— Да… Только не знаю, как ты пойдешь.
— Скажи мне одно слово, подтверждающее, что ты понял, чего я хочу от тебя, и я буду ждать с терпением, достойным ученика Пифагора.
— Ты желаешь, чтобы я указал тебе дорогу или нашел проводника туда, где прялка прядет, где кружится веретено, а ножницы режут нить.
Исаак вздрогнул:
— Воистину, — воскликнул он, — Аполлоний, ты великий ученый, Иарх не солгал мне! С этого часа я твой. Слепец позволит вести себя тому, кто ясно видит.
Тогда Аполлоний обратился к Клинию:
— Продолжай, мы тебя слушаем.
Тот только и ждал разрешения, чтобы завести речь о своей любви, предварив ее, как мы сейчас увидим, рассказом о пережитых ужасах.
— Позавчера я возвращался из Микен, где немного задержался. Между тем я обещал матери вернуться к вечеру, так как назавтра была годовщина ее рождения. Она сказала, что почтет за дурное предзнаменование, если в такой день я буду вдали от нее. Учитель, ты знаком с моей матерью и знаешь о ее любви ко мне и моей нежности к ней. И хотя меня удерживали, я не захотел провести ночь вне стен Коринфа. Мне оседлали лошадь, и на исходе дня я отправился в путь. Друг, от которого я уезжал, богач Палемон, известен своей конюшней: его скакуны лучшие во всей Коринфии. Он выбрал для меня великолепного фессалийского жеребца — их у него четыре, и все они одного роста, с длинными гривами и хвостами, в белых и золотых пятнах, словно леопарды. Хозяин назвал их в честь четырех коней бога Солнца: Эоус, Эфос, Пироэнт и Флегонт. Мне оседлали Пироэнта. Он был достоин своего имени. Казалось, он дышит пламенем, извергая искры из ноздрей! В несколько минут я проскакал берег Астериона, все двадцать стадиев, отделяющих Микены от Немей. Сумерки застали меня недалеко от селения, на опушке леса… Мне уже приходилось раз двадцать пересекать этот лес и днем и ночью. Он мне знаком с детства так же хорошо, как сад моей матери. Я часто бывал со своими молодыми друзьями в знаменитой пещере, один из выходов которой закрыл Геракл, чтобы схватить ее страшного хозяина. Вот почему, ничуть не боясь заблудиться, я уверенно въехал под темную сень дубов, в выборе дороги полностью положившись на моего умного коня. Я знал, что он не собьется с пути. Но, видимо, чаша веселья на этот раз слишком часто обходила гостей или ее содержимое оказалось более опьяняющим, чем обычно, а может статься, в лесу и впрямь происходило нечто таинственное, только мне показалось, будто все привычные предметы приобрели странный вид. Стволы деревьев напоминали привидения в саванах. Их корни выползали из земли, шевелясь, словно змеи. Я подумал, что попал во власть дремотных видений, и провел рукой по глазам, чтобы проверить, не сплю ли. Но нет: глаза были открыты. С тревогой следил я за диковинными превращениями окружающих предметов. Испуганная лошадь моя между тем двигалась прыжками, поминутно взвиваясь на дыбы, шумно дыша и шарахаясь в сторону, будто встречала на пути препятствия, видимые ей одной. Я потрепал коня по шее, чтобы успокоить и приласкать. Грива его стояла дыбом и вся взмокла.
“Ну, Пироэнт, что случилось?” — спросил я.
Казалось, он понял вопрос. Умное животное заржало, и я, не без трепета, заметил, что в его ржании можно было расслышать что-то похожее на человеческую речь. Я умолк, но, сжав круп коня коленями, послал его вскачь, полагая, что на своем быстром скакуне за полчаса выберусь на опушку, если поеду прямо. Можно было подумать, что Пироэнт разделяет мое нетерпение. С рыси он перешел в галоп и помчался быстрее ветра. Так он был способен покрыть сотню стадиев в час, а весь лес, как я знал, тянется всего на шестьдесят. Тем не менее, потому ли, что я оказался в чьей-то магической власти, либо из-за того, что волнение не позволило мне точно определить время, но мне показалось, что уже больше часа я скачу среди этих призрачных деревьев и они сами мчатся так же быстро, как я.
“Вперед, Пироэнт, вперед! — кричу я лошади. — Смелее! Еще десять минут, и мы будем в Коринфе!”
Но он трясет головой и ржет человеческим голосом:
“В Коринфе? В Коринфе? Нет, этой ночью мы туда не попадем!”
Я так опешил, услышав это, что чуть не упал, по всем моим жилам пробежала дрожь, на лбу выступил холодный пот. Тем не менее, каким бы чудовищным ни казался этот диалог лошади и всадника, я нашел в себе смелость ответить Пироэнту:
“Почему же, добрый мой скакун, мы не доберемся этой ночью до Коринфа?”
“Потому что лес скачет вместе с нами, — ответил он. — Разве ты не видишь, что деревья и слева и справа куда-то мчатся?”
И действительно, как я уже говорил, деревья двигались и терлись при этом друг о друга ветвями со вселяющим ужас шорохом. Вспугнутые огромные птицы летали над моей головой, древесные корни скручивались в кольца и распрямлялись в таинственной мгле, как клубки змей, — так неистово устремлялись куда-то дубы, платаны и буки… Вдруг Пироэнт взвился на дыбы, и столь внезапно, что я, опытный наездник, едва не свалился на землю.
“Что ты делаешь, Пироэнт? — вскричал я. — Чего ты боишься? Еще несколько минут, и, повторяю, мы будем в Коринфе… Там тебя ждет великолепная подстилка из свежей соломы, смешанной с цветами, золотистый ячмень в яслях, чистая вода в кленовом ведре с серебряным ободом. Я сам принесу тебе ее из источника…”
Но Пироэнт, пятясь на задних ногах и молотя воздух передними, захрипел:
“Ты что же, не видишь? Не видишь?”
От ужаса у него вырывался огонь изо рта и ноздрей. Всмотревшись в темноту, я различил впереди на поляне, которую нам предстояло пересечь, какие-то смутные фигуры, движущиеся по кругу в голубоватых волнах тумана. До моих ушей донеслось неясное пение.
“Мне ни за что не пройти, — шептал Пироэнт. — Трава, по которой они ступали, сожжет мне ноги, воздух, который их факелы наполнили дымом, отравит нас обоих”.
“Попробуй, постарайся, мой верный скакун! — сказал я ему. — Не забывай, что ты носишь имя одного из коней бога дня… Разве огонь боится пламени? Смелее, Пироэнт!”
“Нет, нет, ни за что! С ними фессалийская колдунья, предводительница их магического хоровода. Ее чары смертельны! Нет, нет, мне ни за что не пройти!”
Он продолжал пятиться с испуганным ржанием.
“Тогда, мой добрый скакун, возвращайся к Палемону. Ты знаешь дорогу к хозяйским конюшням. Видишь, я отпускаю поводья”.
Получив свободу, Пироэнт развернулся и бешено помчался назад. Бедняге так хотелось вырваться из страшного леса! Но деревья, следовавшие за нами, когда мы держали путь на север, теперь кинулись в погоню с севера на юг. Те же птицы сновали меж ветвей, но теперь они летали еще стремительнее. Те же змеевидные корни ползли теперь быстрее. Позади нас неясные фигуры, покинув хоровод, туманной вереницей скользили по нашим следам, размахивая тусклыми дымящимися факелами. Их искры смешивались с искрами, летящими из-под копыт Пироэнта. Так безудержно скакали мы более получаса; я уже надеялся, что мы достигли опушки леса, когда заметил, что русло реки Астерион изменилось. Оно не проходило более между горами Трет и Апес, голые темные вершины которых виднелись из-за макушек деревьев! Вместо того чтобы течь от Клеон к храму Юпитера, река обтекала лес, став непреодолимой преградой. Великолепным прыжком Пироэнт достиг берега, но тут же встал на дыбы, как прежде на поляне. Астерион катил не воды, а огонь!.. Я тщетно пытался послать коня вперед, все еще думая, что это наваждение, сон, что зловещие звуки существуют лишь в моем воображении, а все эти огни потухнут, стоит лишь дунуть на них. Но Пироэнт снова и снова вставал на дыбы.
“Ну же, мой добрый конь! — уговаривал я его. — Вспомни о мосте между Немеей и Бембиной!.. Скачи к нему, скорей найди этот мост! В первом же городе мы остановимся, обещаю!”
Пироэнт затряс головой.
“Мост рухнул в реку, — прохрипел он. — Фессалийка столкнула его ногой… Мы не отыщем моста!”
“Пусть! Вперед! — закричал я. — Да посмотри же! Призраки приближаются! Или ты не слышишь смеха, не слышишь, как они бормочут во тьме?.. Что они шепчут?.. Да постой же, я не разбираю слов… “В бездну! В бездну!” О чем это они?.. А, да вот же они, совсем рядом! Пироэнт, пусть у тебя вырастут крылья химеры, скачи!”
