Глава 1. ИРИШКА.

…никогда. Так что приходи рукой помахать на прощание, посмотреть вслед…

А потом туман, тяжесть, тянущая боль где-то в висках и… пробуждение. Одеяло на полу, а на кровати мужчина, сложенный почти втрое. Щадя себя и свою боль, он бережно перемещается в небольшом пространстве спальни, прижимая пятерню ко лбу, по-видимому, в том самом месте, где она, боль, нестерпимая.

Часы на стене показывают начало седьмого. Рано, но сон уже пропал. Снова не уснуть, можно даже и не пробовать. Мужчина косолапясь от прикосновений холодного пола, идет в ванную комнату. С отвращением к самому себе обливается холодной водой, не глядя в зеркало, бреется, и, в довершении, тихо матерясь, чистит зубы…

День начался. Доброе утро.

Все в полусне, в полу боли, в полу проклятии. Все, до первой сигареты. Отрава приносит облегчение. Он стоит, выдыхает дым в форточку и приходит в себя. Окружающий мир его тоже приходит в себя.

Вот такое утро. Таких было уже тысячи, а может и больше. По крайней мере, у этого мужчины – оно точно, не первое… Э-э-э, нет! Простите. Сегодня черное утро, черного дня. Много таких не бывает в человеческой жизни. Сегодня день сороковой…

Мужчина, словно надломившись, сел на табурет. Руки опали, и свесились безжизненно, почти до пола. Сигаретный дым застелился по лицу, и пара капель, весьма похожих на слезы, были размазаны с ожесточением по лицу, а во взгляде прибавилось кровавости. Он чуть выпрямился. Тяжесть уже не так давила на плечи, но мир по-прежнему оставался серым и отталкивающим. Зато день обрел более-менее четкие очертания и перспективы, если, конечно таким словом можно назвать несколько ненужных встреч с родственниками. Конечно, к часам к шести вечера его уже накачают водкой, и на смену всем его неразрешим проблемам, встанет всего одна – добраться до дома, минуя драки, других пьяных, милицию, ОМОН и им подобную публику. Да, так и будет, но до этого момента – он так решил, надо будет сходить на кладбище, посетить могилы…

Краска бросила ему в лицо, вспомнился ему день, больше месяца назад. Его очередной день рождения. Всегда первую половину этого дня он проводил с дочерью Иришкой. Трезвый, выбритый и вымытый, он гулял с ней по городу. Ходил в кино, сидел в парке, ел мороженное. В прошлом году, впервые повел ее в ресторан. Там не все получилось, как он хотел, но в принципе все нормально. В прошлом году.

А в этом, больше месяца назад, все пошло не по плану. Прождав до часа дня, он смертельно обиделся на всех, в том числе и на Иришку. Потом, он, конечно, сообразил, что дочь здесь совершенно не причем. Во всем, должно быть, была виновата его бывшая жена. Но это понимание пришло намного позднее, а тогда он запил. Сомнительно, конечно, благо, что в тот момент он находился в очередном отпуске, и некому было помешать ему три дня подряд упражняться в употреблении алкоголя.

А можно, наверное, понять мужика – жизнь его не особенно сложилась. А в последнее время, и вовсе, одна только радость и осталась – пообщаться с дочерью.

Иришка росла красавицей и умницей. Была скромной и хозяйственной. Он понимал, что останься она с ним, после развода, все было бы намного лучше, чем сейчас. А так, не смотря на все свои положительные черты, в Иришке чувствовалось женское воспитание – прямое влияние ее матери, его бывшей жены. И словечки ее проскальзывали, и жесты, а иногда суждения всякие, взгляды на жизнь…. Одним словом, портила его бывшая жена дочь. И вконец испортила, как он посчитал, в тот день. С того и запил, по-черному, и не мог остановиться целых три дня. Это случалось и ранее. Водка – она периодически играла с ним злые шутки уже не первый год.

Обычно, после общения с Иришкой, то есть уже во второй половине дня, сытый по горло жениными выражениями и мыслями, он брал слегка на грудь и шел разбираться к бывшей жене, на предмет учить ее воспитанию. Но пока шел, зло его оставалась на дороге, слова становились тяжелыми и лишними, мысли начинали путаться. Тогда он останавливался около подъезда и смотрел некоторое время на окно квартиры на третьем этаже. Потом садился с мужиками, живущими в этом же доме, с теми, с которыми, водил знакомство еще до развода. Убирались они, обычно, с глаз долой, в детскую беседочку и там, сквозь все ту же жидкость, он изливал им свое горе. Там его хорошо знали и понимали. Так, обычно, заканчивались его дни рождения.

Обычно, но не в этот раз. Пытался он, правда, пару раз, когда наступало временное просветление, дозвониться до Иришки и узнать в чем дело, но телефон не отвечал. Тогда он закуривал очередную сигарету, матерно ругался и уходил на новый круг запоя.

Но сегодня, сейчас, не это грызло его. Червь, огромный, буравил сознание мыслью о том, что ни разу, за все три дня, не ворохнулось в его сердце тревога. Ни разу в его голове не проявился вопрос – а что если у Иришки не все в порядке. Ни разу.

А ведь порядка-то не было, да что там порядка, беда была и у его бывшей жены и у его дочери. За день до его дня рождения попали они в аварию. Было так – слетел с платформы КАМАЗа, морской контейнер, слетел и упал прямо на подвернувшуюся под него легковушку. Собственно говоря, жертв было не две, а три. Погиб с ними и новый муж Елены Серафимовны, а заодно и отчим Иришки, именно он сидел за рулем. Но его он считал не жертвой, а виновником, к тому же, он был для него чужим мужиком, а две эти женщины были ему близкими людьми. Даже бывшая жена, не говоря уж об Иришке…

И вдруг, захотелось ему вспомнить что-нибудь из их совместной жизни, той, прошлой, еще до развода. Очень захотелось, а не получалось – крутились в голове только какие-то мелочи. А такого большого, где бы можно было рассмотреть его – то есть их недлинное семейное счастье, такого большого, не было. Стало ему вдруг страшно от мысли, что и не было никогда этого счастья, что не успел он его построить, ведь тогда, до развода, он не думал о том, что это счастье нужно, точнее необходимо. Да все было по-другому тогда. Он много работал, домой приходил и буквально, валился с ног. Сил хватало только на то, что бы кое-как перекусить, побаловаться с женой минут двадцать, и все. Он провалился в сон до утра. Может быть из-за работы, из-за усталости, он и не заметил, как росла дочь, а он терял жену…

Очнулся он поздно. Иришке было десять, а жена подала на развод. Тот день он очень хорошо помнил, в суд его вызвали именно в его день рождения. Там выяснились странные вещи, и то, что он не приходил в суд, по повесткам, что жена ему начала изменять – много всякого грязного он узнал в тот день.

Не выдержал он тогда и первый раз в жизни ушел в длительный, (не день – два, а именно длительный, в несколько недель) запой. А когда вернулся, вокруг него была пустая квартира. Жена и Иришка ушли от него и стали жить у тещи. Как когда-то давно, после свадьбы.

Он хотел с ними поговорить, предложить начать все с самого начала, но старуха его даже на порог не пустила, сказала, что они уехали на юг. Несколько дней он караулил возле подъезда, но, по-видимому, не укараулил. Плюнул на все и в страшной обиде на всех опять припал к бутылке. И не потому, что любил выпить, нет, пил он как все. А тогда ему захотелось отомстить всем. Что бы всем было черно от его боли…

Очнулся через год, в больнице. На работе все пошло кувырком. Вышибли его из мастеров в рядовые слесари. Два года безупречной работы и магарычи, потребовались ему, что бы хоть немного реабилитировать себя, подняться на ноги и стать бригадиром. К тому времени он уже жил с одной разведенкой, не расписываясь, а так…

Тут он улыбнулся, вспомнил, как познакомился с Лизой. Настроение его понемногу выравнивалось. Взглянул он на часы и пошел к платяному шкафу. Вещей там было немного. От распялки до распялки свободно просматривалась задняя стенка. В раздумье глядел он на свой гардероб, хотя и раздумывать было особенно нечего. Висели там несколько рубашек и два костюма. Один – серый в полоску, другой – темно-синий, надеванный всего один раз, на свадьбу. Поразмышляв коротко, он решил надеть свадебный.