Больше всего он боялся упустить из виду белую тужурку милиционера. Только она могла обозначить направление погони, ибо внешности и одежды правонарушителя он за мельтешившей толпой разглядеть не сумел.
Вынырнув из людского водоворота, Ким остановился на последней ступеньке крыльца и закрутил головой…
Подсобили зеваки, стоявшие чуть поодаль от дверей и глядевшие в сторону примыкавшей к площади Каланчевской улицы. В том направлении Костя и заприметил мелькавшую тужурку.
– Ну, теперь не уйдет! – стиснул он зубы и помчался вдоль вокзального фасада.
Запыхавшегося милиционера Костя нагнал в начале Каланчевской улицы.
– Лейтенант Ким! – крикнул он, поравнявшись с ним. – Сержант попросил помочь.
– Это дело… Это ладненько, – хрипло дыша, ответил милиционер. – Вон этот глуподырый[2] впереди скачет. С саквояжем по левой стороне улицы…
– Ага, вижу.
Вдоль длинного здания бывшего доходного дома быстро бежал долговязый молодой мужчина, одетый в широкие темные брюки и светлую рубаху под темным полосатым пиджаком.
«Стрекулист!»[3] – тотчас окрестил его мысленно Костя. Тот странно вскидывал острые колени и в такт гигантским шагам точно крылом взмахивал свободной правой рукой. А в согнутой левой горделиво и бережно держал потертый кожаный саквояж, так, словно в нем стояла чем-то наполненная до краев и не закупоренная пробкой аптекарская склянка. Тип и вправду походил на стрекулиста – пройдоху, ловкача-бумагомарателя или щелкопера, удиравшего от справедливого возмездия.
– Уйдет! Быстрее можешь? – спросил Костя.
Толку от выдыхавшегося сотрудника было мало. Зоркий глаз молодого сыщика быстро приметил пожелтевшие от обильного курева пальцы правой руки. Покуда проклятый стрекулист в летних холщовых штиблетах делал два широченных шага, отяжеленные сапогами ноги милиционера совершали всего один шаг, да и тот средних размеров.
– Поднажми, а то не догоним, – подбодрил милиционера Костя.
– Не могу, брат, – хрипло ответил тот. – Давай сам… Главное, задержи… А там и я подоспею…
Перемахнув собранные в кучу куски отслужившего асфальта, Ким ускорился. Впереди показался перекресток. «Переулок или улица?.. Что там?.. Спасская! Точно – Большая Спасская улица!» – вспомнил он.
Удиравший негодяй не стал поворачивать – ни влево к Малой Колхозной площади, ни вправо к железнодорожным товарным складам. Он упрямо бежал по Каланчевской улице, меряя тротуар своими неловкими огромными шагами. Дистанция между ним и молодым оперативником понемногу сокращалась. Крохотный квартал между Спасской и Грохольским переулком проскочили в десяток секунд. И вот теперь стрекулист изменил направление, резко юркнув влево за угол двухэтажного дома.
Это было опасно. Подбегая к переулку, Костя замедлил шаг и прижался к холодной кирпичной стене. Случайно, нет ли, но с неделю назад Александр Васильков рассказал ему, как едва не заполучил пулю в похожей ситуации. В январе сорок пятого при освобождении Варшавы он преследовал троицу юных идиотов из гитлерюгенда. Пацаны были уставшими, ослабленными; двое тащили на плечах фаустпатроны – эрзац-оружие последнего шанса, третий был обвешан винтовками и автоматами. Майор Васильков со старшиной Петренко легко догоняли оболваненных детей. Перекрикиваясь фальцетом на немецком, те с ужасом оглянулись в последний раз и исчезли за углом. Тут бы преследователю притормозить или из соображения безопасности перебежать на другую сторону улицы. Но опытные вояки посчитали дело сделанным и чуть не поплатились за свою беспечность. Когда до конца красивого здания в стиле барокко оставалось чуть более десятка шагов, из-за угла высунулся ствол винтовки и стриженая голова в большой суконной кепке с козырьком. Вороненый ствол глядел точно в грудь Василькова. До выстрела оставалось мгновение. Спас старшина, полоснув очередью из «ППС». В патриотического подростка старшина не попал, но заставил того промахнуться – винтовочная пуля прожужжала над головой майора, обдав горячей и упругой волной.
Оружия у Кости с собой не было. Потому, скользя вдоль стены, он осторожно приближался к переулку, боясь лицом к лицу столкнуться с нескладным пареньком. Над головой проплыла запыленная табличка «ул. Б. Спасская» с облезшей буквой «Б». За углом было тихо. Зато позади все отчетливее слышались тяжелые шаги подбегавшего сотрудника милиции.
Добравшись до угла, Ким быстро выглянул. Зрение запечатлело пустующий кривой переулок, теряющийся вдали меж старых купеческих домов.
– Где глуподырый? Чего ж не догоняешь? – с трудом сокращая последние метры дистанции, выкрикнул страстный любитель табачка.
– Погоди. Что-то не пойму, куда подевался этот деклассированный элемент, – ответил Костя. – Только что нырнул за угол и исчез.
Милиционер имел вид вернувшегося с городского рынка покупателя – до крайности измученного, но счастливого.
– Чего ж тут выгадывать? – откашлявшись, сказал он. – Пошли…
Достав из кобуры пистолет, он смело шагнул в переулок.
По извилистому Грохольскому переулку они прошли чуть больше сотни метров. Вокруг было тихо, прохожие не попадались. Лишь в глубине узких, пропахших пылью и керосином дворов брехали беспородные собаки.
Стрекулист прятался где-то рядом – не мог он так быстро проскакать несколько кварталов, чтоб исчезнуть из поля зрения. Костя отметил, что отчетливый топот стих подозрительно резко. Значит, беглец нырнул в один из дворов или…
– А может, он повернул во Второй Коптельский? – кивнул Ким на короткий переулок, соединявший Грохольский с Большой Спасской.
– Думаешь, как заяц, круги нарезает? – усомнился сотрудник. – Вряд ли. Не побежит он обратно к вокзалу. Забоится…
Спорить Костя не стал, потому как не владел тонкостями поимки уличной шпаны. А сотрудник в этом деле наверняка поднаторел. Шел по переулку по-хозяйски, не таясь, заглядывая в каждую щель и подворотню. Укромных местечек для того, чтобы спрятаться, тут имелось предостаточно. Чернеющие жерла подворотен, многолетние заросли кустарника и сирени, потемневшие от дождей деревянные сараи, покосившиеся щербатые заборы…
На пересечении с Коптельским остановились.
– Сюда он прошмыгнул, – твердо заявил Ким. – Если бы бежал дальше по Грохольскому, я б его увидел, когда выглядывал из-за угла.
Довод показался убедительным, милиционер уверенно повернул влево.
Коптельский переулок был прямым и коротким, шагов сто – не больше. Из его начала хорошо просматривалась соседняя Большая Спасская. По левую сторону возвышался серый многоэтажный дом с облезлой штукатуркой на торце. По правую – невысокие частные дома, терявшиеся в зарослях густой сирени.
Оперативник и милиционер медленно шли по центру переулка, осматривая все «шхеры», где мог притаиться исчезнувший стрекулист.
Внезапно Костя заметил меж зеленых листьев сирени белые точки. Листва под легкими дуновениями ветра тихонько шевелилась, и точки то исчезали, то увеличивались до крупных пятен.
«У него ж под пиджаком была светлая рубаха!» – вспомнил Ким и схватил сотрудника за предплечье:
– Вон он! Справа за кустом!
Рядовой на секунду остановился. Пригнувшись, он попытался рассмотреть стоявшую за кустами фигуру. Потом что-то хотел сказать, но…
Четыре быстрых выстрела прозвучали из-за куста еще до того, как Ким с милиционером успели что-либо предпринять. Негодяй с саквояжем внимательно наблюдал за ними, смекнул, что его заметили, и открыл огонь.
Стрелял он хорошо – в «молоко» ушла только одна пуля. Две угодили в сотрудника, последняя ударила Константина в ключицу.
Мысли не рождались поочередно. Казалось, они вздувались в голове словно пузыри по две-три штуки одновременно; некоторые из них, не выдерживая давления соседних, громко лопались. Их место тут же заполнялось другими… Полчаса назад Ким с мамашей деловито покинули автобус на остановке «Комсомольская площадь». Все было понятно и предрешено: они войдут внутрь вокзала, узнают номер платформы с ленинградским поездом, отыщут нужный вагон. Устроив мамашу, Костя попрощается с ней и отправится в управление на Петровку. Внезапно на последнем этапе что-то пошло не так, и вместо размеренной предсказуемости со всех сторон посыпались оплеухи абсурда. Откуда-то взялся этот чертов стрекулист с острыми коленками и потертым саквояжем. Крики, потасовка. Лужа крови под лежащим милиционером. Погоня, переулок, стрельба. И вот теперь это.
