.
— Ты часто рисуешь людей, — говорит Виолетта, вглядываясь в рисунки. — И умело детализируешь окружение и одежду, мне всегда казалось это самым сложным.
— Спасибо, стараемся, — улыбаюсь я в очередной раз. — Но, поверь, я ещё только учусь. Очень многое ещё совсем не умею.
— Но ты научишься! Пока я не вижу, чтобы ты где-то халтурил. Чистовики проработанные, а черновики… Ну-у-у, это черновики… Даже они у тебя очень аккуратные. Отрабатываешь динамику, эмоции. Вот где-то тренировал позу, где-то глаза, где-то руки или ноги.
— Дальше будет больше хороших работ, поэтому не стесняйся быстро откладывать эти самые черновики, если нечего сказать. Потом точно будет на что заглядеться.
…
Где-то она лишь рассматривает реалистичные или анимационные портреты, сюжетные картинки или пейзажи, а где-то пытается на ощупь прочувствовать штрихи или мазки. Постепенно она перестаёт нервничать и бояться сказать что-то не то, и говорит всё больше. Мимика и жесты становятся всё активнее, она улыбается и задумывается — хорошо, что ей не скучно.
…
Очередной работой в руках Леты, не прерывающей хвалебные речи, становится цветной карандашный портрет чародейки Йеннифер. В школе мы по очереди читали «Ведьмака» Сапковского, а теперь эти книги тихо стоят в шкафу напротив.
— Эмоции просто великолепные. Она искренне напряжена, в её глазах азарт и возбуждение боем, и злость. Даже мимика, особенно эти морщинки раздражения на переносице. А заклинание вокруг её рук просто живое, — говорит она, поглаживая золотые вспышки и «тело» заклинания. — Даже не верится, что ты такую работу просто в шкафу держишь!
— Ты меня перехвалишь!
— Ну и пусть! У меня появится время догнать твои навыки, пока будешь ходить павлином.
Честно говоря, не смогу ходить павлином. Просто потому, что я пропускаю половину этой похвалы мимо ушей, всё пытаясь понять, действительно ли она не замечает следующую работу, лежащую прямо перед ней.
Лета смущённо замолкает и краснеет, лишь только взяв этот акриловый портрет в руки.
Юная аристократка сидит в саду на ажурной скамейке. Её белое платье с нежными розовыми вкраплениями подчёркивается весенним цветением яблони. На коленях Виолетты лежит толстая книга: девушка только что отвлеклась от чтения. Пристальный взгляд аристократки устремлён немного в сторону, в нём читаются любопытство, радость и свобода. Она видит то, что всегда ждёт, чему всегда счастлива.
— Спасибо, — шепчет она, учащённо моргая.
Лета, довольно долго рассматривая картину, несколько раз приближает её к себе настолько близко, что может изучить штрихи, сложившие цветы, блики света или черты её лица. Руки девушки слегка дрожат, когда она отдаляет картину от себя. Если бы не сидел так близко, то не заметил бы волнения.
— Это правда я? — спрашивает меня Лета, хлопая ресницами.
— Абсолютно. Я старался поймать тот самый момент, когда ты понимаешь, что перед тобой появилось то, чему ты всегда радуешься.
— Так мило. Ты дал мне в руки книжку потяжелее, чтобы я выглядела умнее.
— Этим ты всегда отличалась.
— Спасибо, — улыбается девушка, вновь приближая картину к глазам.
— Очень долго оттенки шпинели для серёжек искал, чтобы свет хорошо взаимодействовал с ними, — говорю я, замечая, куда устремлён взгляд девушки. — Черновик с отдельным укрупнённым камушком и украшением в этой же стопке должен быть.
— Я тоже о шпинели подумала. Статусные, хоть и для молодой девушки. Но мне тоже очень нравятся.
Посмотрев на себя ещё немного, Лета вздыхает, хмурится и, покусывая губу, заключает: — Это не должно лежать тут.
— Если бы я повесил это…
— Нет-нет, я понимаю, — она прерывает меня, хватая за руку, и почему-то грустнеет.
Чтобы отвлечь меня от своего настроения, девушка нехотя откладывает портрет и берёт в руки следующий рисунок. Странно, почему она не решается сказать то, что хочет.
— Просто спасибо за эту работу. Спасибо, что показал.
Я ненадолго замолкаю — вскоре Лета должна увидеть ещё одну себя — и тогда не только щёки, но и уши покраснеют.
…
— Ой! А почему я голая?! — спрашивает девушка, так наивно и невинно удивляясь, что я лишь смеюсь в ответ.
Это второе и последнее изображение Леты в акриле, остальные рисунки будут лишь карандашной графикой.
Она танцует посреди амфитеатра какого-то древнего храма. На площадь спустилась ночь, и Виолетту освещают лишь огни костров, расставленных в широких каменных вазах по всей дуге сцены и окружности амфитеатра. Площадка абсолютно пустая, безлюдная и чистая. На танцовщице нет ничего, кроме отсвета огней, и даже волосы её распущены.
— Это ритуальный танец. Не слишком приврал?
— Если честно, мне даже неловко, насколько ты точен. Даже в этих местах… Эти изгибы, рёбра и мускулы, — проговаривает она, краснея до ушей, но с диким азартом разглядывая саму себя. — Откуда ты это всё обо мне узнал? Я же не выкладывала фоток с тренировок или в купальнике. Да ещё и движение такое странное…
