Валерий Шарапов
Игла смерти
© Шарапов В., 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
* * *
Глава первая
Москва, Ленинградский вокзал
13 августа 1945 года
Костя Ким аккуратно вел пожилую мамашу под ручку, сторонясь спешивших навстречу приезжих. Несущийся к выходу из Ленинградского вокзала людской поток бурлил – видать, к перрону только что прибыл пассажирский поезд. Чуть зазевался, и сметут с пути вместе с мамашей.
Вокзал гудел, словно пчелиный улей в разгар цветения липовых садов. Домовитая буфетчица в казенном халате подливала в титан воды из ведра и громко осаживала страждущих побыстрее отведать чаю. К кассам тонкими змейками стояли в очередях люди с узлами, с чемоданами, с непоседливыми детьми. Дежурный с ночи позабыл выключить электричество, и под высоким потолком тлели обесцвеченные солнцем лампы.
Мамашу Кости пригласила в гости ее родная сестра, проживавшая в частном доме на южной окраине Ленинграда. «Погоды в этом году стояли теплые, папировка с бессемянкой[1] дали значительный урожай, – сообщала она в последнем письме. – Приезжай, душа моя, наготовим компотов, варенья и станем отдыхать на веранде спокойными вечерами…» Мамаша вспыхнула желанием отправиться к сестрице, и Косте пришлось канителиться со сборами, с покупкой билета в мягкий вагон.
Поравнявшись с газетным киоском, он замедлил шаг, прислушался… Лишенный эмоций женский голос с равнодушием вещал из репродуктора о прибытии и отправлении поездов. Выяснив, на каком пути стоит ленинградский поезд, молодой человек повел мамашу к выходу из вокзала на перроны.
На перроне возле стоявшего поезда суетился народ. Слева к открытым дверям вагонов тянулись очереди, справа плыл нескончаемый ручеек из пассажиров, провожавших, носильщиков; под фонарными столбами спешно курили отъезжавшие последние перед дорогой папироски…
– А вот и ваш вагон, – обрадовался Костя тому, что вагон оказался рядом и не пришлось тащиться с чемоданом вдоль всего состава.
Предъявив проводнице билет, Костя помог матери шагнуть в тамбур, прошел следом. Отыскав нужное купе, задвинул чемодан под диван.
Пожилая женщина отдышалась, пришла в себя, придирчиво оглядела временное жилище.
– Чисто, – оценила она. – И даже занавесочки на окнах свежие.
– Я выбрал вам самый лучший вагон, мама, – не без гордости произнес Костя. – Тут вам и чай предложат, и ночью будет не так шумно, как в общем вагоне.
– Я уж и позабыла, Костя, когда в таком удобстве ездила, – призналась женщина. И, пригладив непослушный чуб на лбу сына, произнесла беспокойной скороговоркой: – Поезжай, родимый. Как бы начальство не заругало.
– Не волнуйтесь, мама. Разве ж начальство не понимает? Да и отпросился я до обеда…
От Ленинградского вокзала до Петровки было недалеко – если ехать по Садовому, то выйдет не дольше двадцати минут. Однако стрелки часов подползали к полудню, а пассажиров в вагоне прибывало – чего зазря мешаться? В соседних купе люди обустраивались, готовясь к долгому путешествию, по проходу туда-сюда сновали люди.
И Костя засобирался. Встав, одернул пиджачок, трижды расцеловал мамашу.
– Счастливо вам добраться. Письмецо напишите, как отдохнете с дороги.
– Напишу. Сразу напишу.
– И передавайте привет моей тетушке.
– Непременно. Ты поосторожнее там на своей службе, – промокнула мамаша платком глаза и выглянула в коридор, провожая взглядом удалявшуюся фигуру единственного сына.
Костя топал по перрону и с удовольствием вдыхал запах вокзальной гари. Важное дело, томившее всю последнюю неделю, осталось за спиной: мамаша устроена в купе мягкого вагона, и через несколько минут поезд понесет ее на встречу с любимой сестрицей. Ему же надлежало поскорее прибыть в управление на Петровку и покончить с давним поручением Ивана Харитоновича Старцева.
«Ох уж это поручение», – вздохнул Константин, поворачивая к газетному киоску. Пока он оставался младшим по возрасту и званию в оперативно-следственной группе, вся рутинная работа по оформлению отчетности ложилась на его худые плечи. Костя был начитанным и хорошо образованным педантом. Он страстно любил работу оперативника и с той же страстью ненавидел бюрократию. Писать что-либо было не его коньком. Наверное, поэтому за все устные ответы в школе он неизменно получал «отлично», а за контрольные работы и сочинения – «хорошо», а то и «удовлетворительно».
– «Комсомолку», – попросил он, со звоном высыпав на лоток мелочь.
Серьезная женщина в очках и фланелевой кофте выдернула из нужной стопки газету, посчитала монетки. И вздрогнула от заметавшегося под высокой крышей вокзала громкого окрика.
Стоявшие поблизости пассажиры, встречающие, провожающие – все одновременно повернули головы к выходу на Комсомольскую площадь. Последовал их примеру и Костя.
У высоких дверей дежурил милицейский патруль – его Ким заприметил, войдя в вокзал с мамашей. Трое патрульных оглядывали шедших в обоих направлениях людей, сильно нетрезвых или подозрительных граждан останавливали для проверки документов. Очередному «счастливчику», видать, что-то не понравилось, и он начал громко возмущаться.
«Обычное дело, – подумал молодой человек. – Нервная у этих ребят служба. Никогда не знают, чем закончится следующая минута их дежурства. Не позавидуешь…»
Он хотел было завершить покупку прессы, да заварушка у входа перешла в горячую фазу. Сотрудники попытались задержать упрямца, а тот оказался не робкого десятка – извернувшись, высвободил свой пиджачишко из цепких рук милиционеров и смачно приложился кулаком по скуле ближайшего стража порядка. Кажись, тот совсем не ожидал такого поворота событий и плашмя рухнул на каменный пол, со всего маха ударившись об него затылком.
Костя с младых ногтей остро переживал несправедливость. На улице и в школе частенько заступался за младших и неоднократно бывал жестоко бит старшими. Мама плакала, переживала. Обрабатывая синяки и ссадины, она каждый раз объясняла ему, что здоровье и жизнь даны Богом единожды и новых на рынке не купишь. Преподанные уроки не ложились на благодатную почву – упрямый мальчишка поступал по-своему.
Потому и здесь, в бесконечно длинном здании Ленинградского вокзала, он, ни секунды не раздумывая, помчался к месту происшествия.
– Газета! Сдача!.. – несся вслед ему голос из киоска.
Костя не слышал. Он летел к выходу, на ходу выковыривая из кармана удостоверение сотрудника МУРа.
Преследовать наглеца пустился один из милиционеров. А старший патрульного наряда – светловолосый сержант, – опустившись на колено, колдовал над упавшим подчиненным. Тот здорово тюкнулся затылком, потерял сознание; на каменном полу расползалась лужа крови. Текущая мимо людская стремнина делилась надвое: большая часть двигалась дальше, меньшая отваливала в сторону лежащего милиционера и образовывала на некотором расстоянии округлую толпу.
– Уголовный розыск! – крикнул Костя, даже не развернув удостоверения.
Сержант сразу понял, что к чему.
– Я разберусь здесь! Давай за ним! – махнул он рукой в сторону Комсомольской площади.
На выходе из-за прибывшего поезда образовалась форменная давка. «Как же нам с мамашей повезло, что мы прошли в пустые двери!» – подивился Костя.
Благодаря небольшому росту, худобе и хорошей физической подготовке невысокий оперативник был проворен и ловок подобно примату бледный саки. Лацкан пиджака Кости украшал серебряный значок отличника ГТО 2-й ступени. Такого же значка, между прочим, в свое время удостоились герои Великой Отечественной войны Покрышкин, Кожедуб, Гастелло, известный снайпер Пчелинцев. Так что гордиться было чем. И когда Ким завяз в медленно ползущем потоке на выходе из вокзала, пришлось вспомнить о спортивных навыках.
– А ну живо дорогу! – рыкнул он на толпу и, помогая локтями, начал ввинчиваться между телами.
