Первые недели у Нади кружилась голова от счастья. Это был иной мир – насыщенный событиями, постоянно ускоряющийся, ослепительно яркий и пока абсолютно незнакомый. Не верилось, что отныне у нее появилась удивительная возможность вместе со всеми двигаться в этом плотном людском потоке, всеми чувствами вбирая в себя его деловитую энергию, а не коротать вечер в тесной комнатушке, с тоской дожидаясь следующего дня. Ей нравилось рассматривать витрины магазинов и вывески, заходить в сверкающие дорогими светильниками бутики и слышать приветствия вежливых продавцов, перебирать вещи на распродажах, наваленные кучей в металлических лотках.

При мысли о том, что все торговые центры – с уютными кафе, яркими детскими площадками, магазинчиками с восточной парфюмерией – были ей доступны в любое время, её охватывал детский восторг. В любой момент, как только появлялось свободное время, она устраивалась на мягком диванчике суши-бара под гигантским куполом залитой огнями бизнес-галереи и расслабленно наблюдала за проходящими мимо людьми. Они были разные – старые, молодые, плохо или хорошо одетые, довольные, расстроенные. Но всех объединяло одно общее свойство – скорость, словно люди панически боялись выпасть из потока, потеряв общее направление.

В Симферополе, по-южному колоритном, жизнь протекала стремительно. Это Надежду слегка возбуждало, захлестывая незнакомым ранее состоянием эйфории, и позволяло думать о будущем в самых радужных тонах. В своих мечтах она представляла себя за рулем личной машины, участвовала в изматывающих переговорах, летала на международные конференции, контролировала бизнес, одевалась в самых дорогих бутиках. Она представляла себя строгой, сосредоточенной, целеустремленной, обязательно в офисном обтягивающем костюме нежно-голубого цвета, белой блузке и очках в тонкой черной оправе, в руках – папка с договорами, на ногах – элегантные туфли. Эти мечты были сладкими и наполняли сердце ожиданием непременного благополучия, которое рано или поздно в ее жизни состоится.

Но для начала надо было получить диплом о высшем образовании, потратив на него долгие пять лет, и Надя, словно вырвавшийся на свободу узник, радовалась тому, что у нее эти пять лет впереди были. Никто теперь не мог их отнять – ни родители с их мелкими семейными проблемами, ни случайные обстоятельства, ни равнодушные горожане, которым до нее, к счастью, не было никакого дела. Каждое утро она открывала глаза на рассвете, с наслаждением прислушивалась к звукам просыпающегося города из открытой форточки и блаженно предвкушала новый день – солнечный, яркий, наполненный всевозможными событиями, неуклонно приближавший к мечте. Она снова и снова чувствовала себя счастливой от того, что этот день у нее был.

А потом, не отдавая отчета в собственных ощущениях, Надежда начала уставать.

Почему-то вдруг расхотелось рано просыпаться и идти в университет. Горячее сентябрьское солнце потускнело, сделалось неприятным. Высотные здания и необъятные площади перестали вызывать восхищение – широкие пространства встревожили, заставив чувствовать себя незащищенной. Начали раздражать неубранные обертки и окурки возле заплеванных урн, грязь на улицах, осунувшиеся озабоченно-равнодушные лица жителей, бомжи, усердно роющиеся в мусорных контейнерах. Город мечты неумолимо терял свою прелесть, освобождаясь в ее глазах от красочной мишуры внешнего великолепия, обнажая свою истинную сущность – обезличенную, бездушную, подавляющую, равнодушную к маленькому человеку. Девушка всеми силами пыталась вернуть сладкое состояние очарованности, которое охватило ее после переезда, но оно безнадежно ускользало, как вода сквозь пальцы, и удерживать его с каждым днем становилось все сложнее. Неотвратимо подступало неудобное чувство разочарования, лишая сил. Она пугалась этого чувства, отгоняла его, уговаривала себя не обращать на него внимания.

Не получалось…

…Два дня назад у челюстно-лицевого хирурга Сергея Владимировича Неволина умер пациент. Умер он от сердечного приступа ночью, на даче, куда его зачем-то понесло после несложной операции под местной анестезией. Несмотря на то, что был он в момент кончины в состоянии сильного алкогольного опьянения, у него нашлись влиятельные родственники, пожелавшие получить немалую компенсацию от одной из ведущих медицинских клиник города. Они написали жалобу в министерство здравоохранения, жалобе дали ход, доктора вызвали в прокуратуру для объяснения.

В прокуратуре было нестерпимо жарко и пыльно. После кондиционированного комфорта «тойоты» Сергей почувствовал себя так, будто его заперли в аду.

– Сергей Владимирович, в каких отношениях вы были с вашим пациентом до того момента, когда он подписал согласие на операцию?

Молодой уставший следователь с трудом поднял тяжелые припухшие веки и с нескрываемым презрением посмотрел на элегантно одетого доктора. Сергей на секунду задумался. Перед его глазами, как живой, предстал юркий мужичонка – извинявшийся, суетливый, в белоснежной рубашке с короткими рукавами. Мужичонка при первом же разговоре несколько раз повторил, что работал директором фабрики – Сергей не запомнил, какой, – а теперь на пенсии, и что лечение оплачивает сын. Сергею это было безразлично, но пациента надо было внимательно выслушать, и его слова про фабрику он запомнил.

Неожиданно в тесный кабинет вбежал парень в штатском, швырнул на свободный стол папку, выругался и, хлопнув дверью, выбежал вон. Сергей вздрогнул и забыл, о чем его спрашивал следователь.

– Что?

– В каких отношениях вы были с вашим пациентом до того момента, когда он подписал согласие на операцию? – следователь повторил этот вопрос механически, будто задавал его тысячу раз и сам забыл смысл произносимых слов.

– Ни в каких.

Отвечая на протокольные вопросы, Сергей с омерзением вспоминал, как его заставляли выворачивать карманы, как три раза просили пройти через рамку, и она каждый раз противно пищала, реагируя то на ключи, то на часы, как давали расписаться в толстом грязном журнале с серой бумагой. Он думал о том, что, если его не арестуют и он благополучно доберется домой, обязательно часа на два ляжет в горячую ванну с какой-нибудь ядреной ароматической солью – чтобы избавиться от навязчивого запаха казенных коридоров. Хорошо бы отыскать в шкафу старый глупый детектив про Эркюля Пуаро и дать отдохнуть взвинченному до предела мозгу.

Когда были написаны три объяснительные в министерство, следователю и в комиссию по правам потребителей, подписан протокол допроса, завизированы ксерокопии анализов умершего пациента и медицинской карты, представлены разрешительные документы клиники, Сергей с облегчением покинул это мерзкое режимное заведение, как он его про себя назвал. Но гаденькая мысль о том, что главные неприятности еще впереди, сверлила его мозг раскаленным гвоздем. Ожидая, пока кондиционер нагонит в салон машины холодный воздух, он напряженно раздумывал, что предпринять. Дело, на самом деле, не стоило выеденного яйца, но к частным медицинским клиникам у прокуратуры почему-то было особенное отношение, будто ее сотрудники мечтали стереть эти клиники с лица земли, а их владельцев лишить всех лицензий и надолго упечь за решетку.

После значительных колебаний Сергей Неволин решил посоветоваться с братом – известным в городе адвокатом. Ему крайне не хотелось, чтобы брат, доставивший в свое время ему массу неприятностей, знал о его затруднениях, но, похоже, другого выхода не было – времени искать грамотного специалиста, долго объяснять, отдавать ему документы на изучение попросту не оставалось. Сергею явственно казалось, что для него уже приготовили камеру. И если он именно сейчас что-то не придумает, совсем скоро в нее попадет. Может, даже в этот теплый сентябрьский вечер. Приедет домой – а там его ждут. В темно-зеленой машине. С решеткой и наручниками. Сергея передернуло, по спине прошел холодок.

Он включил автомагнитолу, проникновенно запевшую голосом Лёвы, солиста группы Би-2: «Этот город стал твоей тенью, за которой я иду следом, опускаясь по теченью огней…», и мягко тронул машину с места. «И под действием ее взгляда, может, мне еще пройти надо сквозь горящие врата ада – за ней…» Почему «сквозь горящие врата – за ней»? Кто она? Его сложная судьба, от которой он уже смертельно устал? Женщина? Беда? Впрочем, какая теперь разница? Все свершилось. Этот старый алкоголик умер от собственной глупости, и сейчас потянет за собой ни в чем не повинного доктора. В ад…