– Я догадываюсь, что имеет в виду Конкордия. По возвращении с Ветреного неба я отчетливо осознаю: одно дело – стремиться подчинить себе Смерчи, Вихри, Стрибожьих птиц, и совсем иное – попытаться схватиться с самим Стригом. Слишком уж он велик: один вздох его способен стереть с лица земли целый материк. Именно поэтому Владыка Ветров и не решается самолично пойти на врага – дабы не причинить вреда людям. А теперь представь: каково будет Эрику, если он попробует взять, да и усмирить Божество Воды, ну или хотя бы, на худой конец, Начало?
– Скверно ему придется, – вместо Себастьяна отозвался Этьен, – люди и до Эрика пытались контролировать Молнии и Ураганы, мечтая управлять погодой. Но фундаментальный закон природы вечен и непоколебим: если убавить энергию в одном месте, то она неизбежно обнаружит себя в другом. В результате мы получаем внезапное проявление Силы в местах Покоя – скажем, в виде снега в Сахаре или землетрясения в Антарктиде. А это нарушает гармонию Стихий, смещая природный баланс в целом мире. Так что полного подчинения Воздуха и Воды, или Земли и Огня, все равно никому не добиться, как ни крути. Где бы Эрик ни расставлял молнеуловители, зенитки с азотнокислым серебром, ветроносные мельницы – ни одно из Начал ему не утихомирить. Нет, Эрику в жизни не справиться с первородными Силами! И если он не дурак – а Эрик, определенно, не дурак – то он это понимает.
– Однако что-то на уме у него все же есть, – настаивал на своем Себастьян.
– Но каким образом Эрик сумеет усмирить Стихии? – повторил Этьен.
– Хитростью, – неожиданно раздался позади нас голос Лоры.
– Хитростью? – оторопело переспросил Этьен, невольно оборачиваясь. – Это как-то околонаучно звучит. Что ты имеешь в виду, Лора?
– Ну, точно объяснить не могу, – уклончиво ответила Лора, – но зато я знаю своего братца, как облупленного. Если ему не удастся повернуть реки вспять, то он заставит их забыть, в каком направлении течь. Эрик – он такой.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – произнес сын Шаровой Молнии. – но все это больно мудрено и многосложно…
– Тем не менее, это мысль, – поддержал Лору Буривой.
– Как бы там ни было, выяснять, что за козни задумал подстроить Эрик, имеет смысл только, оказавшись с ним лицом к лицу, а посему не будем строить догадок – сегодня же, безотлагательно, отправляемся на Путорана, – решительно поставил точку в дискуссии Этьен.
Вылететь вознамерились после полудни, однако позднее эту затею пришлось перенести на более темное время суток. Причиной тому послужила приятная весть, полученная Буривоем: на закате намечается очередная материализация Арсения Зимоглядова в окрестностях нашего лагеря. Это всех здорово взволновало и взбодрило. Весь день мы метались туда-сюда, как на иголках, не зная, чем заняться. И вот, наконец, после обеда, упаковав вещи, в последний раз искупавшись в водах иного мира, мы уселись на скалах, глядя на заходящее солнце, окрашивающее бескрайние морские просторы в малиново-винный цвет. Сбоку от нас на песок падали рыжевато-коричневые тени. Море слегка шумело, ударяясь об острые камни.
В ожидании встречи с эгрегором моего отца Буривой, Себастьян и Этьен затеяли разбор полетов, касающийся нашей последней стычки с диггерами и отработки дальнейших тактических приемов в нанесении контрударов. Немного погодя к обсуждению присоединился Порфирий, просчитавший всевозможные варианты вражьего нападения и методы ведения самообороны. Я же, в свою очередь, впервые не знала, что сказать, поскольку военная наука оказалась для меня самой настоящей диковинкой, и оттого я вновь почувствовала себя лишней. Должно быть, это глупо с моей стороны, но ни я, ни Лора, ни какие-либо другие женщины из моего окружения, за исключением, пожалуй, Наташи, прежде никогда не сталкивались с настоящей опасностью, и, разумеется, потому не строили никаких стратегических планов. Впрочем, даже Наташа в ведении баталий столь далеко не заходила: все-таки в войнушках используется детское оружие, в основном, деревянное – колющее и рубящее, выполненное наподобие старинного, а также муляжные лазерные мечи или низкочастотные звуковые пистолеты. И вот сейчас мы, дамы, сидели молча, морща от напряжения лбы и пытаясь запомнить каждое новое слово, будь то термин или фамилия: Триандафиллов, Квачков, быстрое развертывание, спецоперация….
Неожиданно воздух перед нашим взором потемнел из-за внезапно появившегося неведомо откуда мутного желтовато-рыжего облачка пыли – точно таинственный невидимый зверь вылез из недр и принялся изо всех сил мутузить хвостом по песчаному наносу. Облачко сгустилось в плотное марево, наполнилось розовеющим светом, все резче выделяясь на фоне горизонта, и, наконец, в нем обозначилось… не одно, а целых два очертания человеческих тел, висящих в воздухе! Слева, несомненно, был мой отец, Арсений Зимоглядов, а вот справа…
– Папа! – воскликнул Этьен, вскакивая на ноги.
Да, это был Иван Гейне собственной персоной, посвежевший и помолодевший. Прыть так и светилась в его лучистых глазах. Летучий авантюрист, одним словом!
Мы с Этьеном встали чуть сбоку, посторонившись, дабы товарищи, сидящие позади, тоже смогли узреть во всей красе наших легендарных отцов – пилотов, выглядящих точь-в-точь, как на снимке: в клетчатых ковбойках, виднеющихся из-под расстегнутых кожаных курток, с летными очками на лбу поверх шлемофонов…
Когда Арсений и Иван медленно опустились на камни напротив нас, то сквозь них уже не просвечивало уходящее солнце, а виднелись лишь бело-голубая морская гладь да грязно-желтые, слегка изменившие цвет, глыбы – обломки утесов, колышущихся и плавящихся в преломлении лучей, проходящих через субтильные тела эгрегоров. Сами же Арсений и Иван были голубовато-бутылочного цвета, и я догадалась, что их природу в данный момент поддерживает Стихия Воды.
Я украдкой взглянула в одухотворенно-торжественное лицо Этьена: в его удивленных и влажных глазах плясали звездочки счастья.
– Хей, народ, привет! Как поживаете? – первым заговорил мой отец, нисколько не растерявшись. – Здоровы будете? – широко улыбнулся он, окидывая нашу команду испытующим взором – причем, на несколько секунд сосредотачивая интерес на каждом товарище по отдельности, словно отыскивая в ребятах некие черты, указывающие на непреклонную волю и бесстрашие, столь необходимые для выполнения нашей миссии.
Дошла очередь и до меня. Едва я встретилась с отцом глазами, как между нами сразу же возникло единомыслие – что, естественно, отразилось и на наших лицах. И мы тотчас же, почти одновременно, устремили свое внимание на Ивана с Этьеном. А те, напротив, впали в немой ступор – лишь нежность и скорбь во взглядах свидетельствовали о страстном диалоге, ведомом только им одним.
Наступила неловкая тишина, нарушаемая размеренным перекатом волн.
– Ну, здравствуй, сынок! – наконец раздался тихий голос Ивана. До чего же я рад, наконец, тебя видеть!
– Я тоже, отец, – сдавленно проговорил Этьен.
– Жаль, вот, не могу обнять тебя…
– Придется отложить наши объятия на «потом», – вздохнул Этьен.
– Да, придется, – голос Ивана стал более твердым и загремел гулким эхом, – ведь мы прибыли, чтобы поговорить о деле…
– Вот именно. Медлить нельзя, – решительно вклинился в беседу Арсений, – мои силы еще не восстановились. Это только благодаря Ивану нам удалось принять зримую форму. Обидно, конечно, что старику не удалось прожить подольше, но… – красноречиво умолк он, хлопнув друга по плечу.
– Сам ты старик! – притворно рассердился Иван, толкнув Арсения в ответ.
– … но я чертовски рад тебе, старина!
И оба друга вновь обратили взоры к отряду, всего на несколько секунд перевоплотившись в веселых шаловливых мальчишек. Но даже этих секунд нам с Этьеном хватило для того, чтобы проникнуться атмосферой воодушевления и азарта, в котором Летучие авантюристы провели большую часть своей земной жизни.
Их лица снова приняли серьезное и озабоченное выражение.
– Следующая точка вашего маршрута, как вы, видимо, уже догадались, – с расстановкой проговорил Иван, – прячется где-то в окрестностях плато Путорана, неподалеку от горного озера, из которого в низину реки, прочертившей русло в глуши раскидистых таежных кедров и елей, низвергается водопад, доселе не существовавший. Не пытайтесь отыскать это место на карте – только время впустую потеряете. Я самолично сообщу вам его координаты! Озеро обозначено топонимом Даймонд, речка же зовется Среброслезкой. А вот водопаду еще не успели придумать название – он образовался сравнительно позднее озера и реки. Собственно, я величаю его Хрустальным, так как по красоте своей сие творение природы не уступает ни реке, ни озеру, и тоже заслуживает право считаться драгоценнейшим украшением тайги. По силе и мощи своей водопад превосходит Ниагарский, и, думается, в нем сейчас притаилось средоточие Начала Воды. Мы с Арсением облетели земной шар целиком, но лишь из Хрустального нам удалось почерпнуть энергии, дабы предстать перед вами в эти минуты. Тем самым невольно ослабив позиции безумного ученого Эрика Эрикссона и его подопечных.
