Но юный хан исполнил то, что велел отец.

Я опустился на примятую траву у его шатра – и тут же заковылял вперед на когтистых лапах, снова привыкая к земле.

– Кто ты – злой дух или вестник Великого Неба? – Темуджин шагнул мне навстречу. – Зачем ты пришел?

Вряд ли он мог узнать меня в облике сокола – но то, что перед ним не простая птица, явно почувствовал. Я ощутил касание его дара – неуклюжее, но требовательное. Темуджин без труда пробился сквозь сознание сокола к человеческому, и я ответил ему уже в истинном облике.

– Приветствую тебя, великий хан. – Я склонил голову. – Я не враг тебе, хоть и принес дурные вести.

Все вокруг – и женщины, и воины, и даже бронированные кешиктены – поспешно пятились: едва ли кому-то из них приходилось видеть, как спустившаяся с небес птица превращалась в человека. Но Темуджин даже не моргнул, когда я вырос над ним из маленького соколиного тела и заговорил, – только сложил руки на груди и нахмурился…

Совсем как Есугей.

– Ты назвал меня великим ханом, Антор-багатур, друг моего отца и мой друг. – В глазах Темуджина на мгновение мелькнула тоска. – Скажи… как умер мой отец?

– Его забрал оживший огонь, что вышел из скал Тенгри-Хан, – ответил я. – Есугей погиб как истинный воин духа, встав между мной и теми, кому нет имени ни в одном из языков. Его ждут бесконечная степь и Великое Небо.

– Но почему же вышло так, что мой отец отправился к предкам, а ты жив? Или ты сбежал, бросив его умирать?

– Нет, великий хан. – Я покосился на недоверчиво разглядывающих меня кешиктенов. – Он сам выбрал свою судьбу и заплатил жизнью, чтобы я смог вернуться из песков. А я поклялся ему защитить тебя, твою мать и твой народ.

– И ты выполнишь его волю, Антор-багатур? – спросил Темуджин. – Ты станешь служить мне и сразишься с моими врагами?

– Твой отец называл меня другом, а не слугой, великий хан. – Я покачал головой. – Я сделаю, что обещал ему, – но сделаешь ли ты? Есугей желал мира с моим народом.

– Я знаю, – кивнул Темуджин. – Он говорил, что наши воины отправятся сражаться за земли твоего князя. Что мы вместе сокрушим врагов.

– Так и случится, великий хан. И когда мы победим, твой народ ни в чем не будет нуждаться. Земель за далекими горами на западе хватит на всех, и туда пески доберутся не скоро.

Через пару недель. Если я не разберусь с Сивым и оставшимися осколками «Светоча» раньше. И даже Великое Небо вряд ли скажет, что случится, когда все десять окажутся в одних руках… Но пацану об этом знать необязательно.

– Может, и так, Антор-багатур. Но земли за горами далеко, а голод близко. – Темуджин заговорил тише и указал рукой на юрты за шатром. – Лишь часть войска осталась верна мне, сыну Есугея. Всех остальных Джаргал, старший из багатуров, увел с собой на рассвете. Они не послушают ни тебя, ни твоего князя.

– И желают силой взять то, что не пожелал взять твой отец, – догадался я.

Ничего удивительного. Колоссальное по меркам северян или склафов булгарское воинство состоит из сотен мелких племен, и вместе всю эту орду удерживала лишь стальная воля Есугея. Его авторитет и так основательно пошатнулся после отступления у стен Вышеграда – а уж после того, как хан ушел с чужаком в пустыню…

Темуджин унаследовал дар и силу отца – но для того, чтобы приструнить несколько тысяч степняков с багатурами во главе, этого все-таки маловато.

– Воины послушают своего хана. – Я опустился перед Темуджином на одно колено. – Джаргал ушел, и ты поступил мудро, отпустив его.

– Отец бы не простил такого, – еле слышно отозвался юный хан. – Если бы у меня было достаточно сил, чтобы сразиться…

– Твой отец всегда знал, когда следует говорить его сабле. – Я коснулся рукояти на поясе. – И знал, когда ей лучше остаться в ножнах. Если бы ты позволил гордыне взять верх над разумом, многие из твоих людей погибли бы.

– Верно. – Темуджин подобрался и сжал кулаки. – Я чувствовал, что ты придешь, Антор-багатур. Помоги мне покарать предателей и вернуть моих воинов, и я поклянусь перед Великим Небом, что ни один из них никогда больше не поднимет сабли против твоего народа!

Примерно так я и планировал… Но если начать потрошить всех направо и налево во славу законного наследника степей, можно не только укрепить его власть, но и ненароком вырастить малолетнего диктатора.

– Я исполню то, что обещал. И буду сражаться за тебя, если придется. – Я улыбнулся. – Но твой отец желал, чтобы я стал тебе не только защитником, но и наставником. Пообещай, что будешь милостив с теми, кто покорится твоей воле.

– Обещаю, Антор-багатур, – кивнул Темуджин. – Многие отвернутся от Джаргала, если за меня встанет тот, кого сам отец признал равным себе… Но он ушел уже далеко, а мои люди еще даже не свернули юрты.

– Тогда прикажи им собираться, великий хан. – Я огляделся по сторонам. – Сколько воинов ты сможешь взять с собой, если мы отправимся за Джаргалом-багатуром прямо сейчас?

– Не больше пяти сотен. – Темуджин будто ждал моего вопроса. – Я не оставлю женщин и детей без защиты. Джаргал идет медленно, и мы догоним его еще до заката, если поспешим… Но с ним вдесятеро больше людей.

Толковый парень – уже начинает мыслить как стратег.

– Бери только тех, у кого самые быстрые кони. – Я поднялся на ноги. – Мы не станем сражаться с твоим народом.

– Близко уже. – Воин в блестящих доспехах кешиктена снова приложил ухо к земле. – Земля дрожит… Скоро догоним, хан.

Я уже и сам видел следы прошедшей здесь каких-то два-три часа назад орды. Копыта сотен и тысяч коней почти ничего не оставили от высушенной солнцем и горячими ветрами с юга травы, превратив не только большак, но и поля вокруг в сплошное земляное и песочное месиво.

Когда я проезжал здесь, разыскивая стойбище булгар, мне приходилось выбирать путь, избегая крупных дорог, разведчиков Есугея или дезертиров. Джаргал же пер к Вышеграду чуть ли не по прямой – и все, кто мог бы позариться на имущество одинокого всадника, в ужасе расползались по норам, только завидев вдалеке бронированный авангард его воинства.

А мы двигались за ним следом – и куда быстрее. Отряду из трех сотен всадников не приходится ждать отстающих и женщин с детьми.

– Надо поспешить.

Темуджин коснулся узды, и его конь нетерпеливо заплясал, демонстрируя готовность нести легкого всадника хоть на край земли. Юный хан ехал верхом в жилетке из толстой кожи – точно такой же, как носила половина его воинов, – и с коротким луком поперек седла.

Похоже, ему не терпелось пустить оружие в ход.

– Не лучше ли отдохнуть, хан? – Следопыт в доспехах кешиктена тоскливо посмотрел вдаль – туда, куда ушла орда. – Кони устали… Мы все равно догоним Джаргала-багатура после заката, когда они остановятся на ночлег.

Похоже, парню не слишком-то хотелось встречаться с воинством предателей… И его сложно было не понять. Нас чуть ли не в двадцать раз меньше, и если не получится договориться по-хорошему – не спасут даже дар Видящего и семь осколков «Светоча».

Впрочем, Есугею, чтобы приструнить и собрать в орду всех степняков, хватило и одного.

– Разве ты не слышал, что сказал тебе твой хан? – Я пришпорил коня. – Мы догоним Джаргала до того, как солнце сядет.

Только так – и не иначе. Предателей надо брать тепленькими, на марше – этого они точно не ждут. Прорезать всю эту огромную конную ораву, как нож масло, и добраться до самого Джаргала. Убедить, напугать, сломать. И если потребуется – ударить. Быстро, решительно и жестко, так, чтобы ни у кого даже мысли не возникло лезть в драку. Все должны увидеть правосудие хана – и поэтому оно случится под Великим Небом при свете дня.

Мы снова тронулись – и на этот раз скакали уже без остановок, будто пытаясь догнать не Джаргала, а неумолимо клонящееся к закату солнце.

– Хан! – Я пришпорил коня, догоняя Темуджина. – Ты помнишь, о чем я тебе говорил?

– Помню, хоть и хотел бы забыть. Но я сделаю, как ты просил, Антор-багатур. Я не трону тех, кто признает мою волю.