А. Замечательно! Это задает такую планку для нашего разговора, это настолько волшебно. Вот это ощущение… Я поделюсь своим воспоминанием. Я с Зинаидой Александровной и Григорием Соломоновичем всего лишь несколько раз имел контакт, потому что я долгое время жил в Нижнем Новгороде. Я приезжал в Москву специально, чтобы с ними встретится. Зинаида Александровна любила одну мою сказку. Я ей послал её и с удивлением обнаружил, что она сказку прочла. Боже, Зинаида Александровна прочла мою сказку, подумал я. И там всё то же самое, как про волну и Океан, только там про нити и про то, что всё связано. То есть там сказка о том, как бабушка учит свою внучку вязать, и вдруг неожиданно выясняется, что весь этот мир связала бабушка, а всё, что вокруг есть, – это всё сделано из одной нити, и всё, что мы называем собой, это такой вот интересный клубочек. А на самом деле, и там есть вот эта фраза, сколько я буду жив, столько я буду эту сказку людям читать и рассказывать, что «я – это нить и всегда была нитью и буду». И вот я помню, что после того как закончилась встреча, я покупаю какую-то книгу со стихами Зинаиды Александровны, протягиваю ей, чтобы она её подписала, а она смотрит на меня, подписывает и говорит: «Анатолий, пишите». И я говорю: «Да, Зинаида Александровна, я вот сейчас приеду домой, я вам обязательно напишу, я напишу вам». Я думал, что она имеет в виду письмо, чтобы я написал ей письмо. А она говорит: «Анатолий, пишите». И меня так накрыло! И вот этот её взгляд мне совершенно знаком. Я очень чётко помню чувство, которое испытываешь рядом с человеком, знающим дорогу в Океан. Эта сказка родилась до моего знакомства с Зинаидой Александровной, но это её образ теперь, бабушки, связавшей весь мир.

Дальше, я даже не знаю, друзья, помогите мне. Пусть наши вопросы прозвучат из той тональности, которую задал Роман. Прямо сейчас, под этим видео, вы можете оставить комментарии, задать свои вопросы. Мы с вами вместе в прямом эфире.

Роман, что мы можем сделать? Или – что вы делаете, кроме того сообщества, в котором мы сейчас находимся? У Гребенщикова есть фраза: «Сгореть и вернуться!» То есть нам нужно побыть Океаном и вернуться волной. Когда вы возвращаетесь, как вы поступаете с тем чувством, которое вы приобрели, будучи Океаном? Что вы делаете, вернувшись?

Р. Вы спрашиваете как вернуться к состоянию волны, то есть к состоянию того человека, который что-то делает, который несёт ответственность перед своими близкими. Я отвечу, может быть, парадоксально. Вообще никуда не надо возвращаться. В состояние волны не нужно возвращаться. Нужно думать о том, как оставаться в океаническом состоянии. Мы не можем не быть волной. Но это не нашего ума дело, как нам быть волной получше. Нам нужно думать, как оставаться Океаном – не получше и не похуже, а просто оставаться. Просто быть Дома, быть в центре самого себя, в центре своей души. Потому что дела повседневные, они так или иначе нас как-то выманят из этой глубины. Но выманят ровно настолько, чтоб глубина не пострадала, чтоб она оставалась целостной. И, конечно же, у меня, как и у всех нас, есть куча разных дел, обязанностей, и это прекрасно. Но это совершенно не отменяет того состояния, из которого эти дела делаются. И вот именно это состояние всё определяет. Оно невидимое, оно невыразимое. Оно в тебе. Ты сам это состояние.

Немножко отойду в сторону. Поколение моих родителей, которое я бесконечно уважаю, а это люди, выросшие в советское время, могу сказать сразу, по крайней мере о тех людях, которых я знаю хорошо, это очень порядочные люди. Вот слово «порядочность» – оно определяющее. Это, как правило, высокие профессионалы, люди скромные. Но это люди, чаще всего, не религиозные и вообще относящиеся с большим подозрением к разнообразным религиозным темам. И в том числе настороженно относящиеся к слову «Бог», например, или – «Божественное». Они, как бы это сказать, они отводят глаза, они немножко снисходительно улыбаются, они понимают, о чём идет речь, но они это не пережили или пережили в других понятиях, через другой опыт. И я это очень уважаю и всегда очень серьезно к этому отношусь. И мне тяжело бывает донести до них, а что же такое происходит, когда произносится слово «Бог», о чём вообще идет речь. Чаще всего им кажется, что это где-то далеко, это где-то вовне и это нависает, и это подавляет, и это ограничивает.

А. Осуждает.

Р. Осуждает. И наказывает. И это самое большое заблуждение, наверное, какое может быть. И я примерно понимаю, это уже не мои слова, а слова Антония Сурожского, когда он говорит, что иногда люди продвигаются очень далеко в своём ремесле и в человеческом даже плане, но их религиозное мировоззрение остаётся на уровне восьмилетнего ребёнка. И это, говорит он, очень свой ственно человеку и очень удивительно. То есть просто люди никогда не копали в эту сторону и никогда не погружались в эту глубину именно через традицию. Через философскую, мистическую и культурную традицию не погружались. И если ты говоришь с человеком и пытаешься донести до него, что Бог – это незримая внутренняя опора, без которой тебя просто не существует, то всё становится на свои места. Спросишь человека: у тебя есть суть твоя, суть человеческая? Он скажет: «Ну, – очень скромные люди сначала покивают головой, а потом скажут: – Ну, конечно, есть». Как же ты можешь утверждать, что нет Бога, если у тебя есть твоя суть. А что такое твоя суть? Это то, что тебя связывает со всеми другими людьми, со всеми живыми существами. Это то, что даёт тебе ощущение, что ты Океан, а не отдельно взятая волна, живущая какой-то автономной жизнью. Вот и всё. Но человек начинает приводить доводы, взятые из какого-то своего древнего багажа: а вот как же это, это, это? Я говорю: ты забудь про всё это, давай это всё отпустим. У тебя есть суть, у тебя есть твой духовный стержень. Я тебя знаю много лет. Я знаю, что в тебе есть Бог. Человек удивляется: «Да?» Так я сказал одному своему коллеге, преподавателю, а он говорит: «Да? Надо будет жене сказать, что вы во мне Бога увидели». То есть, это так вот дико для него прозвучало, нелепо и дико, что в нём есть Бог.

Нам просто не нужно покидать состояния океанического, которое называется Присутствием, которое называется Вечной Жизнью. Когда Христос говорит: Я ЕСМЬ Жизнь Вечная, Он говорит: Я есть тот Океан, который не рождался и не умрёт, Я – в недрах Отчих, то есть этим недрам нельзя нанести урон. Вот о чём всегда идет речь.

А. Спасибо. Роман, что вы планируете в будущем? Какой вам представляется работа с наследием Григория Соломоновича и Зинаиды Александровны?

Р. Вы знаете, опять же, я думаю, что не стоит ломать голову, что делать. Если ты находишься в состоянии благодати, то жизнь, действительно, она сама о себе позаботится и воспользуется твоими руками и руками других людей. Если ты в состоянии полноты, твои руки обязательно пригодятся. И ими будут сделаны хорошие вещи. Опять же, ты не будешь деятелем, но через тебя будут эти дела делаться. Ну вот мы выпустили книжку «Открытая дверь». Итоговую поэтическую книжку Зинаиды Александровны. Сейчас в печати находится книга, которая называется «Тоска по Богу». Это сборник эссе и лекций Миркиной. Книга уже на рабочем столе у меня лежит, последние какие-то правки, и как только вся эта ситуация напряженная разрешится, я думаю, что маховики жизни опять закрутятся в штатном режиме. Мы её обязательно издадим. А со своей стороны я тоже книжку сделал, которая называется «Костёр Померанца и Миркиной». Туда вошли лекции, которые были прочитаны в музее, ряд статей и предисловий к книжкам Зинаиды Александровны, работы, посвящённые Григорию Соломоновичу. И планируется, конечно же, и дальше выпускать книги. Большая задача и не на один год – это издать избранное Зинаиды Александровны, поэтическое избранное. Мы уже вели разговор с издателем. Это будет двухтомник. Он будет красиво оформлен. Но, конечно же, сначала нужно его создать. Это очень непростое дело, очень радостное, но потребует времени. То есть всё это делается, но без натуги. Без вот такого – я должен это сделать. Да что я должен? Я должен быть просто. Я должен быть Океаном. А всё остальное вообще меня не касается. Океан сам всё решит, что надо, чего не надо, что будет, чего не будет… Ну, да, Океан, Бог…