– Я принёс конфеты. Будем чай пить.

– Может, лучше водки?

– Не могу, я обещал…

– Кому?

– Да так…

Евгений усмехнулся, провёл ладонью по небритому лицу. Конечно, Ян пообещал своей жене. Ей не нравится, когда тот выпивает. Несколько лет назад между ними произошла крупная ссора как раз из-за того, что Ян много выпил. Без этого никогда не обходилось, когда он приезжал навестить родственников. Но сейчас он держит себя в рамках, хотя мама и выговаривает ему, что он стал подкаблучником. Мама, мама! Что с тобой стало? А ведь ещё несколько лет назад, когда был жив отец, ты ненавидела алкоголь. Конечно, ты выпивала вместе с ним, но ненавидела алкоголь всем сердцем, каждой клеточкой души. Ты так говорила! Евгений вздохнул. Он всегда верил маме.

– Ну, ты чай пей, а я водку.

– Уверен?

Проигнорировав вопрос брата, Евгений бухнул чайник на плиту и зажёг газ. Ян тем временем снял пальто, обувь аккуратно поставил в шкаф. Вошёл в кухню, быстро протёр стол влажной тряпкой, выложил на него кулёк шоколадных конфет.

– Конфеты наши, питерские!

Наши, питерские! Было от чего скрипнуть зубами.

– Я не ребёнок.

– А мне нравятся. Попробовал бы.

– Попробую на закуску. Лучше бы колбасы привёз или рыбы копчёной.

– Я матери привёз.

– Понятно. Ты один приехал?

– С женой.

– А сын?

– У него секция, уроки.

– Не захотел?

Ян пожал плечами, и Евгений понял, что Соня против. Соня всегда против этих поездок, потому что не избежать бурных застолий. Она не высказывается вслух, но всегда имеет сто поводов не приезжать, когда мама зовёт в гости. Евгений никогда не задумывался о Соне. А ведь она много понимает в их сложной жизни. Они пытались уйти от алкоголя, когда был жив отец. Ненавистное злое чудовище. Но уйти не удалось. Сейчас с мамой Марат, мировой, добрый мужик. Алкоголь остался. Куда без него? Но Соня считает по-другому. Ей не нравится, когда Ян засиживается у мамы. Она тянет его назад, в Питер. Боится, что он станет похожим на отца? А ведь в Яне что-то есть от него. Дикость в глазах, родинка на щеке, кривая усмешка, когда раздражён. Но Соня – не мама. Она разберётся. Не позволит Яну пропасть. Так получается, что отец спился из-за мамы? Евгений нахмурился. Мысли разъедали голову кислотой. Заболели глаза и пришлось их прикрыть на несколько мгновений.

– Надолго приехали?

– Нет, на несколько дней.

Евгений достал бутылку водки, кусок старого сыра и хлеб. Поставил перед гостем большую чашку и коробку с дешёвыми чайными пакетиками. Ян поморщился, но ничего не сказал.

– Анютка позвала на день рождения Андрея. Поэтому мы и приехали.

– Сколько ему?

– Один годик исполняется. Разве ты не знаешь?

– Знаю, – неуверенно ответил Евгений. О племяннике он думал меньше всего.

– Чего же спрашиваешь?

– Забыл просто.

Ян с обиженным удивлением посмотрел на Евгения.

– Как это забыл? Всё-таки Аня наша родная сестра. А Андрюшка её сын.

– Об этом я помню.

– Она нуждается в нашей любви. Об этом помнишь?

– Не начинай, ладно?

– Какой же ты сухарь, Женька!

Разговор заходил в тупик. Поводов для этого было много. Ян начал заводиться, хотел потребовать от брата уважительного отношения. Ему казалось, что Евгений слишком равнодушен и погружён в себя.

– Я тебя не понимаю!

– Почему?

– Как так можно относиться к Анюте?

– Так – это как?

– Женька, она же чуть не умерла, помнишь? Инсульт в двадцать три года – это серьёзно. Конечно, она нуждается в нашей любви! Нельзя отталкивать её, нельзя забывать об Андрюше!

Евгений выключил плиту и налил кипятка в чашку. Он не хотел говорить о сестре. Взял с подоконника сигареты, закурил. Но что толку говорить? Если бы Аня не пила самогон с пятнадцати лет и не гуляла с мужчинами, то, возможно, инсульт не случился бы. Об этом не скажешь Яну. Удобно на расстоянии идеализировать человека. Удобно прятаться за обвинениями «не любишь», «не ценишь», «не понимаешь». Что он видел из Питера? Аньке было четыре года, когда он уехал. Ян не знал, что её нельзя жалеть. От этого она раздувается, как мыльный пузырь, и наглеет. Требует и просит. Просит и требует. Денег, конечно, можно дать. Но вот любви и сочувствия не выдашь по требованию. Мальчишка ни в чём не виноват, но и Евгений не виноват в том, что не замечает его. Нежеланный ребёнок нежеланен для всех.

– Ну, что ты молчишь?

– Согласен, инсульт – это серьёзно. Только она уже совсем большая. Разберётся.

– Я поражаюсь твоему равнодушию. Ты кого-нибудь любишь, кроме себя?

– Нет.

– Поражаюсь тебе!

Евгений подавил вздох раздражения. Он не хочет говорить о сестре. Думал о сыне. Голова разрывать от вопросов, которые оставались без ответов. Нужно было сменить тему, поговорить о том, что действительно волновало и не давало покоя.

– А я думал, что вы приедете на поминки. Сорок дней было.

Повисла неловкая пауза. Лицо Яна покрылось красными пятнами, губы плотно сжались. Но отвечать нужно, и он сделал это, собравшись с мыслями спустя несколько минут.

– Прости, мы не смогли. Но, кажется, и поминки не собирали.

– Разве? Не может быть.

– Мама говорила, что не собирали.

– Она могла не знать.

– Мама всегда всё знает.

– Она не общается с моей женой, поэтому не может знать точно.

– А ты сам-то был?

– Тоже не смог. Не люблю я это. Тяжело, – буркнул Евгений, прячась за сигаретным дымом.

– Денег дал?

– Она не просила.

– Говорят, что она больна.

– Чем? Я не знаю.

– Мама что-то говорила. Ей кто-то рассказал? Не помню, если честно.

– Поэтому и поминки не собирала.

– Возможно. Постарайся забыть. Теперь всё будет хорошо.

– Что забыть?

– Всё, что с тобой случилось. Всё забудь. Нет смысла думать об этом.

Евгений усмехнулся, покачал головой. Ян улыбался. Будто действительно не было никакого Антона, и старший брат не был женат. Яд этого лицемерия воздействовал на Евгения, как яд кобры. Но он не мог продолжать. А поговорить хотелось. Но что сказать? Он пил и пропустил день поминок, который слился в общую чёрную зловонную массу остальных дней. Весь ответ. Но почему Ундюгерь не стала поминать сына и собирать друзей? Или поминала, но очень скрытно? Собрала подружек и коллег из библиотеки? Или неужели и правда заболела? Евгений не мог поверить. Ундюгерь никогда ничем серьёзным не болела, кроме простуды. Ходила в бассейн и каталась зимой на лыжах, любила походы и бег на длинные дистанции. Спросить подробнее?

А Ян уже снова заговорил о сестре.

– Анютка хорошо себя чувствует, но я боюсь, как бы не повторился прошлый кошмар.

– С чего?

Евгений бы не удивился. Сестра по-прежнему любит выпить и мужчин. В её жизни ничего не изменилось даже с рождением Андрея. Да и для чего нужен Андрей? Для получения алиментов и прочих выплат, которые полагаются одинокой матери. Циничные мысли яростно царапали Евгения, но он не останавливал их, был согласен. Чего уж тут!

– У неё хрупкое здоровье.

– Зато пьёт, как лошадь. Постоянные вечеринки и праздники, – не выдержал он.

Разозлился от того, что брат не поддержал разговор, который был ему интересен. Яну наплевать на переживания Евгения.

– Прекрати! Это недостойно так говорить о родной сестре. Козёл ты после этого!

Евгений щурился на едкий дым, пить расхотелось. Ещё не хватало разругаться с Яном и набить ему морду. Он не собирался раскрывать душу и говорить о своих проблемах, об одиночестве. Не хотел напоминать о том, что месяц назад потерял сына. Попытался, но ничего не вышло. Ян предлагает забыть и не вспоминать. Не вспоминать своего ребёнка! Не вспоминать свою жену! Мама пыталась подружиться с Антоном в раннем детстве, но Ундюгерь быстро прекратила это. Евгений попытался вспомнить. Они разговаривали на повышенных тонах. Ундюгерь просила маму не давать Антону мороженое из-за больного горла. Но мама дала три штуки. Конечно, Антон заболел. Это был первый раз? Или первым поводом для ссоры был майонез, от которого у Антона была аллергия и его совсем не давали. А мама дала. И мальчика положили в больницу с осложнением. Ундюгерь испугалась и заявила Евгению, что никогда больше не даст сына. Мама кричала и всё отрицала. Она обвиняла Ундюгерь и заявляла, что не обязана следить за её ребёнком, что Антон сам взял майонез из холодильника.