– Этого добра в Австралии навалом! Тут все эколоджикал-фрэндли. Поехали, сам увидишь. У меня джип за углом.

Лев Мартынов >0< запутывается в сетях

25 мая, 6:20

Национальный парк Куйура, Австралия

Нет возможности для публикации,

запись будет сохранена, как черновик

Австралия – страна прекрасная, но уж очень большая. А глаза быстро устают от красоты. А спина устает еще быстрее, даже на комфортном сиденье. А все, что хотелось, уже обсудили, причем по два раза.

А проехали только полдороги…

Юрка покрутил колесико на магнитоле в поисках приятной музыки. Сквозь шипение пробился голос диктора новостей:

– Астронавты на международной космической станции…

Снова шипение. Грянуло разухабистое техно. Нет, не то. Крутим дальше. Бодренький речитатив. Рэпер глотает окончания, как принято у австралийцев. Они даже страну называют «Страя», убрав лишние буквы. Дальше. Визгливая азиатская попса. Ужас какой! Дальше! Нечто артхаусное. Странные звуки, лишний раз подтверждающие, что континент населяют пришельцы с других планет.

Юрка вздохнул и вернулся к новостям из космоса:

– …успешно провели ремонт подшипника, что позволит сменить ориентацию солнечной батареи.

– Сменить ориентацию? – хмыкнул он. – Это как?

– Как в сказке, – лениво протянул Лев. – Батарея, батарея, повернись к солнцу передом, ко мне задом.

– Забавно. В серфинге тоже учитывается ориентация.

– Типа, ЛГБТ катается отдельно от натуралов?

– Ващще не про то. Считается, что правильно ездить на доске левой ногой вперед. Тех же, кто ставит на нос правую ногу, как я, называют «гуфи».

– Как в мультике?

– Точно, – кивнул Юрка. – Один из первых мультиков Диснея был о том, как Гуфи попадает во всякие забавные ситуации, катаясь в неправильной стойке. А я, когда начинал, понятия не имел – что правильно, что нет. В Австралии школьников на уроках физкультуры приучают к доске. А меня кто бы учил? Приехал доходяга из России, лопочет непонятное… Я же толком английского не знал, пока мы здесь не осели. Зато куража полные штаны. Встал и поехал. Тут с рифа пошла волна. Она коварная, без всякого предупреждения ломается «ступеньками» и сносит даже самых крутых профи. А я спиной развернулся, не вижу ничего, только чувствую, под доской вдруг яма возникла, и я падаю. С пятого этажа примерно. Ощущения жуткие, но так быстро все происходит, что испугаться не успеваешь. Я инстинктивно свернулся в клубок, колени к груди прижал, голову спрятал.

– И что? – ахнул Лев.

– И умер, – серьезно сказал серфингист, но тут же прыснул в кулак. – На самом деле повезло. Мог разбиться или покалечиться, но отделался легким испугом. Волна меня ударила снизу – видел, как Неймар пинает мячик? Я и полетел, словно мячик. Приземлился удачно, доплыл до берега. Клялся, что никогда больше не встану на доску, но на следующий день снова пошел на волну, а через неделю покорил ее. С тех пор уже двенадцать лет в этих краях. Весной, летом и осенью катаюсь, учу новичков.

– Местных? – зевнул Лев.

– Ты ващще не слушаешь, да? – Юрка не обиделся, даже похлопал его по плечу. – Я ж говорил: местных учат со школьной скамьи. Станут они платить инструктору? Держи карман шире. Но мне туристов хватает. Москвичи каждый год приезжают, причем у большинства с английским – как у меня раньше. Бегинер с минусом. Зато деньги есть. Весь сезон катаюсь, а зимой на работу устраиваюсь. Помогаю Банни. Она последние три года трудится в заповеднике, на острове Кенгуру. Там и живем.

– А, ты все еще с Аней? Поженились? – Лев сам удивился, что задал этот вопрос, видимо, в очередной раз всплыл перископ из глубин – желтая субмарина подсознания готовится к торпедной атаке.

– А зачем? – пожал плечами Юрка. – У нас с ней, как в серфинге – пока идет волна, катись и кайфуй. Не задумывайся.

Конечно…

Тут задумывайся, не задумывайся, а торпеды сомнений уже выпущены и в голове грохочет канонада:

– А если на берег выбросит? Если доска сломается? Если больше ни одной волны не дождешься? Если весь кайф пропадет?

– Ващще не думаю о таком. Кайф пропадает как раз в тот момент, когда начинаешь о чем-то тревожиться.

Юрка помигал фарами и посигналил, съезжая с трассы на боковую дорогу.

– Срежем через заповедник. Так быстрее, – объяснил он и подмигнул пассажиру. – Достань из бардачка зеленую табличку и поставь на стекло. Это пропуск. А то рейнджеры могут и колеса прострелить, они в этом парке особенно злые.

– Из-за браконьеров? – уточнил Лев, нашаривая картонку.

– Из-за Рэмбо, – хохотнул серфингист. – Тут решили устроить охранную зону для грызунов. Не знаю, то ли какие-то мыши, то ли бурундуки, а может и вообще тушканчики. Главное, что они вымирают бешеными темпами, поскольку не могут размножаться в неволе. Неловко им, видите ли, шпилиться в лаборатории или в зоопарке. Только на природе. Но там хищники, которые могут обломать в любой момент. Получается палка о двух концах, куда ни кинь – всюду жопа. Добрые люди огородили тысячу квадратных километров, – чтоб ты понимал, это больше чем Москва внутри МКАД, и зачистили территорию от любых хищников.

– Постреляли, что ли? – ахнул Лев.

– Кому-то повезло. Сумчатые куницы тоже вымирают, поэтому их отловили по одной и переселили в другой заповедник. Что касается лис и динго, то их никому не жалко. Этих постреляли. Запустили первую семью грызунов в природную среду обитания, показали по национальному телевидению. Ура, ура, спасли редкий вид. А через неделю счастье кончилось. Один лис каким-то чудом уцелел, вот и позавтракал новоселами. По следам пустили собак, рейнджеры заявили, что это дело чести – завалить злодея. Но пока ващще не получается. Полтора года, – прикинь! – лис всех вертит на своем рыжем хвосте. Они тут камер навешали, капканы на каждой тропинке ставят, облавы, погони – бестолку. А грызуны уже начали потихоньку вымирать в лаборатории. Дошло до того, что окрестным охотникам, которые в большинстве своем – браконьеры, предложили награду за шкуру смутьяна. Но они отказались, даже когда пообещали десять тысяч долларов. Для них лис – настоящий борец за свои права, который родился на этой земле, и ни у кого нет права выгонять его ради каких-то там грызунов.

– Неужели никто не позарился на щедрую премию?

– На живом лисе можно поднять гораздо больше денег. Букмекеры принимают ставку, сколько дней еще продержится беглец. Журналисты прозвали зверюгу Рэмбо и регулярно пишут в газетах о его ловкости и провалах лесных карателей. Поэтому обиженные рейнджеры только и ждут, на ком бы отыграться. Хорошо, что у нас есть пропуск.

Лев посмотрел на алеющую полоску горизонта и мысленно пожелал рыжехвостому коллеге удачи. Кто знает, может быть за тридевять земель отсюда, тоже заключают пари: как долго Перелётному жениху удастся скрываться от длинной руки закона. Делайте ваши ставки, господа присяжные заседатели!

Он вздрогнул. Нет, нет, давайте-ка обойдемся без судебно-правовой терминологии. Тьфу-тьфу-тьфу! Огляделся в поисках дерева, по которому можно постучать. Но лес остался позади и за окном, как назло, потянулась пустынная степь. Первые лучи восходящего солнца рассыпались по бескрайним просторам, спотыкаясь о небольшие желтые холмы вдалеке. А здесь, в низине, колыхалась и подрагивала белая пелена. Туман? Нет, больше похоже на снег. Логично, в Австралии же сейчас зима, поэтому и снег выпал. Хотя по ощущениям, совсем не холодно, и термометр на приборной доске показывает, что снаружи плюс десять.

– Почему снег не тает? – спросил Лев.

– Какой снег? – удивился Юрка.

– Ну… Вот же…

– Это не снег.

– А что же?

– Приглядись.

Обычно, когда таким хитрым голосом советуют: «Приглядись» – в этом обязательно скрыт подвох. Лучше не приглядываться. Лучше зажмуриться и делать вид, что любопытство не пытается взломать закрытые веки изнутри. Но Лев попался на удочку и во все глаза уставился на белый покров, пытаясь определить, из чего он состоит. И почему подрагивает от порывов утреннего ветерка. И что это за нити тянутся во всех направлениях, перекрещиваясь под разнообразными углами, образуя тысячи геометрических абстракций, словно безумный рыбак забросил сеть для ловли рыб-авангардисток. Почему на суше, а не в море? Так безумный же…