От слов Надеж и виски у Нины кружится голова. «Ты с ними целуешься? Вы тискаетесь? Как это получается втроем?» Она вспоминает «урок» Этьена, продемонстрировавшего им с помощью пальцев и языка, что они должны будут делать в тот день, когда влюбятся и решатся на тактильный контакт. Сам он уже все попробовал с Солен Фолк, второгодницей из 4 Д. Адриен спрашивает, завороженно глядя на друга: «А язык нужно поворачивать по часовой стрелке?»

Нина размышляет о любви с детства, а о любви физической уже несколько месяцев. О такой любви говорится в чужих письмах, которые она продолжает тайком читать. На память приходит последнее, читаное-перечитаное. Она знает, кому оно адресовано, прочла фамилию на конверте. Это мать одной соученицы Этьена. Нина каждый день видит женщину в машине на парковке коллежа, она ждет дочь и слушает радио, а иногда опускает стекло, закуривает и смотрит на небо.

«Хочу раздевать тебя – как в прошлом году. Снимать все лишнее, чувствовать под рукой твое горячее естество, доставлять тебе удовольствие. Почему ты переходишь на другую сторону, когда мы встречаемся на улице? Зачем ты так делаешь? Ответь мне. Скажи хоть что-нибудь. Подай знак. Любой».

«Доставлять удовольствие». Нина не переставая думает об этих словах. Ее мать наверняка испытывала такое. Только и делала, что испытывала. Предпочла это дочери.

Нина открыла для себя наслаждение одна, в собственной постели. Искала жара тела, терлась о простыню, и наконец однажды вечером голова закружилась, спина выгнулась, ее пронзило ликование. Это было лучше, чем вода в бассейне.

Нина пока не заговаривает с Этьеном и Адриеном о физической любви. Разве что о поцелуях с языком. Она предчувствует, что настанет такой день, когда они больше не смогут проводить вместе все свободное время. Очень скоро их потянет к взрослым девчонкам из 4-х классов, захочется ласкать их там. Это неизбежно случится, и они бросят ее за ненадобностью.

Сейчас оба еще маленькие. Ребята ее ровесники, но они все равно младше. Девочки взрослее с рождения.

Нина чувствует, как увеличивается ее грудь, а у Адриена с Этьеном еще ни один волосок на подбородке не вырос, и возбуждают их больше всего музыка и скейт.

Грудь доставляет болезненные ощущения, и Нина носит широкие толстовки и свитера, чтобы мальчишки не заметили, как она меняется. Ее запах, волосы на лобке, желания, мысли – признаки вершащейся внутри революции. Нина хотела бы вернуться в детство, снова стать маленькой и пить на ночь теплое молоко. До чего же тяжко взрослеть, меняться, приспосабливаться! Слава богу, у нее есть рисование. Рисуя линии и воспроизводя на бумаге черты любимых лиц, она отгоняет от себя страх перед неизвестным. Рисовать – все равно что играть в баскетбол, не нужно ни о чем думать. С карандашом в пальцах она превращается в существо со множеством жизней, каждый готовый рисунок – одна из них. Чье-нибудь лицо. Профиль. Улыбка. Пейзаж. Она начала работать красками. С кистью справляться труднее, чем с угольным карандашом, с ним у нее тактильный контакт, а с живописью лучше держаться отстраненно, точности требуется меньше. И цвет она не любит. Не знает, как управиться с красным или синим.

Все танцуют под «3-й пол»[36] – сингл Indochine. Нина находит Этьена.

Жарко, душно, пахнет спиртным, тела не слушаются… Они просто неуклюжие дети, поющие хором:

10 декабря 2017

Кто-то открывает дверь. Нина не реагирует, думает, что это Кристоф или кто-то из волонтеров решил выпить кофе. Она каждое утро варит на всех. Ей сейчас не до кофепития, нужно проверить счета.

– Добрый день, мадам, я звонил вам вчера и вот пришел посмотреть на собаку… На Боба…

Мужчина один, и это редкость. Обычно на смотрины являются женщины или родители с детишками.

Нина надевает на лицо подобающую случаю улыбку. Клиенты не каждый день являются в приют.

Она встает, протягивает руку. Пожатие у него крепкое, это хорошо. Мужчина высокий и чем-то напоминает Этьена, тот уже в шестнадцать вымахал до метра восьмидесяти двух.

– Я Ромэн Гримальди.

– Очень приятно, я Нина Бо, управляю приютом.

Нина смущена: впервые на ее памяти потенциальный усыновитель выглядит обаятельным. Он не похож на других, а она была свято уверена, что за семнадцать лет работы все видела, слышала и пережила.

Ромэн немного похож на друзей Адриена. Тех, кто окружал его в Париже. Артистичных, блестящих. Элегантных. Не тип из дома по соседству.

Нина прекрасно знает, что от нее самой давно пахнет только мокрой псиной. Короткая стрижка намного практичнее длинных волос, а о том, чтобы краситься, и речи нет, если день начинается с уборки собачьих какашек в боксах. Вещи, которые она носит, больше всего напоминают военную форму: цвета́ – хаки или размытый коричневый, одежки удобные и ноские. Обувается она исключительно в резиновые сапоги, ногти на руках стрижет коротко. Маникюр – для другой жизни, других женщин.

Нина ведет посетителя к вольеру Боба под моросящим дождиком.

Ромэн Гримальди бросает виноватые взгляды на лающих из-за решеток псов. Чужак, явившийся в приют, должен иметь закаленное сердце – на выгребную яму человечества смотреть нелегко. Сотрудники приюта видят все иначе. Животные в безопасности, они накормлены-напоены, их ласкают и каждый день выгуливают. О собаках заботятся, лечат, когда они заболевают. А еще с ними разговаривают, как с сокамерниками, гребцами на рабской галере или невезунчиками, попавшими в отвратный летний лагерь, где ждешь только окончания смены.

– У вас есть породистые собаки? – интересуется Ромэн.

Плохой вопрос. Здесь ему не питомник и не зоомагазин! Нас не волнует ни родословная, ни красота. Мы живем среди бастардов. Голубые глазки и белая шкурка попадаются редко.

– Здесь сельская местность. Я видела всего несколько породистых псов, все были охотничьи – сеттеры, спаниели, легавые или фокстерьеры… Но они стоят дорого, и их к нам не пристраивают, стараются продать. Или поменять на другую породу… Вы видели фотографии Боба на сайте?

– Да.

– Он хороший мальчик. Вы когда-нибудь усыновляли собаку?

– Вообще-то, я всегда так поступал.

Нине нравится ответ.

– Живете в наших краях?

– Меня перевели в Ла-Комель, я новый директор коллежа Жоржа Перека.

Коллеж… Нина вспоминает свой, который только что снесли. Ей не грустно, прошлое оно прошлое и есть.

– У вас есть другие животные?

– Старый кот. Радий.

– Как он уживается с собаками?

– Привык. Радию семнадцать лет, он почти все время спит.

Нина открывает бокс, попросив Гримальди подождать снаружи. Она никогда не пускает внутрь чужих людей. Боб подходит, виляя хвостом. Маленькая черная дворняжка, помесь фокстерьера с кокером.

– К тебе гость, парень, – тихим голосом сообщает Нина.

Она наклоняется, гладит песика по жесткой шерсти. Ромэн начинает беседу из-за дверцы:

– Привет, у тебя симпатичная морда…

Боб не смотрит на человека. Нина надевает на него ошейник, пристегивает поводок.

– Давайте пройдемся и посмотрим, как он будет вести себя с вами.

– Думаете, у меня есть шанс понравиться Бобу?

Нина улыбается.

– Да, но Боб застенчивый и сразу незнакомым людям не доверяется.

– Он напоминает моего первого пса, из детства. На сайте я сразу положил на него глаз. Сколько ему?

– По мнению ветеринара – восемь лет.

– Вы знаете, откуда он взялся?

– Нашли в коммуне поблизости… Четыре года назад.

– Почему никто его не выбрал?

– Наверное, он ждал вас.