— Сначала поедим, или ты все же сообщишь, за каким собственно говоря?

Виктор пристроил на стул рядом с Григорьевым трофейный саквояж, и открыл его. Тот заглянул вовнутрь, и приподнял в удивлении брови. Он конечно не прошел инициацию, но подобные артефакты наблюдал неоднократно. Так что, с обычными арифмометрами не перепутал. Да и смысл Нестерову показывать ему такую безделицу.

— Та-ак. Вечер перестает быть томным. Рассказывай, — отрезая кусочек стейка, велел он.

Виктор с тоской посмотрел на стол. Есть хотелось неимоверно. Но с другой стороны, решил, что ничего страшного не случится. Рассказ должен получиться недолгим. Угу. Это он так надеялся. На деле же, у Александра Трифоновича нашелся сто и один вопрос по поводу случившегося. Так что, пришлось рассказывать все с толком, с чувством, с расстановкой. Углубляясь даже в те мелочи, которым сам не придал значения, а потом еще и вспоминать все в деталях.

— Все понятно. Значит так. Перво-наперво избавься от своего Браунинга. Желательно выбросить в залив, чтобы с собаками не нашли.

— Зачем? — удивился Виктор.

Что ни говори, а стоит такая игрушка целых тридцать рублей. Не шутка! И вот так, за здорово живешь его выбросить!?

— Объясняю, для особо одаренных. Все характерники находятся на особом учете в ДБР. Ты, к слову, по возвращении из отпуска так же не забудь доложиться по начальству.

— Это я помню.

— Хорошо, что помнишь. Так вот, характерники делятся на четыре категории. Первая, это преподаватели в высших учебных заведениях. Вторая, директора гимназий реальных и ремесленных училищ, отвечающие за активацию подрастающего поколения. Третья, артефакторы. Четвертая, военные. И делается это именно для того, чтобы в обороте не появлялось вот таких левых артефактов. Хотя, конечно случаются проколы. Но я уверен, что этот твой Рязанцев, был вполне легальным характерником. Соответственно, его гибелью займутся мои коллеги. И уж поверь, они там все перероют и просеют через мелкое сито. Пули от Браунинга оставались в черепах?

— Ну да.

— Правильно. А что случается с инородными предметами в случае использования «Аптечки» или перерождения?

— Их выталкивает наружу.

— То есть, пули остались на месте, и могут быть обнаружены. Избавься от пистолета.

— Ясно.

— А вообще, Витя, прекращай маяться ерундой. Не нужно было тебе убивать этого Рязанцева.

— То есть они меня хотели…

— Витя, Витя, остынь. Ну хотели. Но не смогли же. Трупы бесполезны. А подчас даже приносят вред. От живых же можно извлечь пользу. Так что, думай наперед, прежде чем убивать. И уж тем более, окончательно.

— Мне не нравится получив по правой щеке, подставлять левую.

— Ну и дурак. По меньшей мере, мог бы получить прорву опыта. Все одно замазался по самую маковку. Уверен, что в этом он тебя не надул. Наверняка имел какие-то намерения в плане собственного роста.

— Или банально торговал опытом. Сомнительно, что в банке выдадут его в виде кредита или продадут тому, у кого в наличии окажутся криминальные Умения.

— Это да. Таким в банке опыт не обломится. Но все же полагаю, что даже если он что-то и продавал, заботился он в первую очередь о себе. С твоих слов, у него ведь не было ничего из ряда вон. А прошедшие инициацию всячески стараются развиваться. Упершиеся же в потолок сморят на показатели своей Сути, и чувствуют себя ущербными. Не все готовы при этом пахать, и учиться, но подняться на пару голов желают все без исключения.

— Возможно вы и правы. Только я все равно не жалею о том, что сделал.

— Даже если на тебя выйдут?

— Даже в этом случае.

— Ладно. С этим разберемся. А ты вот, что. Ехал бы в Троицк. Отпуск все же. Только на этот раз без приключений.

— Есть без приключений.

— Ешь, давай. А то и так все остыло.

— Александр Трифонович, а можете мне помочь? — беря в руки вилку и нож, поинтересовался Виктор.

— Говори.

— Мне бы купейный билет до Троицка.

— А что так? Неужто настолько впал в немилость Анне Федоровне?

— Да она меня свести с одной девушкой желает. С далеко идущими планами.

— Понятно. И общий вагон отпадает.

— Не поймет и обидится. Мне даже пусть бутафорский, я и в общем доеду.

— Что-то ты совсем уж Витя, — не сдержался от усмешки Григорьев.

— Да просто… Была бы мамка, так все просто. Она ведь родная. Поймет. А Анна Федоровна разобидится не на шутку. Она ведь мне добра хочет.

— Завтра с утра иди на вокзал прямо к военному коменданту. А уж на какой попадешь, утренний, полуденный или вечерний, будет видно.

— Спасибо.

— Пока не за что. Время отпусков. Так что, может статься, что и впрямь получишь бутафорский, а сам поедешь в плацкарте, а то и вовсе в общем. Уж прости, но выселять из-за тебя я никого не стану.

— Да мне только от Анны Федоровны отбояриться. Спасибо, — еще раз поблагодарил Виктор.

— Кстати, саквояжик, прямо сейчас занесешь по адресу, что я тебе в прошлый раз давал. Не забыл?

— Пушкинская пять, Хорь Риса Ивановна, телефон пять двенадцать двадцать пять.

— Хорошая память. Ты ешь давай.

— Ага, — Виктор вновь взялся за нож и вилку.

Вот никаких сомнений, что теперь-то он у Григорьева на крючке. Но с другой стороны, вляпался он с этой бандой по самое не балуй. Вот если бы остановился на том, что убил бы их по разу. Да сдал бы в полицию, или все же ДБР, так как делами такой категории занималась именно контора. Тогда совсем другое дело. Тогда он герой, обезвредивший банду.

А так, получается, что он преступил закон, окончательно убив четверых, уже не представлявших опасности. Да плюс слил с них опыт, и умыкнул артефакты, свободный оборот которых запрещен во всех странах. Вывод напрашивается сам собой. За подобные выкрутасы по головке не погладят. Высшая мера, однозначно. Чтобы другим неповадно было даже думать в эту сторону.

К сожалению осознал произошедшее он значительно позже, когда азарт уже схлынул. Вот тогда-то и вспомнил о Григорьеве, решив довериться его опыту и положению. Что же до зависимости от подполковника, то у него есть один несомненный плюс. Своих он не бросает и не сдает. Хотя батя и советовал держаться от него подальше, но даже он на это указывал. Ну да чего уж. Дело сделано. А чем это обернется, жизнь покажет.

— Ладно, сын. Легкой тебе дороги. И поаккуратнее там. А с Григорьевым, это ты зря связался. Человек он не гнилой, но для него служба и долг на первом месте. Бросить не бросит, сдать, не сдаст. Но если того потребует долг, руку не протянет.

— Батя, я ведь ничего не выбирал. Ты же сам говорил — на службу не напрашивайся, от службы не отказывайся.

— Говорил. И повторю. Но с Трифоновичем держи ухо востро.

— Понял.

— Глебу Даниловичу привет, Анне Федоровне кланяйся. И еще. Коли увидишь Дубкова, передай, что счетов про меж нас нет. Ну все. Иди, — Антип Васильевич пожал Виктору руку, и хлопнул по плечу, придавая направление.

Когда Нестеров предъявил билет проводнику и вновь посмотрел в сторону бати, того уже не было. Затерялся среди толпящихся отбывающих и провожающих. Долгие проводы, лишние слезы. Не любит он этого.

Виктор подхватил чемодан и поднялся в тамбур. Мать хотела было собрать ему в дорогу корзинку, но он отбоярился от такой опеки. Ему вполне по карману питаться в вагоне ресторане. А случись захочется чего в неурочный час, так на станциях всегда найдутся торговки с пирогами.

Оказавшись в купе, определил чемодан под свою нижнюю полку, и присел у столика. Сейчас подойдут попутчики, и лучше бы им не мешать устроиться. Начало путешествия, как и его окончание, отличаются суетностью и толчеей. В открытую дверь было прекрасно видно проходящих мимо пассажиров, и сопровождавших их носильщиков. Это Виктор обошелся без их помощи. Остальные предпочитают наемный труд.

Все же хорошо, что он перед отъездом остановился у Аршиновых. Анна Федоровна правильно рассудила, что ему достаточно и одного чемодана. Того что побольше. А остальные вещи он может пока оставить у них. А тот как перекати поле, все свое ношу с собой.