– Да обычная спальня. Кровать…

– Слушай, ведь это так интересно узнавать, как у них там в других странах. Ты разве так не думаешь?

Нина остановилась у дверей спальни. Никаких разумных оснований не показывать эту комнату матери у нее не было, но все равно…

Она открыла дверь, словно видела эту комнату в первый раз, и ощутила то же беспокойное чувство: она словно подглядывала за любовниками, вторгалась в чужую жизнь. В спальне она чувствовала это острее, чем в какой-либо другой комнате, вероятно, потому, что здесь было множество личных вещей.

– Ух ты, пододеяльник, очень мило. По-мужски, но со вкусом. Себастьян всегда отличался хорошим вкусом. Лампы очень приятные. А что он читает?

Нина проглотила слюну. Этот мужской атрибут в виде серого и бледно-голубого с черным покрывала постоянно напоминал ей о том, что она проводит ночи в спальне Себастьяна, а лежащий обложкой вверх открытый роман Дэвида Балдаччи[13] лишь усиливал неприятное чувство, будто Себастьян вышел на минуту и вот-вот вернется.

Нина старалась как можно меньше времени проводить в этой комнате, по крайней мере, когда она не спит. Присутствие Себастьяна здесь подавляло ее.

– Давай-ка посмотрим его фотографии, – сказала мать. Нина устало подошла к стене, противоположной кровати, к многосекционной фоторамке с набором снимков из разных лет. Она особо и не обращала внимания на эту рамку прежде, поскольку там была куча фотографий, копии которых она не раз видела: Себастьян с Ником и другими ее братьями.

– Ой, кажется, это я! – воскликнула мать. – Прекрасно помню этот день. Он тогда выиграл свое первое кулинарное соревнование. И прямо оттуда пришел ко мне и показал приз. Этот снимок сделал твой отец.

Нина помнила, как он готовился к этим соревнованиям. Они несколько недель подряд были его подопытными кроликами. Хорошо еще, что вся семья любила свинину.

– Милая фотография – на которой он с родителями, – сказала мать с симпатией в голосе. Нина по-прежнему держала в руках телефон, разглядывая фотографию Себастьяна в день окончания университета, он стоял между своими родителями, вид у него был напряженный и страдающий. Он получил свою степень, чтобы угодить родителям, хотя его влекло совсем другое. Через неделю после окончания он поступил в колледж на отделение кейтеринга.

– А вот это твоя – какая хорошая.

– Моя? – Голос Нины сорвался на писк, она подошла поближе к фотографии в углу, на которую совершенно не обращала внимания прежде. Ничего хорошего в ней не было. Фотография была хуже некуда. Она ухмылялась, как психованная, ее зубы и горящие глаза белели среди подтеков грязи на ее лице, а в руке она держала медаль, завоеванную в соревнованиях по спортивному ориентированию. Нина с отвращением вглядывалась в свое лицо, на котором расцветало счастливое выражение, чувствуя, как ее сердце в очередной раз неровно забилось, словно откликаясь на отголоски прошлого. На секунду слезы набежали ей на глаза. Она была такая счастливая, счастье просто переполняло ее. И не потому, что она пришла первая. Не потому, что побила свой личный рекорд. Не потому, что выполнила норму, позволявшую ей претендовать на включение в национальную сборную. Нина была счастлива оттого, что за финишной чертой ее ждал Себастьян. Оттого, что он обнял ее. Оттого, что так сильно прижал к себе. Оттого, что ей казалось, будто его губы выщиплют ей все волосы на макушке. Потому что его глаза горели гордостью и счастьем, когда он смотрел на нее. Разглядывая снова этот снимок в ряду других важных событий в его жизни, она нахмурилась. Она и представить себе не могла, что он хранит ее фотографию, не говоря уже конкретно об этом снимке. Нина не могла понять причину, почему Себастьян сохранил ее.

Храбрый голубь клевал у ног Нины многочисленные крошки, падавшие с круассана, после того как она откусила краешек. Нина очень гордилась собой: набралась смелости выйти и заказать кофе с круассаном в ближайшей пекарне, как и пообещала сделать матери перед окончанием их разговора. Нина, запрокинув голову, допила остатки кофе и встала с одной из зеленых скамеек, стоящих вдоль дорожки, ведущей к Эйфелевой башне. Солнечные лучи, согревавшие кожу, и выманили Нину из дома. Погода и вправду стояла слишком хорошая, чтобы сидеть дома, а разговор с матерью напомнил ей, зачем она вообще в Париже, бесчинствуют здесь карманные воры или нет. Поэтому Нина устроила себе выходной на сегодня. Она покончила с уборкой и раскладкой и осталась довольна своими аккуратными бирочками на полках, легко выдвигающимися ящиками, в которых все, насколько она это понимала, лежало на своих местах.

Нина шла пружинистым уверенным шагом, крепко держа ремень своей сумки и направляясь к громадной канонической башне. Время от времени она останавливалась, чтобы сделать фотографию и тут же отправить ее в семейный чат в «Ватсап». Нет, правда, хватит уже прятаться. Она покачала головой. Сегодняшний утренний звонок матери был только вершиной айсберга. Остальное семейство тоже ждало новостей и требовало регулярных апдейтов. Если Ник не отправлял ей эсэмэску с вопросом, как она там поживает, то на электронную почту приходило письмо от Дэна. Или же Тоби задавал ей вопросы на ее аккаунте в «Твиттере». Нина всерьез подумывала, не потерять ли ей телефон.

Нина спланировала свой маршрут, чтобы спокойно изучить город. Утром она, избегая оживленного движения, неспешно прогулялась по мосту, соединяющему Эйфелеву башню и Трокадеро. Что касается водителей, то для них пешеходы были лишь раздражителем, а если к тому же они ступали хотя бы одной ногой на проезжую часть, то и законной добычей. Никто, казалось, не обращал никакого внимания ни на разметку, ни на светофоры – водители машин и мопедов постоянно срывались с места, спеша заполнить освободившееся пространство впереди, как львы, бросающиеся на жертву.

Следуя карте, которую Нина нашла в квартире Себастьяна, она прошла по Левому берегу, а точнее сказать, по Rive Gauche[14], который по-прежнему ассоциировался у нее только с парфюмом. Потом некоторое время она шла вдоль широкого пространства Сены, пока не свернула налево к Елисейским Полям, чтобы посмотреть на Триумфальную арку, которая оказалась гораздо больше, чем она предполагала, а движение машин вокруг нее здесь было еще более оживленным и непредсказуемым. Не случайно же это место имело репутацию самой безумной транспортной развязки в Европе.

Наслаждаясь чувством свободы и отсутствием необходимости задавать кому-то вопросы, Нина решила зайти на ланч в один из ресторанов близ Елисейских Полей просто потому, что у нее была такая возможность. Ее брат Ник непременно уперся бы и предложил избегать главных туристических маршрутов, потому что рестораны здесь самые дорогие.

Дэн и Гейл заранее отыскали бы рекомендации на TripAdvisor, а ее мать целую вечность провела бы у дверей, изучая меню, прежде чем позволить кому-нибудь из ее цыплят переступить порог этого заведения.

Ощущая свободу в принятии решений, Нина выбрала ресторан, который ей понравился, и зашла в него.

Мидии оказались чудесными, Нина наслаждалась каждой каплей роскошного вина, которым решила побаловать себя, увидев, что большинство французов, зашедших сюда на ланч, тоже заказывают вино. Хотя Нина и наслаждалась едой, ей мешала некоторая неловкость оттого, что она за столиком одна в ресторане, заполненном людьми. Ее усадили в углу неподалеку от туалетов. Чтобы не чувствовать себя уж совсем одиноко, Нина начала копаться в телефоне и чуть не выронила его, когда он вдруг зазвонил.

– Себастьян, привет.

– Нина, у нас проблема. Мне понадобилась срочная поставка товаров в другой мой ресторан, и я попросил моего поставщика срочно выполнить этот заказ. Новый шеф захотел опробовать некоторые рецепты. Но это значит, что сегодня они не смогут поставить свежие ингредиенты в кондитерскую. Ты должна съездить к ним и купить что надо.