Более того, французский был наиболее подходящим языком для обсуждения некоторых вопросов, интересовавших членов Негласного комитета, например составления конституции, которая позволила бы избежать произвола в управлении государственными делами и положила в основу государственного аппарата нерушимые законы. Александр I и его приближенные черпали знания об этих вопросах прежде всего из литературы на французском языке. Таким образом, французский позволял им не только понимать друг друга (ведь среди них был поляк А. Чарторыйский), но и избегать досадной путаницы в терминах, так как русский политический язык тогда был еще недостаточно развит. Это предположение подтверждается обсуждением «Всемилостивейшей грамоты российскому народу жалуемой», которая была составлена Александром Романовичем Воронцовым в 1801 году. Первый проект «Грамоты» А. В. Воронцов написал по-русски, затем он был переведен на французский. Н. Н. Новосильцев составил на французском подробный черновой вариант, который обсуждался в комитете. Окончательный французский вариант документа был переведен на русский, после чего в русский текст была внесена стилистическая правка (этим занимались в основном А. Р. Воронцов и ближайший советник Александра I М. М. Сперанский)[571].
Независимо от того, каков был социальный состав придворных (а в данном случае речь идет о представителях высшего дворянства, для которых французский долгое время был своего рода профессиональным языком), нельзя не заметить, что двор в Российской империи был полиэтничным сообществом. Как правило, российские императоры и члены императорской семьи выбирали супругов из представителей иностранных монархий, в основном немецких (как в XVIII, так и в XIX веке). Например, Александр I был женат на Луизе Марии Августе (после перехода в православие принявшей имя Елизавета Алексеевна), дочери Карла Людвига, наследного принца Баденского. Николай I женился на принцессе Шарлотте Прусской (после перехода в православие она именовалась Александрой Федоровной). Великий князь Михаил, еще один сын Павла I, взял в жены принцессу Шарлотту Вюртембергскую (после перехода в православие – великая княгиня Елена Павловна). Женой Александра II была Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария Гессен-Дармштадтская (впоследствии императрица Мария Александровна). Список можно продолжать: не только сами императоры, но и их братья, сестры и дети вступали в брак с членами европейских королевских семей. Вследствие того, что браки получались смешанными, французский оказывался одним из основных (если не единственным) языком общения супругов, ведь все (или почти все) они прекрасно владели этим языком.
Более поздние мемуарные свидетельства показывают, что французский оставался основным языком при русском дворе во времена правления Николая I (несмотря на политику культурной русификации, которая с начала 1830-х годов поддерживалась теорией официальной народности) и в эпоху царствования Александра II, после того как Россия в середине 1850-х годов потерпела поражение от французской и британской армий в Крымской войне. Так, и Александра Осиповна Смирнова-Россет, которая была фрейлиной при Николае I, и Елизавета Алексеевна Нарышкина, урожденная княжна Куракина, которая была фрейлиной во времена царствования трех императоров на протяжении XIX века, часто цитируют французские фразы, сказанные людьми из их аристократического круга, причем по большей части такие цитаты касаются придворной жизни. А. О. Смирнова-Россет передает диалог на балу, устроенном в Аничковом дворце в Санкт-Петербурге в 1845 году, где император Николай I начал флиртовать с баронессой Крюденер, а затем стал ухаживать за Елизаветой Михайловной Бутурлиной. А. О. Смирнова-Россет – с некоторым озорством – обратилась к баронессе Крюденер:
«Vous avez soupé, mais aujourd’ hui les derniers honneurs sont pour elle.» «C’est un homme étrange, – dit-elle, – il faut pourtant que ces choses ayent un résultat, et avec lui il n’y a point de fin, il n’en a pas le courage, il attache une singulière idée à la fidélité. Tous ces manèges avec elle ne prouvent rien.»
(«Вы ужинали, но последние почести сегодня для нее». «Это странный человек, – сказала она, – нужно, однако, чтобы у этого был какой-нибудь результат, с ним никогда конца не бывает, у него на это нет мужества; он придает странное значение верности. Все эти маневры с ней ничего не доказывают»[572].)
Как правило, разговоры между придворными и императрицей Александрой Федоровной (которая, как мы отметили, была немецкого происхождения) велись на французском. Вспоминая об императрице Елизавете Алексеевне, жене Александра I, А. О. Смирнова-Россет говорит:
Императрица говорила, что довольно странно случилось, что Е<лизавета> А<лексеевна> сделалась к ней [то есть к будущей императрице Александре Федоровне] ласковее, когда родился наследник. «Ce devait être un moment affreux pour elle[573], et cependant depuis ce moment elle [est] devenu [sic] plus affectueuse pour moi [сказала Александра Федоровна]. Quand mon fils est né, après un moment de bonheur, j’ai pensé au sort qui l’ attendait: il était destiné à régner». («Это, должно быть, был для нее ужасный момент, и, однако, с этого времени она стала гораздо ласковее ко мне. Когда родился мой сын, после первой минуты счастья я подумала об ожидающей его судьбе: ему суждено было царствовать».)[574]
Другие члены императорской семьи также обращались к французскому; это можно проиллюстрировать случаем, когда А. О. Смирнова-Россет попросила великую княжну Марию Николаевну, дочь Николая I, похлопотать перед императором о Н. В. Гоголе. У Марии Николаевны были преждевременные роды, она забыла об этой просьбе и сказала: «Parlez vous-même à l’ Empereur» [ «Скажите сами императору»]. Далее Смирнова-Россет вспоминает:
На вечере я сказала государыне [то есть жене Николая I], что собираюсь просить государя, она мне отвечала: «Il vient ici pour se reposer, et vous savez qu’il n’aime qu’on lui parle affaires; s’il est de bonne humeur, je vous ferai signe et vous pourrez laisser votre demande» [ «Он приходит сюда, чтобы отдохнуть, и вы знаете, как он не любит, когда с ним говорят о делах; если он в добром настроении, я сделаю вам знак и вы сможете отдать свою просьбу»]. Он пришел в хорошем расположении и сказал: «Journal des Débats» печатает des sottises [глупости]. C’est une preuve que j’ai bien agi [Это доказывает, что я поступил правильно]»[575].
Французский приобретал еще большее значение в поездках членов придворного общества за границу. Софья Станиславовна Киселева, с которой А. О. Смирнову-Россет в Мариенбаде познакомил великий князь Михаил Павлович, сказала ей: «J’ai connu votre mère. Nous étions à Odessa, toute notre famille et Isabelle Valevsky, la femme de Serge Gagarin, que vous connaissez» («Я знала вашу мать. Мы были в Одессе, вся наша семья и Изабелла Валевская, жена Сергея Гагарина, которую вы знаете»)[576]. Безусловно, другие языки тоже использовались: существуют свидетельства о том, что Николай I на придворных приемах говорил по-французски, по-русски или даже по-английски в зависимости от того, кем был его собеседник[577]. (Одна из приближенных ко двору мемуаристок вспоминает о том, что «император Николай имел дар языков; он говорил не только по-русски, но и по-французски, и по-немецки с очень чистым акцентом и изящным произношением»[578].) Императрица Александра Федоровна также иногда говорила на других языках, кроме французского и русского. Например, в 1830-х годах ей выпала возможность побеседовать на английском с американским посланником Джорджем М. Далласом[579]. Ольга Николаевна, дочь Николая I, писала о том, что по большей части в семье говорили по-французски, однако это касалось в основном старших детей, тогда как три младших брата говорили по-русски[580]. Вероятно, они так поступали для того, чтобы показать свой патриотический настрой[581].
