Презрительно скривившись и больше не обращая на них внимания, я подошла к девочке вплотную. Быстро коснулась шеи, проверяя пульс. Немного успокоилась, убедившись, что он такой, как и должен быть у спокойно спящего ребенка, у которого ничего не болит и которого не мучают кошмары.

– Ей нельзя вредить! Она очень ценный объект, руководство разозлится! – внезапно выдал наиболее смелый парень, но тут же смешался под моим взглядом и даже предпринял бесплодную попытку спрятаться за спиной своего напарника. Но тот и сам был не прочь выполнить подобный маневр, а еще лучше смыться от такой страшной меня подальше.

– Что с ней делали? – среагировала я, повернувшись к смельчаку и уставившись ему прямо в глаза. – Резали, под предлогом нового эксперимента? Вводили в вены всякую химическую дрянь, делая более «идеальной»? Вы присутствовали? Участвовали?

– Н-нам просто нужно доставить объект 8-1-2 в ее каюту… – вяло пискнул второй, явно находясь в состоянии, близком к предобморочному.

Похоже, они либо совсем недавно работают на Каргуса, либо «объектов» видели лишь в спящем состоянии. Не исключено также, что просто наслышаны, на что я способна и чем закончилось мое тесное общение с учеными в одной из лабораторий.

– И что после этого? Ее состояние будут контролировать, вы останетесь наблюдать? Вводить какие-то новые препараты? – продолжила я допрос, украдкой погладив мягкий светлый локон малышки.

– Н-нет… Она сама проснется. М-можно мы пройдем? – снова вступил первый парень и с надеждой бросил очередной взгляд на все ту же точку на потолке, откуда никак не торопился выпускаться сонный газ.

Да, я отдавала себе отчет, что за каждым моим движением и словом сейчас следят через десятки камер. И, видимо, наблюдателям тоже было интересно, что я предприму. Настолько, что даже были готовы пожертвовать здоровьем девочки. По крайней мере, эти двое определенно ожидали, что я вот-вот наброшусь либо на нее, либо на них. Впрочем, в таком случае можно не сомневаться: газ все же пустят.

– Значит, нет абсолютно никакой разницы, где именно она будет просыпаться. У себя или здесь. Положите ее на диван, – скомандовала я стальным голосом.

Один из них, быстро кивнув, тут же сдвинул гравиносилки к дивану, опуская их на один уровень с ним.

– У нас нет приказа… – простонал второй, тем не менее принялся помогать напарнику.

– А я разве не аргумент? – холодно улыбнулась я, отчего оба парня вжали головы в плечи и уже молча переложили девочку.

– Долго она будет спать? – поинтересовалась я.

Мужчины нерешительно переглянулись между собой.

– Около часа, думаю. Может, два…

– На мой счет поступали какие-то распоряжения? – задала я следующий не менее важный вопрос.

Они синхронно помотали головой. И как только я небрежно указала рукой на дверь, тут же поспешили скрыться с пустыми носилками.

Моим вниманием снова всецело завладела спящая малышка. Возможно, лучшим вариантом было позволить отнести в ее каюту и самой же там и остаться. Но подозреваю, в таком случае я просто оказалась бы заперта с ней. Если бы велела уложить ее на свою постель – это было бы более чем странно. Сейчас, по крайней мере, я могла все спихнуть на скуку и овладевшее мной любопытство, желание изучить ту, кто заняла мое место.

Убедившись, что состояние маленькой Астрид не меняется, я решилась оставить ее и все же посетить ванную, как и собиралась с самого начала. Любопытство – одно дело, ущемлять себя в чем-то ради другого, оставляя намеки на жалость или сочувствие, – совсем другое. Последнего мне не простят.

Тем не менее ничто не мешало мне, покончив с гигиеническими процедурами, перетащить поднос с завтраком и накопитель в гостиную. С удобством устроившись в кресле напротив малышки, я принялась ожидать ее пробуждения, попутно изучая оставленную мне информацию.

Да чтоб тебя! Ну не в первый же раз, знаю, что и как делать и какие могут быть последствия, а все туда же! Стоило отвлечься, как по привычке потянула на себя почти все, что было на накопителе. Вот и получила закономерно.

Пытаясь проморгаться слезящимися глазами, порывистым жестом провела ладонью под носом. Пальцы моментально стали липкими. Ну естественно! А чего ты, Ася, ожидала?

– Нельзя пытаться откусить кусок больше, чем в силах проглотить, – в унисон моим мыслям добавили нравоучительным тоном.

– Сама знаю, – вяло огрызнулась я, чувствуя себя так, будто кто-то кувалдой шибанул по голове. Должно быть, именно потому лишь томительную секунду спустя осознала, что со мной говорит не Астрид.

Зрение наконец-то прояснилось, открыв моему взгляду проснувшуюся девчушку, приподнявшуюся на локте на диване и с любопытством меня рассматривавшую.

– У тебя кровь, – озвучила она бесхитростно, склонив головку набок. – Посмотри в тот угол и помаши рукой. Тебе тут же пришлют помощь.

Я бросила озадаченный взгляд в угол, ничем особенным не отличавшийся от остальных. Но малышка говорила с явным знанием дела. Кто знает, может, за годы жизни здесь и определила, где конкретно расположены камеры. А может, кто-то сказал.

– Все нормально, уже не течет. Умоюсь – и следа не останется. Ты как себя чувствуешь? – поинтересовалась я у нее.

На первый взгляд она выглядела как абсолютно здоровый обычный ребенок, разве что сонный. Вон даже шов обивки дивана отпечатался на щечке, да косичка немного растрепалась. Девчушка задумчиво пожала плечами и широко зевнула.

– Как обычно. А что? – в свою очередь полюбопытствовала она, сев уже нормально, и невольно почесала край пластыря на шее. Поморщившись, попыталась его тут же отлепить.

– Постой-постой, что ты делаешь? Разве доктор разрешал? – машинально остановила ее, не зная, что еще делать и говорить.

Может, и вправду помахать рукой в указанный угол, чтобы к девочке пришли? Впрочем, уверена, за нами и так наблюдают… Вот только это вполне может быть очередной фазой эксперимента, и не факт, что вмешаются до того, как произойдет что-то нехорошее. В глазах наблюдателей ребенка заперли в клетке с жестоким хищником, то есть со мной. Черт! Надо было допросить получше тех медбратьев!

– Я всегда так делаю, и всегда все нормально было, – заговорщицким шепотом сообщила мне малышка и все же сорвала пластырь, несмотря на мой протестующий вскрик. Тут же коснулась кожи под ним и победоносно улыбнулась, оттянув ворот рубашки. – Видишь? Все нормально. Чешется только.

– Вот скрести грязными ногтями точно не стоит, – проворчала я, все же перехватив ладошку маленькой Астрид, и озадаченно уставилась на чуть припухший след от толстой иглы на шее. На пластыре оставалось небольшое алое пятнышко, но сама ранка не кровила. И все же выглядела совсем свежей, как и должна выглядеть у обычного человека.

– И ничего не грязные они у меня, – тут же скуксилась малявка, выдергивая ладошку. – Знаешь, сколько в яркой комнате деза… дези… – Она наморщила лоб, вспоминая сложное слово.

– Дезинфекционных средств? – предположила я.

– Ага. Куча! – Подтверждая свои слова, она развела руки в стороны.

– А часто ты бываешь в яркой комнате? – спросила я, понимая, что так она называет, скорее всего, операционную.

– Да по-разному. Папа говорит – и я иду, – бесхитростно улыбнулась она.

– И тебе не страшно?

– Не-ет, – помотала она головой. – А чего бояться? Я прихожу, ложусь, засыпаю, а просыпаюсь уже у себя в комнате. Здорово, правда?

Малышка аж подпрыгнула на своем месте, довольно улыбаясь. У меня же защемило сердце от того, насколько сильно девочка ничего не понимает. Пока к счастью, но рано или поздно ей откроют глаза на жестокую реальность.

– А потом ничего не болит?

– Бывает. Папа говорит, я ворочаюсь во сне и падаю там с кровати. А там много острых предметов. Ну и вот. – Мне под нос ткнули ту самую ручонку с бинтом, предварительно задрав рукав повыше. И Астрид тут же затараторила, захлебываясь от восторга: – Это я в прошлый раз так упала. Знаешь, что там? Шра-ам! Большо-ой такой. Но доктор Филинс сказал, что, если я буду делать все, что говорят, однажды он исчезнет. И новые шрамы больше никогда не появятся, представляешь? Я буду как ты!