Пролог

Поезд мчался прочь от Москвы в темноту ночи. Редкие полустанки неожиданно вспыхивали огнём одиноко светящихся окон и летящей кометой коротко прочерчивали по вагонам яркую линию, на мгновение освещая купе с мирно спящими людьми.

Кира лежала на верхней полке, уткнувшись лицом в подушку. Она не могла плакать, уже больше не могла. Воспоминания терзали душу. Понимая безысходность своего положения, Кира, как и многие другие люди в тяжкие минуты жизни, думала: «Почему, почему это случилось со мной? Почему?»

И, не находя ответа, старалась успокоить себя надеждой на какое-то чудо, которое неожиданно изменит всё к лучшему.

Под ней на нижней полке возилась малышка лет четырёх, которая ехала со своей бабушкой куда-то на Дальний Восток. Бабушка была немногословной, недоверчиво поглядывала на Киру, пресекая всякие попытки весёлой и общительной внучки рассказать попутчице что-либо о себе.

Малышка никак не могла уснуть и докучливо тянула:

– Бабуля, а, бабуль. А у меня есть ангел?

– Да, да, у тебя ангелочек есть.

– И он меня бережёт?

– Обязательно. Он оберегает тебя от всякой напасти.

– А у других людей, у них тоже есть ангелы?

– Да, у всех крещёных есть свой ангел-хранитель.

– А куда деваются ангелы, когда с людьми беда случается? – вдруг после паузы неожиданно спросила девочка. – Куда мамин ангел девался?

Бабушка поперхнулась и сердито заскрипела охрипшим голосом:

– А ну-ка спи давай, девка, лишних вопросов не задавай!

Кира приподняла голову, нежно посмотрела сверху на взлохмаченную головку малышки.

«А, правда, куда же вы делись, ангелы, защитники наши?» – горько подумала она.

Часть первая

Артём

Веселья не получилось.

Выпускники Ленинградского архитектурного института, сдружившиеся в период работы над дипломным проектом, собрались, чтобы отметить защиту этой работы и окончание учёбы. Собрались, возбуждённые после торжественного вручения дипломов, ещё не успокоившиеся после всех поздравлений, напутственных слов и митинга, на котором выступал сам товарищ Киров, зачитывая послание Правительства. Подумать только, сам Иосиф Виссарионович Сталин подписал обращение к молодым архитекторам. Люди в зале полтора часа стоя дружно аплодировали, преисполненные чувством особой значительности: ведь сам вождь всего мирового пролетариата обращался к ним! Он знал о них, он помнил и надеялся на их особый вклад в дело строительства коммунизма, в создание новой социалистической архитектуры.

Кира и Рим Грановские стояли во втором ряду. Прямо перед ними на сцене была установлена трибуна, а за ней – такой близкий всем ленинградцам товарищ Киров. Он тоже аплодировал и время от времени поднимал руки, призывая погасить овации, чем вызывал ещё больший восторг молодых специалистов, и они бешено били в уже опухшие ладони. Весельчак и острослов Артём Лада, любимец всего курса, стоя рядом с Кирой, весело прокричал: «Бей сильнее, бей в ладоши! Будешь всем всегда хороший!»

Кира улыбнулась и тут же испуганно оглянулась по сторонам, не слышал ли кто-либо ещё. Но глаза окружающих были прикованы к президиуму, где находилось всё городское правительство во главе с товарищем Кировым.

Кира повернулась к Артёму и укоризненно посмотрела на него. У Артёма глаза весёлые, отчаянные с этакими бесовскими искорками, характерными для натур незаурядных и с юмором. Да, он был таким, не похожим на других. По-особому чувствуя природу, писал проникновенные стихи. А его натюрморты, написанные акварелью, будто пронизаны солнечным светом. Артём удивлял окружающих неожиданными гранями таланта художника, поэта, архитектора. Вот только дипломата из него не получалось. Прямой, не терпящий ни в чём фальши, он ходил по острию лезвия со своими летящими во все стороны остротами и афоризмами. Артёма любили, за Артёма боялись. Вот и сейчас Кира не могла успокоиться. Его шутливая выходка не была безобидной, она могла дорого обойтись ему.

Кира вспомнила, когда их всех пригласили на открытие ещё одного памятника товарищу Сталину, Артём сказал: «Пойдём смотреть ещё одно восхождение солнца».

Он скептически относился ко всей политической патетике, связанной с именами революционеров и вождей. В компании людей, которым он доверял, Артём говорил: «Самое страшное – это появление идолов в политике, это всегда дорого обходилось человечеству».

Вот этого Артёма с нетерпением ждали собравшиеся в большой комнате Рима. Имея обыкновение опаздывать, Артём не позволял себе приходить позже, чем на пятнадцать минут. Сейчас его ждали уже больше часа…

Рим перебирал струны гитары, и, наконец, не выдержав, сказал:

– Пойду звонить. Я бы ещё подождал, но накрытый стол больше ждать не может…

Друзья, оживлённо обменивавшиеся планами на будущее, засмеялись.

Рим

Рим жил в обычной ленинградской коммунальной квартире, заселённой пятью различными семьями, каждая из которых занимала одну из комнат. До революции квартира принадлежала зубному врачу, успешно практиковавшему здесь. После отмены частной собственности квартира была экспроприирована, в неё заселили служащих советских учреждений. Рим получил комнату, потому что работал в то время грузчиком в порту.

И так жили самые разные люди (надо признаться, что и сейчас некоторые живут в таких перенаселённых коммуналках), плечом к плечу, ощущая новую для всех социалистическую общность.

Телефон находился в длинном коридоре, по стенам которого висели велосипеды, тазы и корыта вперемешку, словно в магазине подержанных вещей. По коридору бегали дети, сновали женщины из кухни в свои комнаты и обратно, оставляя после себя аппетитный шлейф кухонных запахов.

Рим набрал номер, долго ждал, наконец, трубку подняли.

– Алло, здравствуйте. Я бы хотел поговорить с Артёмом.

В трубке повисло долгое молчание.

– Вы меня слышите? Алло! – проговорил Рим.

–Да, – ответил сдавленный женский голос. – Артёма увели сегодня утром. Артёмушку моего… – женщина заплакала.

– Как, почему? – машинально лепетал Рим.

– Никто никогда не знает, почему…

– Я сейчас приеду. Вы меня узнали? Это я, Рим.

Мать Артёма вдруг заволновалась:

– Нет, нет. Ни в коем случае. Только не сегодня. Позже. Позвоните через два-три дня.

Рим медлил возвращаться в комнату. Положив трубку, он потёр лоб, как будто это могло помочь осмыслить сказанное мамой Артёма.

Что же это?! Дня три тому назад по двору металась женщина из соседнего дома и кричала, просто жутко кричала. Можно было только разобрать: «…меня и детишек моих тоже. Тоже забирайте. Всех, всех нас тоже…»

Дверь комнаты резко распахнулась. Кира выжидательно смотрела на Рима:

– Ну что он, едет уже?

Рим взял Киру за плечи, прижал её к себе.

– Кира…

– Что-то случилось? – спросила Кира. Но она уже всё поняла.

Елена

В комнате стояла тишина.

– Ребята, – сказал Рим. – Ребята. Артёма сегодня утром арестовали.

За спинами стоявших группой товарищей, положив голову на стол, плакала «прекрасная Елена».

Все знали, с первого курса, что эта девушка с длинными зелёными глазами была влюблена в Артёма. Елена на курсе слыла красавицей. Высокая, тонкая с пышной копной рыжих волос, с особым блеском зелёных глаз, она действительно была неотразима. Особую женскую прелесть источала её пластичная эмоциональность.

Как-то сразу же определился её талант портретистки. Сделав однажды набросок профиля Киры, она заставила восторженно ахнуть весь курс. Набросав эскиз сангиной несколькими штрихами, она сумела передать самые характерные черты своей подруги.

– Ты лирик, – сказал ей тогда Артём, – это восхитительно – то, что ты набросала. От этого клочка бумаги исходит тепло. Она у тебя живая!