– Парень явно был в подавленном состоянии. Он так и не заговорил ни с одним из моих коллег в участке, и его отвезли в больницу. Вчера у него взяли анализ на ДНК, и несколько часов назад пришли результаты. В общем, парень, находящийся в этой комнате, – Эйден.

Я разжала кулаки, едва вздохнула и снова сжала пальцы. Как такое могло произойти? Как?! Всё тело у меня закололо, от головы до пяток.

– Вы в порядке, мисс Прайс? Принести вам что-нибудь?

Реплика Джейка дошла до меня словно через густой туман:

– Теперь она миссис Прайс-Хьюитт. Мы поженились.

– Прошу прощения. Эмма, вы меня слышите?

– Да, – прошептала я, закрыла глаза и прислонилась спиной к стене. Слова Стивенсона заполнили всю мою голову. ДНК. Подросток. Лес в Дремучей Долине. Неужели всё это правда?!

До меня дошло, что Стивенсон был прав, отведя меня в сторону и рассказав обо всём. Мне нужно было собраться перед тем как войти в эту комнату и встретиться с Эйденом лицом к лицу впервые за десять лет. А ведь я считала тебя мёртвым.

– Со мной всё хорошо, – заверила я. – Порядок. Просто всё это очень неожиданно, вы же понимаете. К нему сейчас можно? Мне нужно его увидеть.

– Я уточню у врача. – Стивенсон натянуто улыбнулся и поднялся на ноги.

– Чушь какая-то! – сказал Джейк после того, как Стивенсон покинул комнату. – Десять лет прошло! Где он был всё это время?! Могу поспорить, полиция где-то напортачила. Результаты анализа перепутали или что-то в этом роде.

– А если нет? – возразила я. – Что, если это действительно он, Джейк? Это значит, что мой сын снова будет со мной!

Джейк обнял меня за плечи и легонько сжал их:

– Я просто не хочу, чтобы ты зря надеялась, любимая. Не хочу, чтобы тебе снова разбили сердце. Вспомни, сколько времени тебе понадобилось, чтобы справиться со смертью Эйдена?

– Помню, – сказал я. И правда была в том, что сердце у меня было по-прежнему закрыто, причём я этого даже не осознавала. Я считала себя вполне открытой, без всяких крышек и замков, но это было далеко не так. На самом деле я была закрыта на все засовы и внутри вся иссушена.

Когда для разговора с нами подошёл врач, я встала и почувствовала себя просто карликом на фоне его роста, однако лицо у него было добрым и открытым, и напряжение, копившееся в груди, сразу спало.

– Миссис Прайс-Хьюитт, меня зовут доктор Шаффер, я возглавляю педиатрическое отделение нашей больницы. Мне хотелось бы рассказать вам кое о чём, прежде чем вы встретитесь с сыном. Инспектор Стивенсон ввёл меня в курс дела, поэтому я понимаю деликатный характер вашей ситуации. Ваш сын Эйден получил определённую психическую травму. В настоящее время он все ещё пребывает в шоковом состоянии, вызванном этой травмой, и по этой причине мы пока не провели полного обследования. Мы стараемся разнести процедуры во времени, чтобы они не доставляли ему беспокойства и не угнетали. Однако уже сейчас можно констатировать, что он физически вполне здоров. Он меньше ростом, чем большинство шестнадцатилетних, и нам нужно будет разобраться в причинах этого. С момента поступления он хранит молчание, но понимает, о чём ему говорят, и с удовольствием смотрит мультфильмы и детские телепередачи. Но прошу вас, не падайте духом, если он не отреагирует на вашу первую встречу.

Кровь отлила у меня от лица. Что, если он меня не узнает? Я потянулась к руке Джейка, и он сжал её в своей.

– Спасибо, доктор Шаффер! – сказала я неуверенно.

Доктор улыбнулся и повёл нас по коридору. Я шла за ним, пошатываясь, но отчаянно пытаясь держать спину прямо, а голову – высоко, и держала одну руку на своём большом животе, стараясь утихомирить нерождённого ребёнка и одновременно саму себя. Сердце работало в удвоенном темпе, пульсируя и колотясь, как баскетбольный мяч в руках проворного игрока. Больничные стены сомкнулись вокруг меня в кольцо, и дала о себе знать клаустрофобия: внутри стало нехорошо, грудь сдавило, и мне пришлось напомнить себе о необходимости делать глубокие вдохи. Я сжала пальцы Джейка столь сильно, что ему, должно быть, стало больно, но он не выказал ни намёка на недовольство и руку не убрал.

Когда мы дошли до нужной палаты, доктор остановился, подождал, пока я кивну, и открыл дверь. В этих самых обыденных действиях заключался для меня один из тех моментов, тех эпизодов, которые помнишь потом всю жизнь, тот, который словно в замедленной съёмке сохраняется в памяти и не истирается в ней никогда.

В лежащем на больничной койке мальчике не было на вид ничего странного. Он опирался на подушки, а из-под синей пижамы торчала остро очерченная грудная клетка. Я так и не узнала, кто купил ему эту пижаму, но подозреваю, что это был инспектор Стивенсон. У мальчика были вьющиеся каштановые волосы, которые доходили ему до воротника пижамной рубашки. Он сидел, вцепившись руками в простыню и устремив взгляд в экран маленького больничного телевизора. Я робко шагнула вперёд, следуя за врачом, при этом едва осознавая, что в комнате находится кто-то ещё помимо мальчика на койке. Голова пациента повернулась в мою сторону, и сердце моё остановилось.

У него были глаза Роба.

У моего Эйдена – того маленького мальчика, которого я нянчила младенцем, – тоже были глаза Роба. Они были каштанового оттенка с небольшой карей областью возле зрачка. В сознании пронеслась целая вереница фотографий: первый день рождения Эйдена, размазанный по всем рукам и лицу клубничный мусс, купание, сказки на ночь… вот он сидит на коленках у бабушки, а дедушка строит рожицы… вот прыгает по лужам… и всё это с широкой улыбкой на лице и сиянием каштановых глаз.

– Вы уверены в правильности анализа ДНК? – услышала я голос Джейка. – Как нам убедиться в том, что ничего не перепутали?

– Не перепутали, – прошептала я, уже совершенно уверенная в том, что передо мной сидит Эйден.

– Это маловероятно, – ответил Стивенсон. – Однако для большей уверенности я как раз хотел предложить сопоставить результаты анализа его ДНК с ДНК Эммы. Это уже на сто процентов гарантирует, что перед нами Эйден Прайс.

Я похоронила тебя, думала я, глядя в глаза сыну. Я поставила на тебе крест в душе… Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Заслуживала ли я прощения? Мать никогда не должна сдаваться. Когда по ходу какого-нибудь фильма пропадает ребёнок, мать ведь всегда знает, что на самом деле он жив, потому что если бы он был мёртв, она бы это почувствовала. Связь, эта магическая связь между матерью и ребёнком пропала бы, и этот разрыв сопровождался бы соответствующим ощущением. А я просто решила, что Эйдена больше нет в живых, когда увидела его выловленный из Узы красный анорак. Я закусила губу, чтобы сдержать слёзы.

– Эйден, – тихо сказала я, шагнув к кровати. – Привет! – и я улыбнулась этому мальчишке с тёмно-каштановыми волосами и маленьким аккуратным подбородком. Моё постаревшее, иссохшее сердце ёкнуло: до меня вдруг дошло, что он вообще очень маленький – на вид не дашь больше двенадцати, – а глазищи будто бы слишком велики для такого лица.

– Не волнуйтесь, что он не отвечает, – сказал доктор Шаффер. – Мы считаем, что он всё слышит и воспринимает, но ему потребуется некоторое время, чтобы осознать, что произошло. Хотите присесть, миссис Прайс-Хьюитт?

Я кивнула и немного подвинулась, а доктор пододвинул стул поближе к кровати Эйдена. Я села, и все мои мысли были о том, что же случилось с моим мальчиком. Где он пропадал? Целых десять лет… За десятилетие начинались и заканчивались войны, вступали в должность и уходили с постов премьер-министры и президенты, совершалась масса важных научных открытий. А мой мальчик… мой ребёнок… всё это время был потерян для нашего мира. Для моего мира, по крайней мере…

Подвинув стул ещё чуть ближе, я наклонилась к нему и занесла руку над его рукой, не касаясь. Эйден напряжённо посмотрел на мою руку и убрал свою, сдвинув брови.

– В данный момент он избегает физического контакта, – пояснил доктор Шаффер.