– Музыкант? – удивилась Леилэ. – Ну надо же…

– И как он заиграл на своей диковинной дудке, – продолжила женщина, – в тот же миг со всех сторон из каждой дыры пошли к нему крысы. И с собой они потащили всякий хлам и мусор, ну точно люди, собравшиеся в долгое странствие! Да так всё и побросали: видно, сил не хватило… Бежали крысы, как зачарованные, клянусь Единушкой! А за ними следом пошли и собаки, и кошки… Ах, мой бедный пушистый котик Карл пропал вместе с ними…

– …И дети пошли? – испугалась Леилэ, припоминая опасения женщины.

– Нет! Пока нет! – взмахнула пухлыми руками матушка Марта. – Но слушай дальше… Градоправитель отказался платить крысолову.

– Почему? – нахмурилась девочка.

– Не знаю, – вздохнула женщина. – Он – глава города, ему и виднее. А гадкий крысолов-то пригрозил, что ещё вернётся. Вернётся и возьмёт либо оплату, либо наших деток!

– …И, судя по указу, градоправитель платить не собирается? – заключила Леилэ.

Хозяйка покачала головой и всхлипнула.

– Матушка Марта, а Вы знаете, куда гадкий крысолов повёл крыс? – поинтересовалась её гостья.

– Ушли они через восточные ворота, ниже по течению реки, – ответила женщина.

– Так-так, а можно мне добавки? – улыбнулась Леилэ, посматривая на входную дверь. – У вас всё так вкусно…

– Конечно, дорогая, – обрадовалась матушка Марта.

Как только она исчезла на кухне, её маленькая гостья поднялась из-за стола, не забыв, впрочем, спрятать за пазухой несколько пряников. Девочка выскочила на улицу и побежала прямиком к восточным воротам.

Леи не знала, когда именно в город вернётся крысолов, что она будет делать при встрече с ним, однако она чувствовала острую потребность что-то предпринять.

Светловолосый незнакомец в красной охотничьей шапочке появился на городской площади перед ратушей. Ветер играл в полах его распашного кафтана, сшитого, словно мозаика, из пёстрых разноцветных лоскутков. В руке мужчина держал серебряную флейту. На его красивых губах застыла улыбка.

– Ну что же, градоправитель, – воскликнул он. – Желаешь услышать мою новую мелодию?

Ответа не последовало. Улицы совершенно опустели. Только ветер гонял мусор по высушенной солнцем мостовой. В домах попрятались не только дети, но и родители, старики – все от мала до велика, знатные и простолюдины, богатые и бедные, мужчины и женщины. Ни единой человеческой души не было на улице, ни звука, – лишь ветер и серия лёгких свистов.

Мужчина молниеносным движением запахнул кафтан, и от жёсткой ткани отскочили несколько крошечных игл.

– Учти! – крикнул Крысолов, и его глаза вдруг сверкнули, как красные угли. – Второго шанса у тебя не будет!

Он снова широко улыбнулся, а затем поднёс к губам диковинную флейту.

Озорная мелодия закружилась в порывах ветра, поплыла над улицами и площадями. Словно оглушающим колпаком она накрыла весь город. И в этой странной музыке звучал таинственный и грозный глас, к которому нельзя было не прислушаться. Он возвещал о том, что пришёл конец всем запретам, что отныне детям позволено забыть об обязанностях, повинностях и уроках. Они вольны обрести свободу от родителей, покинуть дома и уйти куда глаза глядят…

Некоторое время город хранил молчание. Не было слышно ни человеческого крика, ни стона, ни смеха, лишь весёлая мелодия разливалась по улочкам, заполняя каждый уголок опасным волшебством. А затем раздался треск распахнувшихся дверей, звон разбиваемых стёкол и стук маленьких каблучков по мостовой.

Одетые и полуголые, кто с недоеденным яблоком в руке, кто с куклой, а кто с отцовским ремнём, дети высыпали на улицы. И родители не могли их остановить. Напрасно они хватали своих чад за подолы юбок, за рукава и штанишки, за курточки и косы. Те вырывались и дрались так неистово, будто вспомнили все тумаки и подзатыльники, полученные от взрослых.

Крысолов играл на флейте, бодро шагая к восточным воротам, а за ним, стекаясь со всего города, послушно тянулась вереница мечущихся в танце детей. Они прыгали и взмахивали руками, словно безумные, ударялись друг о друга, падали и топтали упавших. Не в силах ни крикнуть, ни заплакать, они следовали за мужчиной в пёстром кафтане и в красной охотничьей шапочке.

А онемевший, враз обессилевший эльф только и мог, что беспомощно наблюдать из укрытия за разворачивающейся трагедией. У него не было сил не то что поднять руки, но даже вздохнуть полной грудью. Тяжёлая зловещая мелодия распластала его по крыше одного из домов, что окружали главную площадь.

И сильнее магии его терзала горькая обида. Он не верил в своё поражение. Этого быть не должно, как и не было за последние без малого сто лет! Но враждебное чародейство действовало на эльфа даже сильнее, чем на простых горожан. Оно парализовало мужчину, словно раскалёнными прутьями сковало его мускулы. Оно, как и любая магия, несло для Мата Миэ смертельную угрозу.

В то же самое время в другой части города маленькая Леилэ плясала и прыгала в такт весёлой мелодии. В её глазах полыхало зелёное пламя, а плотно стиснутые губы дрожали от злобы. Повинуясь звукам флейты, она вдруг с новой силой возненавидела своё детство, своих позабытых было близких…

От всей души Леилэ ненавидела ложь, ненавидела вравшего ей Друговского и не рассказавшую всей правды Белову. Она ненавидела эльфа Мата Миэ за его секреты. Но больше всего сейчас она ненавидела себя – за слабость, за самонадеянность и за глупость! Какая же она идиотка, если позволила так вот просто заставить себя танцевать этот уморительный танец под совершенно дурную мелодию!

У восточных ворот девочка присоединилась к толпе детей. В самом её конце плелись двое мальчишек. Один из них сильно хромал, другой – совсем кроха, не старше двух лет – просто не поспевал за остальными. Леилэ хотела было схватить его за руку и выбросить прочь из толпы, но тело совершенно не подчинялось её воле.

Девочка промахнулась мимо мальчугана, закрутилась юлой, упала, ударившись боком о жёсткие камни мостовой. Но, даже не пискнув, тут же снова подпрыгнула на непослушные ноги и поспешила вслед за удаляющимися детьми.

Они покинули город и направились к реке. Там между холмами, в камышах была привязана лодка.

Леилэ скрипнула зубами. Чтобы сделали на её месте Принц и рыжая морячка? Разве они допустили бы такое негодяйство? Нет! Они герои. Про них написаны сказки! А чем же хуже она?

Леилэ вдруг стало невыносимо жарко. Она удвоила ритм танца, грациозно кружась между детьми, раскрасневшимися, всклокоченными и мокрыми от пота. С каждым шагом она приближалась к флейтисту.

«Я герой! – повторяла она снова и снова. – Я не ненавижу себя, не ненавижу Мата Миэ! Я благодарна судьбе за приключения! И я ненавижу лишь тех, кто встаёт у меня на пути! Моя ненависть направлена на моих истинных врагов! Потому что я герой! И я сама пишу свою сказку…».

Крысолов, а за ним и все дети, поднялись на холм, поросший кустарником. Кто-то из малышей падал и уже не мог подняться. Продолжая, словно заклинание, проговаривать свои мысли, Леилэ всё ближе и ближе подбиралась к врагу.

И вдруг она поняла, что вновь обрела голос и произносит слова вслух, будто становясь всё сильнее с каждым мигом. Она ощутила, что движения её тела – уже не простые хаотичные взмахи руками и ногами: она танцует, делает осмысленные фигуры.

На мгновение ей даже приглянулась весёлая мелодия, под которую дети вокруг неё яростно толкались и топтали друг друга. Грудь девочки наполнила радость. Подпрыгивая и кружась, она запела в такт чародейским звукам.

Леилэ пела всё громче и громче, словно вбирая в себя силу, что издавала флейта. Услышав её голос, мужчина обернулся. В этот момент между ним и девочкой оставались уже считанные шаги. Видя недоумение на лице врага, Леилэ громко рассмеялась и кубарем бросилась ему в ноги.

Крысолов упал на спину. А его флейта, описав в воздухе полукруг, исчезла где-то в кустах. Чары рассеялись, и дети повалились на землю без чувств.