Я даже не стала слушать музыку, хотелось этой морской тишины с легким шорохом воды.

Когда первые лучики июньского солнца осветили берег, у моря стали появляться отдыхающие. Удивительно, было еще достаточно холодно, дожди чуть ли не каждый день накрывали город, но днем пляж был забит людьми. И лишь на время дождя он пустел.

Я села на песок у самой воды, закрыв глаза, и вдыхала воздух.

– Так хорошо и не хочется возвращаться в центр, – подумала я. В такие минуты радуюсь, что все же не продала этот дом.

Дом у моря – это мое наследство от настоящих родителей. Забавно, я много лет не знала, что мама с папой приемные. Они так долго молчали, берегли меня. Говорят, меня нашли идущей по трассе. Мне тогда было три года. Но я совсем ничего не помню. И вот пару лет назад я вдруг все узнала.

Оказывается, мои приемные родители знали кто я, из какой я семьи. Конечно, вначале я для них была просто найденыш. Но через какое-то время их нашел адвокат моего настоящего отца и рассказал, что мы попали в аварию, и выжила только я. Так дом перешел к моей новой семье. Но мы никогда сюда не приезжали. И только когда мне исполнилось двадцать, родители вручили мне ключи и рассказали все.

– Прости нас милая, что так долго молчали! – говорила мама

– Мы с мамой просто хотели, чтоб у тебя было настоящее детство. Без этой жуткой правды. «Хотели подарить тебе семейное счастье», – объяснял отец.

– Все нормально. Я даже рада, что не знала всего этого. Я ведь все равно ничего не помню. И их тоже… – На этом месте мне стало немного грустно.

Я не помню своих родителей! Это вообще нормально? Каждый раз терзаю себя за это когда вспоминаю.

И сейчас эта мысль не дает мне покоя. Надо порыться в доме, поискать голографии или фотографии. Хоть что-то. Что восстановит мою память. Но точно не сегодня. Пора возвращаться в центр. Кол уже должен был съехать. Если, конечно, у моего, бывшего уже, парня есть совесть.

С моей подругой… В моей кровати…

Наверное, я могу простить все, кроме предательства и измены. Поэтому у меня нет больше подруги и нет больше парня. Лучше так. Одной.

Как вспомню его объяснения, так плакать хочется. Слезы просто сами катятся. Он говорил, что любит, что просто оступился… А я чувствую, что это не правда. Меня нельзя обмануть! Он об этом, конечно же, не знает. Я вообще такое никому не рассказывала.

Это случилось три года назад. Родители тогда уехали жить на Американский материк, и я осталась одна. Нет, они меня не бросили, просто папе предложили крутую должность в одном из филиалов фирмы, в которой он работал. Они долго думали с мамой. Очень долго. Это тяжело вот так резко изменить все. Ведь самолеты туда летают раз в полгода. Такие меры предосторожности против вируса.

Но все же родители решили уехать. Хотели и меня забрать, но мне уже было двадцать четыре, и я вполне могла жить самостоятельно.

Вначале я очень скучала. У нас была замечательная семья. Мама с папой старались быть хорошими для меня, и мы все всегда делали вместе. А тут резко этот отъезд. Но позже я привыкла. Писать книги, будучи одной дома на много проще. Никто не отвлекает от работы. Несколько месяцев я строчила новый детектив. Почти не спала. Вдохновение просто волной накатывало, и я еле успевала записывать свои идеи.

А позже я вдруг заболела. Тем самым вирусом, из-за которого Мир разделился на две половинки. Три дня меня колотило. Кажется, я даже бредила по ночам. А потом все резко прекратилось. Вначале я решила, что просто простыла. Но потом обнаружила, что чувствую эмоции других людей. Я не сразу это поняла, потому что мои эмоции перемешивались с чужими и, мне даже казалось, что я схожу сума.

Вот представьте, идет человек, у него кто-то умер и ему очень больно. И вот я вижу этого человека и ощущаю его боль так, как будто это у меня горе. Это невыносимо тяжело. Моя жизнь с тех пор сильно изменилась. Я едва не стала социопаткой. До сих пор хочется убежать туда, где нет людей.

Но мое творчество меня спасло. Когда было особенно невыносимо, я садилась и писала об этом. Так я и начала свой новый жанр в литературе. Психологический роман. Я просто беру голограбук и печатаю все, что чувствую. Это вызвало бурю эмоций у моих читателей. С тех пор я стала очень популярной. На столько. Что второй год подряд меня зовут на ежегодный бал маскарад.

Вот и в тот день, когда я застала Кола с Каей у меня дома, как раз в почте было приглашение. Чип-карту опустили в почтовый ящик, как и в прошлый раз. И я закинула ее в сумочку.

Я лежал на диване в ординаторской. За последние три дня спал всего пару часов. Но это лучше, чем все время думать о ней. Пусть лучше меня добьет работа.

– Доктор Сера, доктор Сера, срочно в приемную там… – Дикий крик Сои оторвал меня от раздумий. Когда она кричит, ее голос становится похож на визг поросенка.

Я не стал спрашивать, подскочил и быстро вылетел из кабинета.

В приемной на носилках лежала девочка лет двенадцати. Простыня, которой ее укрыли, была вся в крови.

Рядом с девочкой стояла молодая пара с бешеными глазами.

– Видимо родители, – подумал я.

Затем подошел и поднял простыню, чтоб посмотреть, что там.

– Господи! – Вырвалось у меня. Она вся была в легких ссадинах не опасных для здоровья, а нога… Месиво. По телу пробежал озноб. Она такая маленькая… Черт!

– Быстро в операционную! Готовить к операции! – Выпалил я и подошел к родителям.

– Что произошло? – Обратился я к ее родителям.

– Мы… Она… Когда я… – Отец девочки явно был с ней во время трагедии, но состояние шока мешало ему говорить четко.

– Это все он! Он затащил мою девочку на эти горы! – Кричала его жена.

– Ненавижу тебя! Ненавижу! – Орала она на мужа.

– Так, возьмите себя в руки, пожалуйста, там сейчас ваша дочь! Еще раз повторяю, что случилось!? – Я уже перешел на крик.

– Она сорвалась и обвал… Ее… – Запинаясь, наконец, выдавил из себя отец.

Но я понял, что произошло. Трагедия в горах. Ох уж эти любители альпинизма! И зачем они только детей с собой берут! Так захотелось врезать этому отцу!

– Ясно. Поезжайте домой. Операция затянется… Только, мне нужна ваша подпись вот тут, – указал я на документ в руках Сои.

– Что это? – Предчувствуя неладное, уточнила мать девочки.

– Это… Гм, это согласие на ампутацию. Мне очень жаль. Но я не уверен, что ногу можно спасти. Я сделаю все, что смогу, но… – договорить я не успел. Женщина разрыдалась. Сползла по стенке и стала вопить.

– Соя, принеси успокоительное! – Скомандовал я медсестре. Та кинула заявление на стойку и понеслась в сестринскую.

А я подошел к женщине, поднял ее за плечи и усадил в кресло.

– Как Вас зовут? – Спросил я.

– Ви. ка Чер… нова, – задыхаясь от слез, ответила она.

– Миссис Чернова, я обещаю, я сделаю все, что смогу! Но там… Простите… – Пытался успокоить Вику я.

– Мисс, мы разведены… – исправила меня она, немного успокоившись.

А я посмотрел на отца девочки, тот был совсем белый. Видно было, что переживал и чувствовал свою вину.

– Да, мы развелись, и дочь была со мной. А я… – подтвердил мужчина.

– Так, выпейте это и отправляйтесь домой. Лучше всего проведите это время вместе. Мне кажется, вам не помешает. А девочка в надежных руках, – сказал я, давая женщине успокоительное, которое уже принесла Соя.

Когда я вошел, в операционную все уже было готово. Малышка еще не спала. Лишь глазами водила из стороны в сторону.

– Наркоз уже дали? – спросил я у ассистентов.

– Пока нет, ждем анализов, – ответила одна из помощников.

– Хорошо, можете все выйти? Мне надо поговорить с девочкой, – попросил я.

– Доктор Сера, но, – возразила Оля. Она практикантка еще, но уже успела показать себя с лучшей стороны.

– Выйдите, прошу! – Повторил я, на этот раз в приказном тоне.

Никто больше не стал спорить, все быстро вышли. А я остался с малышкой наедине.