Душевный порыв заставил Яна смиловаться. Он подскочил к родственнице и перекрикивая ветер, скомандовал:

– Пройдемте в дом! Здесь не место для дискуссий!

Но девушка оказалась непоколебима.

– Не пойду, пока не пообещаете мне, что не оставите!

– Да к чему эти споры? Надвигается буря, пойдемте!

– Пообещайте!

– Да обещаю, обещаю, только встаньте!

Христа тут же просияла и посмотрела на своего спасителя. Она вскочила с колен и направилась вместе с Яном к дому, попутно срывая белье, развешенное сушиться. Через мгновение они оба вернулись в дом смерти.

– Дорога была долгой, мне нужен отдых, – сухо изложил юноша.

Христа смущенно отвела взгляд.

– Простите, не подумала. Я найду для вас дом.

– А здесь я не могу переждать?

– Ох, понимаете, у нас лишь одно ложе. Не думаю, что стоит делить его с покойницей.

Юношу передернуло от картины, которую нарисовало его живое воображение. Ему было тягостно находится в этом доме, не говоря уже о том, чтобы приблизиться к телу тётки.

– Да, вы правы. Отведите меня к Иоганну, он обещался помочь.

Девушка тут же схватила с вешалки шерстяную накидку и укрыла ей плечи. Как только она распахнула дверь, им в лица ударил ветер и морось.

– Поторопимся! – бросила Христа и шагнула за порог. Ян последовал за ней, хоть и с гораздо меньшим энтузиазмом: его короткая куртка и длинная рубаха едва ли годились для такой холодной погоды, но выбирать не приходилось.

Ненастье набирало силу, и вскоре мелкая морось переросла в дождь, грозившийся через минуту стать ливнем. На удачу дом Иоганна оказался недалеко на пригорке. И, если бы не ветер, мешавший ускорить шаг, они добрались бы еще до того, как вымокнуть насквозь.

– Всевышний! Что встали? – тучная женщина с красными щеками всплеснула руками и отошла от двери, чтобы впустить гостей.

– Благодарю Вас, тётушка! – пролепетала Христа и вбежала в сени. Ян последовал за ней.

– Ну и погодка-то сегодня! – сокрушалась хозяйка. – Еле ставни затворить успели!

У женщины был странный говор, не похожий ни на мужицкую манеру Иоганна, ни на вежливое щебетание Христы. Она топталась возле пришедших, восклицая и причитая. Тётка провела Христу и Яна к столу, за которым уже сидел Иоганн, две молодые барышни и беспокойный мальчик. Видимо, семья готовилась отужинать.

– О, студент! Пришел-таки! – воскликнул Иоганн, поднимаясь из-за стола.

– Да, – тихо ответил юноша, – я всё же вынужден просить вас о помощи.

– Дядюшка, – Христа перехватила инициативу. – Я не могу позволить Яну ночевать в моём доме. Видите ли, моя маменька…

– Ох, милая, жена мне рассказала, – мужчина кивнул в сторону хозяйки. – Прими нашие соболезнования.

Христа горько посмотрела на него, но ответила:

– Мне и вправду очень тяжело.

– Оставайтесь у нас! Ян устроится на свободной кровати, а ты ляжешь с девочками.

– Нет, что вы, – поспешила возразить гостья. – я смею просить вас только за Яна. Не могу оставить маменьку одну. Да и священник может прийти в любую минуту.

Мужчина покачал головой.

– Не глупи, Христа. На улице буря, а в твоёной постели – покойница. Места хватит на всех. К тому же за священником ушел Ерман, а при таком ливне их не следует ждать весь следующий день.

– Я всё же вернусь.

Сказав это, девушка не стала дожидаться иных уговоров и поспешила убраться из дома. Хозяйка лишь недовольно цокнула ей вслед, но останавливать не стала, а Иоганн махнул рукой и вернулся к столу. Ян учтиво кашлянул, привлекая к себе внимание.

– А! Садись-ка сюда! – мужчина хлопнул по лавке, на которой сидел. – отужинай с нами.

– Вы очень любезны, благодарю вас. – Ян бросил к стене походный мешок, который всё это время держал при себе, предварительно вытащив оттуда сухую куртку, а затем уселся на предложенное место.

– Ишь ты, какой вежливый, – фыркнула довольная хозяйка, забирая у путника промокшую куртку.

– Профессор! – усмехнулся мужик в свои усы.

Девочки смущенно захихикали. Им было лет по четырнадцать, и хоть они не были абсолютно похожи, не привыкшему глазу легко было бы их спутать. Они перешептывались и хихикали, пока мать не сделала им замечание. А маленький мальчик, кажись, вообще не понимал, что происходит. Он беспокойно крутился по сторонам, иногда переключая своё внимание на деревянную ложку в своей руке.

– Вы, верно, еще незнакомы, – обратился Иоганн к Яну. – Моёная жена – Марта – хозяйка этого дома. Моёные дочери – Анья и Хельга – работницы и красавицы. И моёный сын – Йохан.

– Очень славный мальчик, – подхватила хозяйка.

– Да, верно, – согласился Иоганн и как-то грустно улыбнулся.

– А вы, правда, студент? – в один голос выпалили девочки, не мыслившие о том, чтобы обождать с расспросами. – Отец сказал, что вы приехали из Ханау, это правда?

– Из Гейдельберга, там находится Гейдельбергский университет, а в Ханау живет моя мать.

– Отец, Гейдельберг – это же совсем близко, не так ли?! – воскликнула Хельга. Цвет её волос был чуть темнее, чем у второй, и вела она себя как-то свободнее.

– И правда, – задумчиво ответил мужчина. – чего ж вы так долго шли к нам?

– Я и узнал-то всё совсем недавно. Мать прислала письмо с просьбой позаботится о её сестре, но, боюсь, шло оно слишком долго.

– Печально, – проговорил мужчина. – Христа совсем одичала, помогая старой Ильзе. Считала бабку матерью. Ужасное горе!

– Вы правы, – согласился Ян, не ведая, что еще ответить.

На помощь пришла хозяйка:

– Ну хватит вам о дурном! Давайте есть!

Она поставила на стол горшок, из которого валил пар и ни с чем не спутываемый запах рыбы. Семья ела с большим аппетитам, а вот Ян скорее пробовал из вежливости. Когда с ужином было покончено, мужчины занялись обсуждением хозяйства и городской жизни. Яну было не очень интересно, но было бы грубо отказывать хозяину. Марта и девочки занялись шитьем, вот только последние хитро поглядывали на чужака и постоянно перешептывались. Мать даже отвесила им несколько подзатыльников, но интерес всё равно брал своё.

А дождь всё никак не унимался. И как-то неожиданно для самого себя, Ян то и дело мыслями возвращался к Христе. Он размышлял о том, каково девушке в эту ненастную погоду быть запертой наедине с покойницей. Боится ли она каждого шороха, писка мышей за печью или ветра за окном? Предпочла ли остаться в темноте или зажгла лучину? Думала ли она о Яне сейчас, как он думал о ней? Неужели он позволит девушке зачахнуть в этом убогом месте?

Когда беседа была окончена и больше не осталось общих тем, а девочки стали колоть себе пальцы чаще, чем полотно, хозяин поднялся с лавки и предложил всем отправиться ко сну. Кровати стояли во второй комнате. Одна – для хозяев, вторая – для девочек, и третья – для гостя. Убранство комнаты было не самым роскошным, и всё же оно было куда богаче, чем всё жилище Христы.

Вскоре после того, как все улеглись спать в абсолютной темноте, послышался храп хозяина, а после и храп хозяйки. Хихиканье баловниц тоже стихло следом. И только гость всё никак не мог уснуть: его беспокоил храп, писк мышей, а несколько раз и вовсе казалось, будто бы кто-то укусил его за ноги. К тому же зубы студента стучали, как при сильном морозе – последствие прогулки под дождем. Ян ворочался, вспоминал законы и латинские фразы, изученные в университете, но ничего из этого не помогало. Особой пыткой стали его ничтожные попытки не думать о Христе. Тем не менее, именно они и стали проводником Яна в мир снов, он забылся обо всех тяготах недавней дороги и о тех, что встретились ему в деревне.

Тем временем всадники уже гнали своих лошадей. Им вслед кричал ветер, а смерть расступалась.

Ян проснулся от бессовестного солнца, которое слепило его. Похоже, что за ночь ненастье все же утихло, а значит юноше предстояло решить вопрос о своем отъезде. Поскольку тётка умерла, не было смысла задерживаться дольше, чем на её похороны. Лишний час в этом месте мог стать мучением.