Водитель, не жалея подвески заехал на бордюр, что бы сократить наше пребывание под дождем. А кроме того, и денег не взял, сказал только, что если что будет нужно, что бы обращались безо всяких. А потом оставил визитную карточку, которую КАА спрятал где-то в недрах своей куртки. КАА пожал ему руку и попросил передать какому-то или какой-то Чи-на, что все как нельзя лучше. Водитель кивнул. Они поняли друг друга. Я попыталась припомнить, где я слышала это странное имя, но КАА начал вытаскивать меня из машины. Мы заскочили в подъезд и оттуда услышали рев уезжающего автомобиля. КАА пропустил меня вперед. Я повела его до квартиры. Минут десять я рылась в сумочке, пытаясь разыскать ключи от квартиры. Мы вошли. Я сбросила промокшие насквозь туфли, а потом внезапно оглянулась. Он стоял прислонившись к дверному косяку. С волос и одежды на пол капала вода. Он улыбнулся.
– Проходи, снимай куртку, – голос мой немного изменился, когда я добавила, что и остальное тоже надо снять. Я почувствовала, что мерзну, и быстренько бросилась в ванную комнату, крикнув оттуда еще раз, – Проходи.
Пушистый домашний халат, как кот на печке, лежал на батарее. С превеликим удовольствием я закуталась в него, запахнулась и перевязала по талии пояском. Теплым, тоже с батареи, полотенцем я сушила волосы, когда вдруг поняла, что из прихожей не раздается ни звука. Ужас охватил меня, я бросила полотенце, и медленным, почти пьяным шагом, я пошла в коридорчик, уже зная наверняка, что я там увижу. Я сделала шаг из-за занавески и даже вскрикнула от неожиданности, когда увидела, что КАА стоит на том же самом месте, и даже не успел изменить позу с того момента, как я оставила его. Вода, по-прежнему, капала на пол… Я кинулась к нему.
– Снимай сейчас же, все. Ты простынешь, – Он попытался что-то возразить мне, но я не слушала его.
Расстегнув молнию на куртке, я стянула ее и выпустила ее на пол. Рубашка тоже была мокрая, снимая ее, я вынуждена была прикоснуться к нему. Я замерла, наверное, даже перестала дышать. Стягивая рубаху, я почти обняла его. Волосы его, мокрые, были рядом с моими губами, я не удержалась и коснулась их. Прядка прилипла к моей щеке. Запах волос, его кожи одурманил меня, но коснуться лица я не решилась, а плечи и часть шеи под моими волосами были мои. Дурман. Оставив рубашку не снятой, я притянула его к себе, а себя к нему. Насколько позволяли мои силы, я не просто обнимала его, пыталась в него вжаться.
– Подожди, сумасшедшая, – сильные руки его почти оторвали меня, оказалось, что эти мгновения я почти успела прорасти в нем, лишившись возможности касаться его, я вдруг почувствовала, что уменьшаюсь и слабею.
– Что-то не так, – ко мне опять вернулась моя прежняя мысль, что по сравнению со мной он просто ребенок, а я здоровая баба чуть было не…
Я смотрела на него, но так и не решилась поднять глаза, взгляд мой блуждал где-то на уровне его груди. Мне было плохо, мне было стыдно, мне было страшно. Он не выпускал моих рук, но я чувствовала, что мое желание уходит в его руки и исчезает там. Мне опять стало холодно. Я отняла руки, что бы запахнуться поглубже в халат, даже, кажется, поежилась. Мы продолжали стоять.
– Кофе у тебя есть, – тихий, спокойный голос. Я киваю, не могу ответить, закусила губу, и во рту появился железный привкус, – угостишь, – я опять киваю, поворачиваюсь и иду на кухню.
Чайник. Спички. Плита. Слезы, много. Не глядя по сторонам, я делаю бутерброды. Я их делаю, а слезы капают. Ставлю сковородку с остатками картошки и обильно солю ее все теми же слезами. В голове все выметено дочиста. Ни соринки, ни паутинки, ни мыслишки…
Шипит чайник, вторит ему сковородка. Что-то горит, точнее дымится, наклоняюсь и смотрю на донышко сковородки. Чисто. Принюхиваюсь и узнаю запах. Сигареты. Резко поворачиваюсь и вижу, что КАА сидит около стола и курит, как был, в мокрых джинсах, в полу расстегнутой рубахе. Замечаю, что перестаралась, когда расстегивала ее. Две пуговицы напрочь вырваны, прямо вместе с тканью. В спину припекает – закипел чайник. Выключаю газ. Разливаю кипяток по чашкам. Что-то не так. Чего-то не хватает в доме, удивленно осматриваюсь и понимаю, что отсутствует пустота. В доме есть еще кто-то кроме меня. Тот, кто может пить кофе, прихлебывать, что-то двигать на столе – просто дышать. Звуки, как их много! Ходики, шальная какая-то муха между стекол окна, еще что-то, и еще… Я поражена, ошарашена…
Что-то не так и на кухне. Снова приходится оглядываться, осматриваться. Я стою у плиты. Господи! Я стою – мне некуда сесть. На моей кухне всего один стул. На нем сидит он. Прислонился к спинке, глаза полузакрыты. Одна рука на бедре, друга плавно двигается от лица к чашке и назад. Она с сигаретой. Присматриваюсь, и вижу, что он стряхивает пепел в чашку с кофе. Я опять оглядываюсь и вспоминаю, что в моем доме некому было курить – он первый. Вдруг становиться неловко, руки кажутся очень длинными, а сама я какая-то растрепанная и не красивая. Как школьница-новичок в чужой школе.
Вижу, как на рубашке, ниже плеча расплывается темное пятно, оно так похоже на… Я невольно вскрикиваю, он вздрагивает. С шагом, стремительно я протягиваю руку по направлению пятно, но коснуться не успеваю, какая-то сила останавливает меня, разворачивает, и я не успеваю хлопнуть ресницами, как уже сижу у него на коленях. Боже мой!
Сигаретный дым обволакивает меня. Я настойчиво пытаюсь добраться до кожи, там, где кровь и внутри немного дрожу. Задворки подсознания подкидывают иллюстрацию к учебнику по судебной медицине. А все проще. Шип от розы, длинный, темно-коричневый. Я аккуратно тяну его к себе, поглядываю на КАА, тот даже не морщится. Что-то всплывает в сознании, хочется уколоть себя, глубоко и со всей силы, что бы до… резкий удар по руке снизу, с секретом. Пальцы самовольно выпускают шип и он, сделав дугу, падает точно в небольшую мисочку, где лежат картофельные очистки… и я не выдерживаю. Я больше не могу. Я охватываю его рукой, и буквально впиваюсь в его губы, надолго, почти бесконечно, или до потери сознания. На какое-то время я забываю дышать, и когда он отстраняет меня, я дышу часто, как только что из воды. Вижу, что укусила его. Я делаю усилие, напрягаю волю, что-то даже хрустит, но демон, мой демон, сильнее, чем я, чем моя воля.
Он смотрит внимательно куда-то глубоко, сквозь мои глаза. Поднимается, делает скользящий шаг, и… я замираю, потеряв ориентацию во времени, в пространстве, в себе. Чувствую, как влаге дождя прибавляется что-то и от меня. Я, по-видимому, тону… Сознание удерживает меня где-то на самом краешке. Бережной волной он несет меня к кровати. Неслышный всплеск – я оказываюсь поверх покрывала. Наклоняется к моему лицу, я вижу его глаза. Они очень яркие, они слепят, я не выдерживаю и закрываю свои. Его дыхание, тепло губ, тяжесть его тела, мои руки на его плечах, на его спине. Все так зыбко, все куда-то падает и плывет. Хорошо мне, больно мне, до крика, до стона – все мне. Я все путаю, боль и сладость, или, это одно и тоже, я…
А просыпаюсь я от сильного порыва ветра, который касается меня. Поворачиваю голову – окна настежь. На подоконнике, ноги наружи сидит КАА. Голая спина его разрисована бороздами царапин. Мышцы под кожей живут. Зажимаю рот, чтобы не вскрикнуть – восьмой этаж.
– Уже проснулась, – поворачивается ко мне, – еще рано. Спи. – Я послушно закрываю глаза, но не успеваю до конца, вижу, как он свешивается в пространство на руках. Я вскрикиваю и замираю, окончательно не осознав, что случилось.
Он появляется медленно, словно перетекает из заоконного пространства в комнату. Мне дурно от его выходки и я не вскрикиваю, я взвизгиваю.
