Она сильна, значит, и мне нужно перетерпеть этот комок в горле.
— Прости, — говорю я и как могу мягко прижимаю её пальчики ко лбу. — Понимаю, это уже почти невозможно, но всё же… Прости, пожалуйста.
— Твоя интонация такая твёрдая и милая, — отвечает Лета, даже не пытаясь двинуться с места. — Наверное, я сейчас слышу то, что хочу услышать, но ты перестань извиняться. Мы были импульсивными детьми, и я тоже виновата перед тобой. Я была слишком развязной с другими ребятами, которые оказались дураками, я недостаточно доверяла тебе, чтобы тот конфликт не разорвал нашу связь…
— Не разорвал… — шепчу я, стараясь быть достаточно тихим, чтобы она не прервалась, но точно услышала меня.
— Ты тоже прости меня.
Я лишь киваю вместе с ладошкой, опускаю её на стол. И откашливаюсь.
— Ты никогда меня не обижала по-настоящему. А теперь делаешь то, что уже не должна была делать никогда, — говорю я, стараясь не разрывать взгляд.
— Не обижаюсь и послушно даю подержать за ручку?
— Да. Не обижаешься и даёшь подержать за ручку.
— Какая я непредсказуемая, — улыбается Лета, высвобождаясь и подбадривая меня хлопками по руке.
Она поднимает глаза на часы и тут же вскакивает к плите, а я — за ней.
Похоже, переварили.
========== Stripped ==========
Выбирая картофелины, Лета начинает напевать про себя какую-то неописуемо знакомую песню:
«We’ll lay on the grass
And let the hours pass»
Я ненадолго застываю над кастрюлей, пока вспоминаю композицию, а Лета уже идёт к столу, продолжая петь:
«Let’s get away
Just for one day»
…
И тут я вспоминаю, что забыл про лук, поэтому на время отбрасываю мысли о песне и занимаюсь делом.
— Спасибо, что поревел за меня, — улыбается Виолетта, голодно облизываясь и перемешивая картошку с луком. — Приятного аппетита.
— И тебе… приятного аппетита, — прерываясь на обдувание горячей еды, отвечаю я.
— Ну вот! — вскочила с места Лета и рванула к тумбочкам. — Теперь мы масло забыли.
Она мило вытягивается на носочках, едва доставая до содержимого нижней полки. Пальчиками подтянув к себе бутылку, она ловко хватает её и разворачивается ко мне, довольная собой.
— Ты легко освоилась здесь.
— Довольно предсказуемо хранишь масло по левую руку от плиты. Оно ведь сойдёт? — спрашивает она, похлопывая по бутылке.
— Конечно. Спасибо, — киваю я.
Сдобрив картошку маслом и солью, мы, наконец, приступаем к еде. И какое-то время просто жуём, постоянно встречаясь радостными взглядами и хихикая с полными щеками.
— Ты не против, если я сделаю селфи с тобой и твоей кухней? — вдруг спрашивает девушка.
— Неожиданный вопрос, но я не против.
Подняв глаза прямо в камеру, я едва успеваю улыбнуться.
— Супер! — сияет девушка, показывая мне удачный кадр.
Я сижу немного правее центра кадра, поодаль, поэтому не видно, что губы в масле, и относительно других моих фотографий весьма удивительно, что я не кажусь сгорбленным или напряжённым. Однако, если я получился неплохо, то Лета выглядит просто очаровательно: дальнее от зрителя левое плечо озорно оголено, милая весёлая улыбка и блеск в глазах. Особенную гордость у меня вызывает, насколько аккуратными и стильными выглядят моя кухня и накрытый стол.
Какое-то время она неторопливо возится с фотографией, позволяя налюбоваться её пальчиками и треснувшим стеклом смартфона.
— Куда пойдёт? — спрашиваю я.
— Конечно же, в Инстаграм и ВКонтакте. Мы очень классно получились, — довольно кивает Лета и, почесав кулачком нос, начинает выгружать фото в сеть.
— Я рад. Ты знаешь мои аккаунты, чтобы отметку сделать?
— Точно… — девушка отвечает, не задумываясь, и делает несколько новых кликов.
Я смеюсь, понимая, что всё это время она следила за мной, не будучи подписчицей.
Лета в ответ хихикает и показывает язык.
— Что тебе друзья скажут, увидев эту фотку?
— Пусть завидуют, — фыркает она, откладывая телефон. — Давай доедим скорее, пока не остыло.
…
Перед тем, как пойти в комнату, она зашла в ванную, чтобы снять с головы полотенце и причесаться.
— Ой, это сестра. Я должна ответить! — радуется Лета вдруг зазвонившему телефону и уходит на кухню.
— Передавай Кате привет, — улыбаюсь я, втихаря подслушивая слова гостьи из спальни.
Виолетта говорит о том, что больно рассталась с каким-то парнем — и вздыхает. Говорит, что я не пристаю, что Катя может не беспокоиться, и что вернётся домой завтра днём, а сейчас она отдыхает рядом со мной, потому что больше ей ничего не хочется. Она просит прощения, что остаётся со мной, а потом бормочет что-то совсем тихо, и сестра вскоре её отпускает.
…
— Тут у тебя уютненько. Персиковые обои, шкафы с книгами. Столько места. Можно…
— Потанцевать?
— Да! Но сначала, пожалуйста, покажи свои рисунки.
— Хочу, чтобы ты осмотрелась сама. Попробуй найти место, где я храню все свои работы, — улыбаюсь я, усаживаясь в стул-кресло у самого рабочего стола.
Зачем предлагаю эту игру? Мне просто показалось, что я понимаю её мысли, а она мои. И дело не в последнем ответе. Я тоже хотел выложить фотку с ней, чтобы её бывший перестал видеть себя пупом земли; тоже хотел, чтобы она помогла мне приготовить нам ужин; тоже хотел, чтобы она провела этот вечер со мной; тоже хотел обнять её и смотреть ей в улыбающиеся глаза, голубые, как майское небо; тоже хотел показать ей свои работы, чтобы она могла узнать на некоторых из них саму себя. Очень надеюсь, что Лета не подумает, будто я люблю лишь её внешний образ, а не тот колючий и временами апатичный комок нервов, которым она себя считает. Сужу лишь по её жизни в соцсетях.
— Ты умеешь управлять интересом девушки, я погляжу, — ухмыляется Лета, томно играя голосом.
— Очень нравится, когда ты поддерживаешь мои странные идеи, так что ищи, — командую я, рассматривая её мимику и движения.
Лета послушно задумывается и оглядывается.
Изучая каждый уголок комнаты, она ненавязчиво крутится передо мной. Я же стараюсь думать не о том, какой у моего халата идеальный размер для Виолетты, и не о том, как плавно она двигает ножками в свете люстры, а о каком-нибудь рисунке, наброске с ней.
Лета сначала бродит по комнате, не поворачиваясь ко мне. Она изучает каждый предмет мебели одним лишь взглядом и мыслью, прикидывая, где может поместиться всё разом, без конкуренции с одеждой, книгами или чем-то ещё. Конечно, первым делом на ум приходил стол — логично, пишу за столом, потом готовое складываю внутрь, чтобы не выцветало на солнце.
Но всё не так просто. Стол занят канцелярией. В том числе и красками, которыми последний раз я пользовался ещё год назад. Они почти кончились, так что даже если и высохли — ничего страшного. Тумбочки и шкафы целиком в одежде и прочей мелочи. А вот нижняя полка одного из двух книжных шкафов и была тем самым складом художника-любителя.
Я с детства не видел Лету такой простой и свободной.
Как я боюсь себе признаваться, что она до сих пор мне нравится. Тот огонь, который она воспламеняет во мне своим взглядом, движением или голосом, всё не затухает, а будто только разгорается. Как бы я не старался всё юношество его тушить, но сейчас понимаю, что интереснее неё никого не существует.
Этот взрыв сегодняшнего вечера судьбоносен, но не должен руководить нами. А особенно ей. Она любила человека три часа назад, а теперь вынуждена вырезать его из сердца. Будет неправильно, если я заставлю её заменить его мной. Надеюсь, сейчас я помогаю ей чувствовать меньше боли, но вместе с этим чётко вижу: чем увереннее я, тем спокойнее ей принимать решение, что нам теперь делать.
Её губы шевелятся, произнося слова из той же песни, и я вслух подпеваю ей:
«Let me hear you make decisions
