— А ты куда собрался? — наконец после долгого молчания спросила она.
— С тобой, — сообщил он, продолжая зашнуровывать кроссовки.
— Не надо, я и сама съезжу, — уверенно заявила Хелен, Золотой лишь хмыкнул и, завязав кроссовок, посмотрел на неё взглядом: фиг те, а не «сама съезжу».
— Я что не могу побыть одна?! Постоянно за мной ходишь… я же тебе не мешаю, когда в очередной раз тебе приспичит остаться одному! — крикнула она уже знакомым для него тоном и, закрыв лицо руками, тихо заплакала. Видя её истерику, Голден лишь закатил глаза, опять повторяется одно и тоже. Тогда он поднялся и подошел к ней, обняв.
— Хелен, если так хочешь, я не буду тебе мешать, но одна все равно не пойдешь, — девушка только тяжело вздохнула от его заявления, но говорить против ничего не стала, все равно этот упертый баран слушать не будет.
Всю поездку на автобусе они сидели молча, точнее сидели вообще в разных местах: она рядом с местом водителя, а он в самом конце. Девушка, опустив голову вниз, не обращала внимания ни на что, она не плакала, уже хватит, но слезы сами вытекали из глаз, стоит только вспомнить о том, что произошло именно в этот день три года назад. Уже три года… три года она живет одна, без семьи… прошло три года, а боль до сих пор не утихла, наоборот, стало еще больнее вспоминать тех единственных, кто были с ней, но в одни день просто исчезли навсегда.
После получасовой поездки они наконец-то сошли на конечной остановке и дальше пошли пешком. Хелен шла, продолжая вытирать рукой глаза от слез, слишком больно идти в это место, но не пойти она тоже не могла. А тем самым временем Голден следовал за ней на довольно большом расстоянии, он знал, что она плачет, и ей плохо, но, как и обещал, не стал к ней приближаться. Хотя сколько они уже шли, а он до сих пор не догадывался, куда она идет, ведь такую заплаканную он никогда ещё не видел. А судя по тому, что этот день на календаре, что висел у них в квартире, был полностью заштрихован черным маркером, становится понятно, что сегодняшний день для неё важен, как никогда.
И вот, спустя пятнадцать минут, Хелен стояла у больших открытых ворот и смотрела вперед, но до сих пор не решалась пройти дальше. «Городское кладбище» гласила надпись на схеме этого самого места. Главное кладбище города, а так же самое старое из всех. Для кого-то это название ничего и не значило, одно из многочисленных кладбищ, а для кого-то это место значило гораздо больше, ведь все, кто посещали это угрюмое местечко, что-то оставили здесь. Кто-то особо много и не терял, а кто-то, как Хелен, похоронила всю свою семью.
Тем временем прошло уже пять минут, а девушка так и не сдвинулась с места. Было страшно, и она не решалась пойти дальше. Голден все это время стоял сзади, метров десять от неё, и никак не мог понять, почему она застыла. И больше не выдержав такого наблюдения, он, наплевав на обещания не подходить близко, сам вскоре поравнялся с ней. Девушка думала, его уже давно нет рядом, ушел по своим делам, но сейчас парень стоял рядом с ней и ждал от нее действий, прогонит или нет. Хелен сама посмотрела на него и, увидев все тот же добрый взгляд, взяла его за руку. Возможно, она и хотела побыть одна, хотя просто привыкла к одиночеству, но то, что он был рядом, сейчас придавало хоть какой-то уверенности. Поняв, что он не собирается отходить, а только сильнее сжимал её руку, девушка тяжело вздохнула и наконец-то перешагнула эту границу.
Пожалуй, это место полностью оправдывало свое название. Здесь время как будто замерло, ни ветра, ни единого шелеста листьев, даже птиц нет. Находясь здесь, создавались ощущения явно не из приятных. Не успел Голден и привыкнуть к данной атмосфере, как ему сразу захотелось уйти от сюда, даже самое ненавистное ему место — пиццерия, не казалась такой ужасной по сравнению с этим кладбищем. Но он убежать не мог, так как боялся оставить её без присмотра, хотя его гордость была ещё одной веской причиной остаться.
Девушка шла медленно, но более-менее уверенно, она не смотрела ни на чужие могилы, ни на ориентиры, а просто шла вперед, дорога до нужного ей мраморного камня навсегда впечаталась ей в память. И вот скоро, пройдя мимо оградок разной высоты, они стояли напротив заросшей травой территории. Это место было совершенно не обихоженным, а кто будет здесь заниматься уборкой. Ведь единственная из семьи осталась только Хелен, а она приходила сюда раз в год, не решалась приходить почаще.
Девушка ещё некоторое время стояла и смотрела на могильную плиту, что-то проглядывала сквозь растительность, потом она все же достала из рюкзака разные принадлежности: перчатки, маленькую лопату, что-то похожее на садовые ножницы — и стал прибираться. Наверное, одна бы она долго провозилась, но тут Золотой все же сам взялся ей помогать, что было очень удивительно.
И вот спустя час, когда-то полностью заросший участок, был очищен от травы, старые цветы заменены новыми искусственными, могила отмыта, а сзади был привязан небольшой венок. После уборки Хелен снова стояла и снова молчала, смотря на фотографии веселого четырехлетнего мальчика и двух серьезных родителей. Когда Голден, отнеся оставшийся мусор, вернулся, то увидел её в этом состоянии и тут же встал рядом, положив руку ей на плечо.
— В этом году Денни бы пошел в школу… мама бы наконец-то выпустила свой первый девятый класс, а папа бы вышел на военную пенсию… — тихо говорила она, сама не зная кому, толи себе, толи парню, а по её щекам снова поползли прозрачные слезы боли. Голден промолчал, что он мог сказать, ведь ему не понять её чувства, парень только схватил её за плечи и повернул к себе лицом, обняв, пытаясь успокоить. Девушка не стала отпираться, наоборот, только прижалась к нему единственному, кто у неё был. Золотой тем временем гладил её рукой по голове и что-то говорил, не хотел, чтоб она дальше продолжала реветь. Он смотрел на эти фотографии, на каждую из них, взгляды этих людей навсегда застыли, смотря в одну точку. Никаких эмоций, никаких слов, ни чего они уже не смогут сделать. «Людей и так много. Никто даже не заметит, если на пару человек в мире станет свободней» — вспомнил он свои слова, когда-то сказанные марионетке. Раньше медведь и вправду верил в это убеждение, он был машиной, и ему было совершенно все равно: на одного охранника меньше, на одно охранника больше — какая разница. И в правду, мало кто бы стал оплакивать этих молодых людей, но все равно есть и такие. Родители, которые лишились своего сына, семья, которая решилась и мужа и отца. Раньше от таких мыслей он бы просто рассмеялся, но сейчас совершенно не до смеха. Впервые Голден, вспоминая все те кровавые сцены, всех тех погибших, опустил голову от позора, от совести, которая съедала его изнутри, впервые он понял, что совершил непоправимые ошибки, и впервые он жалел о том, что творил.
Пока девушка продолжала тихо всхлипывать, схватившись за спину парня, Золотой стоял, еле слышно рычал и пытался унять эту режущую его душу совесть, ведь помимо её у медведя оставалась ещё и гордость, которая вскоре и заглушила все те мысли о сожалении, что посещали его голову. Вдруг парень ещё раз взглянул на одну из фотографий на могильной плите и замер. На этой фотографии была изображена мать Хелен, которая, как он помнил, должна была смотреть куда-то прямо без единой эмоции на лице, но сейчас взгляд женщины точно был уставлен не в пустоту, а на него. Женщина смотрела прямо на парня с улыбкой на губах, а в её глазах читалась какая-то своеобразная благодарность. Золотой, не понимая, что творится, резко затряс головой, а когда снова глянул на фотографию, то увидел, что она стала как и была до этого. Испугавшись не на шутку от таких глюков, Голден, оторвавшись от девушки, наконец-то упросил её убраться из этого места, ведь от такого и с ума сойти можно.
После быстрых сборов они шли на выход, Хелен вроде бы хоть и чуть-чуть, но полегчало, а вот Голдену наоборот стало ещё хуже. То, что он увидел на той могиле не давало спокойствия до сих пор. Он мечтал как можно быстрее убраться от сюда, и чем дальше, тем лучше, но тут, проходя последний ряд перед выходом, он резко остановился. Парень вспомнил об одной могиле, которую ещё заприметил, когда вошел сюда, и поэтому не мог, просто так уйти, не посетив её. Выпросив у девушки последний цветок, вскоре Золотой стоял у этого самого места. Маленькая оградка, за ней все засажено цветами, видно семья хорошо заботится об этом месте. На фотографии был изображен молодой паренек, а под его лицом дата рождения и смерти и имя. Голден стоял и молчал, он помнил этого охранника. Майк — веселый парень, который погиб, а ему и ещё и двадцати-то не было. Золотой помнил, как перед самой смертью он пытался хоть как-то добиться помилования, рассказывая о своей скорой свадьбе и о ребенке, который должен был скоро родиться, но вот благодаря этому медведю ребенок родился-то, но будет расти без своего отца.
