– Мама мне уже всё рассказала, – сказал он, отступая на шаг.

– Всё? – спросила я, вытирая слёзы и откашливаясь.

Он кивнул:

– Я порву выродка в клочья, когда найду!

Я нервно оглянулась на Эйдена.

– Не здесь, Роб, – предостерегла я строгим голосом.

– Да, хорошо. – Он провёл ладонями по лицу. Эйден видел достаточно насилия, и нам не стоило множить его посредством таких слов. Роб наклонился и развёл руки в сторону, двинувшись в сторону сына, который робко стоял рядом с доктором Шаффером в другом конце палаты. – Приветик, приятель, как дела? Помнишь меня? Тебе не нужно ничего говорить, дружище, всё в порядке! Я твой папа, понимаешь? Прости, что не смог вчера приехать. Знаешь, а я теперь на вертолётах летаю! Помнишь, я тебе вертолёт подарил? Он ещё застрял у мамы в волосах, и нам с тобой запретили играть с ним дома, помнишь? – Вспомнив этот случай, он коротко рассмеялся. Я тоже его хорошо запомнила: пропеллер выдрал мне целую прядь! Я слегка покачала головой и поддержала его смех. Я тогда сильно разозлилась на них обоих, но оба смотрели на меня с такими выражениями на лицах, что я вмиг растаяла.

– Эйдену пора идти на рентген, – сказал доктор Шаффер, заставив меня вернуться из прошлого в настоящее.

– Конечно, – сказал Роб и повернулся к Эйдену. – Надо нам тебя подлатать, малыш. Скоро будешь как огурчик! Может, потом купим тебе новый вертолёт, идёт? – Он глянул на меня и заговорщицки прикрыл рот рукой. – Только на этот раз маме не скажем!

Как бы я хотела, чтобы Эйден посмеялся, улыбнулся или хотя бы просто кивнул! Но реакция была нулевой, а на лице у него по-прежнему было пустое и застывшее, как у куклы, выражение. Я обхватила плечи руками и вышла в коридор вслед за доктором и Эйденом. Соня и Питер ждали снаружи и поприветствовали Эйдена нерешительным взмахом рук, когда тот проходил мимо. Этот жест Эйден тоже оставил без всякого внимания. Когда он, смотря совсем в другую сторону, миновал их, Соня нервно поднесла руку к губам и юркнула в объятия Питера, вся словно съёжившись. Мне же казалось, что мы конвоировали сына к месту его казни – столь мрачной была атмосфера.

– Привет, вот наконец-то мы и встретились! – неожиданно сказал Джейк, нарушив тишину чересчур жизнерадостным, учитывая всеобщий настрой, голосом.

– Да, привет, – ответил Роб, едва взглянув на Джейка.

Я вся напряглась при виде залившегося пунцовой краской лица Джейка и протянутой для рукопожатия руки. Мы все вместе, неловко задевая друг друга, пошли по коридору.

– Мне кажется, вы были у меня на уроках по искусству! Яблоко из колючей проволоки. – Уголок его рта изогнулся в саркастической улыбке. – Ага, точно!

– Да, это была моя экзаменационная работа, и вы влепили мне тройбан. Не расщедрились, мягко говоря. А я, между прочим, этой штукой все руки себе разодрал!

– Ну, просто ваша работа показалась мне несколько банальной, – ответил Джейк, пристраивая пальцем очки поближе к переносице.

Роб покачал головой и ничего не сказал, а я плотно сжала губы. Я понимала, почему Джейк почувствовал себя как бы «вне игры», когда мы с Робом стали обниматься в палате, но ему следовало осознать всю сложность ситуации. Вспоминать в такой момент о событиях давно минувших дней, да ещё столь незначительных – это выглядело как-то совсем мелко.

– Итак, мы с Эйденом идём в рентгеновскую лабораторию, и я думаю, что с ним лучше отправиться только одному из вас.

– Я пойду, – сказала я, делая шаг вперёд.

– На самом деле я полагаю, что на этот раз лучше пойти мистеру Хартли. Мы всегда стараемся оберегать беременных женщин от воздействия вредного излучения, да и Эйдену пошло бы на пользу провести немного времени с отцом, – сдержанно и слегка виновато улыбнулся доктор Шаффер.

– Эм, ты не против? – спросил Роб.

– Конечно, – ответила я, но это его близкородственное «Эм» стало для меня некоторым сюрпризом. Я наклонилась, чтобы шепнуть Эйдену: – Я буду ждать здесь, а папа пойдёт с тобой. Не волнуйся, всё будет в порядке.

Сложно было перестать разговаривать с ним так, будто ему всё ещё шесть. А ведь он уже юноша шестнадцати лет от роду, может на законных основаниях вступать в интимные отношения, равно как и жениться и стать отцом. От этой мысли я снова почувствовала приступ дурноты.

– Ему не нравится, когда его трогают, Роб. Но ты всё равно будь с ним рядом, ладно? Я хочу, чтоб ты был рядом, и он знал, что мы его любим.

Роб кивнул и вслед за доктором и сыном вошёл в двустворчатые двери, а мне захотелось упасть на пол прямо тут.

– Да ладно тебе, – сказал Джейк. – Давай пока присядем, чаю выпьем.

Мне хотелось накричать на Джейка за то, что он сказал Робу, но вместо этого я позволила ему положить руку мне на поясницу и увести в сторону. То ли сил ругаться совсем не осталось, то ли мне просто нужен был человек, который покажет мне, куда идти и что делать. Самой справиться с такой умственной задачей у меня бы сейчас не вышло, ибо всё, о чём я способна была думать на тот момент, это о безвольном выражении лица Эйдена.

Легче всего было бы представить дело так, что всё моё внимание было сосредоточено на факте возвращении Эйдена в мою жизнь и на том, через что ему довелось пройти за время отсутствия, и в силу этого я едва заметила, как в моей жизни снова появился и Роб, однако это было бы неправдой. Присутствие Роба влияло на меня больше, чем я на тот момент готова был признать, – начать хотя бы с того, что от одного только его вида я испытала некоторое успокоение. Одно время сходство Роба с Эйденом приносило мне только боль, и это стало одной из главных причин его ухода. А теперь я смотрела на него и видела именно такого мужчину, которого я надеялась увидеть в будущем в Эйдене: уверенного в себе, привлекательного и в целом доброжелательного.

Да, у Роба был период бунтарства, и нет, он был не из тех парней, которых ведут домой для знакомства с родителями, но в нём определённо было что-то от творческой личности – хотя всё остальное пространство в нём занимал великий викинг. Он заводился с пол-оборота и, наверное, чувствовал бы себя в том старобытном обществе кровавых сражений и неприкрытой похоти как рыба в воде, но в глубине его души крылись довольно деликатная натура и крепкие понятия о верности. В его присутствии я чувствовала, что нахожусь под надёжной защитой. По крайней мере, так было до тех пор, пока не исчез Эйден.

Мы видели Эйдена друг в друге, и это сводило нас обоих с ума. Поняв, что Эйден утонул во время наводнения, я почувствовала себя так, будто с ним ушла в небытие половина меня, и мне кажется, что Роб ощущал то же самое. Нам бы в этот момент объединиться, сложить вместе наши несчастные половинки и превратить их в одно целое, но… по какой-то причине не вышло. Мы стали друг для друга лишь напоминанием о нашей потере, и в конце концов нам пришлось расстаться. Пары, потерявшие ребёнка, часто разлучаются, и мы стали одной из них.

И вот наш ребёнок снова с нами. Что это означает для нас?

Вот какие мысли роились у меня в голове, пока я со своим мужем Джейком ждала окончания предписанных Эйдену процедур. Джейк вручил мне чашку слабозаваренного чая, и я заставила себя прекратить думать о Робе и сосредоточиться на человеке, находившемся рядом со мной, чью дочь я носила под сердцем, и который вернул меня к жизни в тот момент, когда я была сломлена, а не сбежал. Вот о ком мне следует думать. Вот из-за кого у меня должно ёкать сердце…

– Скорее бы уже всё это закончилось, и мы могли отвезти Эйдена домой, – сказала я, пробуя чай. Он обжёг мне язык, я дёрнулась и стала осторожно дуть над жидкость.

Джейк взял меня за руку и отвёл в больничную столовую. Я испытывала чувство вины за то, что отпустила Эйдена так далеко от себя, но вместе с тем радовалась тому, что смогла улизнуть из этих сурового вида коридоров. Мы сидели за шатким столиком и смотрели, как посетители покупают для своих пожилых родственников кофе в стаканчиках. Уже отчаявшаяся мать из последних сил пыталась урезонить своё чадо, раскрасневшееся и вопящее что есть мочи от недовольства.