Образное несоответствие в восприятии этого человека, начинаются с его имени. В отделе кадров, бухгалтерии, и командировочных бланках обозначен как оформленный назначением снабженец Захарий Павлович Герли. Сам он состоянием, крашенный биллиардный шар, влетевший в лузу от первого удара начатой игры. Когда кому-то представляется, всегда морщится, лицо у него на баклажан похожее, борода упирается в отвисшую губу: все знают его как Жорик Герли, ...или просто Гурла. Что-то путанное в нём сидит.

  Большое государство вползает в историю, уже распадается; и Межколхозстрой тоже сыпется. Случайное совпадение. Закрывают строительную контору, период незавершённой стройки заканчивается. Все спешат, выносят, тащат, несут что-то, бегут, кричат. Начальника Николова Илью Васильевича, никто не замечает. Контора в конец континента превратилась. Мимо Николова носятся, словно он привратником тут служил, пихнут случайно как кота выдворенного, и никто даже не извинится; недовольны, что мешает в наступающую пустоту входить.

  Снабженец Жора Герли на крыльце управления выпрямлено присутствует, держит папку под мышкой, на голове феска красная, похожая на ведёрко ссыпающее недоразумения закончившегося века. Утягивается Жора, будто бей перед Ататюрком стоит; вроде в папке у него преважный доклад заготовлен; продолжает службу как не сдавшийся адъютант главного бункера во взятом Берлине.

  - Илья Васильевич! - обращается он к председателю упразднённой организации, - будут ли какие-нибудь указания?

   И держится так преданно, аж крыльцо бетонное шатается, кажется, на самом деле готов выполнить любое, крайне невыносимое задание ненастной обстановки в которую его поместило отчаявшееся время.

  Николов смотрит расплывчатым соображением, пересиливает неожиданно выплывшее намерение Герли, впервые заметил, что феска соразмерна с сообразительной Жориной головой, и спина у него прямая, словно каток дорожный укатал. Противоречия в тонкой шее и бугристом созревшем лице казались, сопоставимыми с сортаментами арматуры, которую он доставлял для работы стройуправления. Жора всегда хвастался, что на Главной Межбазе, у него есть одна "белая лебедь", которая выписывает ему любой прокат, и с которой он постоянно плавает по гладям вод ресторана "Голубой Дунай". Николов колеблется от неустойчивости ног, и неизвестности положения в наступившей перемене строя.

  - Да, Герли, скоро будут неповторимые указания и решения... - Илья Васильевич не знает, какие ещё решения будут, но уверен, что они не последние в этом веке.

  Опустела развалившаяся смутная контора, Жора один остался. Надо кого-то чем-нибудь снабжать, а чем он не знает. Мир сделался пыльным и гнетущим как тягота вечно пустынной дороги.

  Бывшая оперативно-передвижная советская военная техника, что стояла для мира во всём мире, расшевелилась назначением. Машины Пехоты. Боевые Транспортёры. Танки, - все боевые единицы распавшегося Варшавского блока, стала расползаться бедной ценой по нищим странам, где всегда есть нужда в малой войне.

  Оставшаяся без выдающихся руководителей, какими были славные коммунисты Николае и Елены Чаушеску, великая Румыния, навсегда открещивается от агрессий в последней войне, усиленно избавляться от наследия казнённого социализма. Романия, - вновь усталый отголосок памяти бывшей Римской империи, и самый удачный проект Австрийской империй перед своим неизбежным закатом.

  Жора Герли выведал неожиданное снабженческое намерение: все танки в Тимишуаре убыстрённо перекрашивают, готовят для продажного назначения. Стандарт военных дизелей, нуждаются в запломбированной топливной аппаратуре.

  Жорик мигом придумал для бывшей жены мотив займа, и даже нанял для своего увлечения, бывшего свояка Ромку с собственным транспортом, гарантировал всем небывалый подъём.

  Объехали со свояком: Мариуполь, Донецк, Харьков; загрузили салон битой "Волги", новыми упакованными топливными распределителями, и направились к советским танкам в венгерскую Румынию. Поехали через новый таможенный пост Оанча. Наспех обученные румынские таможенники, посмотрели в всегда уверенные, обнадёживающие глаза домне Герли, шлёпнули печать, для увеселения начавшейся работы шлёпнули Жору по шее, и проводили старую "Волгу" ехать по раскрепостившимся дорогам новой буржуазной Румынии.

  В первом небольшом городе Брайл, машину с чужими номерами остановили дорожные полицейские. Они насмешливо смотрели на автомобильное достижение бывшей главной страны СЭВ. Набитый промасленными коробками салон и багажник несли кочевую диковину. Проверили таможенные документы, - не нашли положенную "гаранцию". Посоветовались, и дали направление машине ехать в полицию.

  Жора намеренно применил все известные ему румынские выражения, испытал уйму предварительных способов увести полицейскую службу от европейской обязанности, но полицаи ещё больше удивлялись, разглядывая такое количество незадекларированного цветного металла в непредназначенной для этого легковой машине.

   Все продают прошлое, а полицаи этой страны плавают по усохшему времени, - возмутился Жора, рядом протекал Дунай, он вгляделся в мутные воды, и не увидел ни одной белой лебеди в волнах реки.

  Чужой берег, чужая речь, чужие облака. Никто не понимает сортамент людей наученных жить без задекларированных вымыслов, без гарантии по полному течению жизни.

  В полицейском участке Браила ахнули, хотя и не такое видели. Полувоенные люди поинтересовались, не имеют ли двойное назначение топливные инжекторы. Для порядка, оклеили машину длинными штрафными лентами, составили протокол, сделали снимки, сняли отпечатки пальцев задержанных, посмеялись над их фамилиями, зафиксировали конец служебной смены; отвезли взятых под опеку в ведомственную гостиницу, и пожелали спокойной ночи: - Конфискация! - сказали полицаи.