Итак, повторяю, что те молитвы вечерние, о которых мы с вами говорили сегодня, – это остановка среди бегущего времени. Действительно, мы с вами переживаем каждый день то, что Гораций называл fuga temporum, бег времен. Страшный, фантастический бег, за которым мы не всегда поспеваем. Но мы, в общем, тоже бежим вместе со временем. И вот наступает вечер, и настает этот момент, когда надо остановиться, быть может, на полчаса, быть может, на двадцать или даже на пятнадцать минут – остановиться, задуматься и испытать свою совесть, спросить у Бога помощи. Только для одного: чтобы завтра вернуться из этой пустыни в мир, вернуться из этой пустыни к людям лучшим, чем ушел оттуда вчера вечером.

Мне сегодня хочется поговорить с вами об утрене, о той части на самом деле вечернего богослужения, которая уставом отнесена к раннему утру. Поэтому и называется эта служба: утреня. Но только так получается на практике, что в соединении с вечерней, образуя всенощное бдение, утреня совершается вечером. Хотя если служится не всенощная, если служится только утреня, то иногда во многих храмах, особенно сельских, утреня как раз совершается на заре, перед обедней (литургией), и тогда она оправдывает свое название.

Но, в конце концов, не так важно, когда на практике совершается та или иная служба, важно, какое назначение она имеет. И именно об этом, о том, для чего мы совершаем утреню, давайте поговорим сегодня.

Еще темно, в храме горят светильники. Без свечей ничего не видно, заря еще не наступила. Светильники гасятся. В руках у чтеца, который стоит посередине храма, горит только одна свеча, и он, чтец, начинает читать Шестопсалмие. Шесть псалмов, которые положено читать в начале утреннего богослужения. Во-первых, Шестопсалмие, во-вторых, 50-й псалом («Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей»), в-третьих, канон, особая песнь в честь праздника или святого и наконец – Великое славословие («Слава в вышних Богу, и на земли мир в человецех благоволения») составляют основную часть утрени. К этим четырем частям присоединяются ектении, которые произносит на амвоне диакон или священник и на которые хор или весь молящийся народ отвечает словами «Господи, помилуй»; присоединяются тропари, песнопения, посвященные сегодняшнему дню, когда служба совершается, присоединяются стихиры. Но, повторяю, основу утреннего богослужения составляют Шестопсалмие, 50-й псалом, канон и славословие. Об этих четырех частях утрени надо говорить прежде всего.

Афанасий Великий в IV веке говорит своим читателям: «Имей Псалтирь и изучай псалмы, а восходящее солнце пусть видит книгу в руках твоих». Значит, видите, уже в IV веке христиане знали, что восход солнца им надо встречать с книгой псалмов в руках. Именно этому и посвящено Шестопсалмие. И древние церковные писатели: во-первых, Иоанн Златоуст, во-вторых, уже названный мной святитель Афанасий и Иоанн Кассиан (один из знаменитых отцов «Добротолюбия», монах с Запада, укоренившийся на Востоке, человек, соединивший в своем молитвенном и иноческом подвиге духовность западную и восточную), – упоминают о 62-м псалме как о псалме, который обязательно входит в утреню. И действительно, в нашем Шестопсалмии, которое сейчас читается в каждом храме во время утрени, 62-й псалом занимает третье, можно сказать, центральное место. Сначала 3-й, потом 37-й, 62-й, 87-й, 102-й и 142-й.

62-й псалом начинается словами: «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя… в земле пустой, иссохшей и безводной». Здесь, в этом псалме, говорится о той жажде Бога, которая охватывает человека, о той жажде Бога, которую можно уподобить только жажде, испытываемой нами в пустыне, когда пить хочется безумно, а воды нет. Вот такой же жаждой Бога должен жить христианин. И если кому-то из нас открывается, что это такое, тогда действительно у нас появляется надежда стать христианами. Это 62-й псалом, центральный псалом Шестопсалмия, с удивительной, потрясающей жаждой Бога. Итак, повторяю, мы начинаем Шестопсалмие с 3-го псалма, псалмы идут в порядке возрастания номеров. Иными словами, эти шесть псалмов включают в себя как бы всю Псалтирь в сокращении.

Есть в Церкви и другие способы читать Псалтирь в сокращении. У христиан Запада сохранился обычай читать семь покаянных псалмов (septem psalmis paenitentialis): 6-й, 31-й, 37-й, 50-й, 101-й, 129-й и 142-й. Видите, таким же образом, как и в Шестопсалмии, псалмы идут в порядке возрастания номеров: от 6-го до того самого 142-го, которым кончается наше Шестопсалмие. Причем интересно, что в семи псалмах центральное место занимает 50-й («Помилуй мя, Боже»), тот самый псалом, который занимает центральное место в нашей утрене. Значит, эти семь псалмов представляют собой аналог византийскому утреннему богослужению.

Сохранился еще один чин чтения Псалтири в сокращении – чин двенадцати псалмов, «поемых в скорби душевной»: 26-й, 31-й, 56-й, 33-й, 38-й, 40-й, 69-й, 70-й, 76-й (видите, опять-таки в порядке возрастания номеров расположены псалмы в этом чине, за одним только исключением), дальше 101-й, молитва Манассии и славословие, к ней прибавленное, и молитва святого Евстратия. Этот чин печатается, как правило, в канонниках, в тех богослужебных книгах, по которым надо готовиться к литургии. Вероятно, он тоже когда-то был связан с одним из способов совершать утреню, у него примерно то же назначение.

Эти двенадцать псалмов, как говорится в заголовке чина, поются в скорби душевной. Семь псалмов так и называются – покаянными. А Шестопсалмие святые Отцы называют плачем души. И действительно, когда вслушиваешься или вчитываешься в псалмы Шестопсалмия, понимаешь, что это и есть плач души, что не случайно стоят эти шесть псалмов в начале утреннего богослужения, не случайно мы их читаем при потушенном свете, для того чтобы тем, кто слушает в храме Шестопсалмие стоя, не стыдно было плакать, не стыдно было почувствовать, что это действительно плач. Плач, через который сердце распахивается Богу, плач, через который душа наша готовится стать храмом Духа Святого.

Утро почти уже наступило, но солнце еще не взошло. Первый из псалмов Шестопсалмия кончается словами: «Аз уснух и спах, востах яко Господь заступит мя». Человек пробуждается и обращается к Богу с просьбой о помощи, обращается к Богу с этой песнью в уверенности, что Бог поможет. «Я уснул и спал, но восстал, ибо Господь защитит меня».

И дальше – 37-й: «Господи! не в ярости Твоей обличай меня и не во гневе Твоем наказывай меня… Не оставь меня, Господи, Боже мой! Не удаляйся от меня. Поспеши на помощь мне, Господи, Спаситель мой!» Довольно часто звучат в этом псалме ноты отчаяния, боли, почти уныния – уныния, которое вот-вот раздавит тебя. Но Господь здесь, Господь близко. Последние два стиха псалма, повторяющиеся дважды, звучат как первый луч надежды в этом предутреннем мраке, когда кажется, что Он нас оставил, что Он далёко, когда приближается день с его заботами, и чувствуешь, что сил прожить этот день у тебя не будет. Вот, наверное, об этом говорится в первой половине псалма. Но все-таки это не так. Силы появятся, потому что Он, Господь, здесь.

Третий [по счету] – 62-й, центральный псалом говорит о той удивительной жажде Бога, которую Господь открывает нам, христианам. «Жаждет душа моя Тебя в земле пустой, и непроходной, и безводной». Кончается псалом повторением двух стихов: «На утренних поучахся в Тя, яко был еси помощник мой, и в крове крилу Твоею возрадуюся. Прильпе душа моя по Тебе, мене же прият десница Твоя». Утром я размышлял о Тебе, ибо Ты мой помощник, и возрадуюсь я под кровом Твоих крыл. Душа моя прилипла к Тебе, и прияла, взяла под защиту меня десница Твоя. «Прильпе душа моя…» Как ласточка прилепляет гнездо свое под крышей дома, так и душа человеческая прилепляется к Богу. В псалмах очень много таких вот абсолютно непосредственных сравнений. Как уподобляется жажда Бога жажде оленя в пустыне, как уподобляется стремление к Богу стремлению птицы построить свое гнездо под крышей храма, так здесь душа человеческая уподобляется ласточке, которая прилепляет свое гнездо под крышу дома. Так и нам необходимо прилепиться к Богу.