Сеилем разжал пальцы и встал сбоку, оттягивая кулаками карманы.
— Аамо не просто родила меня. Лие отдала свою вечную жизнь, чтобы я появился на свет, — он наклонил голову набок и смотрел на херувима с прищуром. — Что это, если не любовь?
Омниа потупил взгляд. Ему нечего было сказать: конечно, это была любовь. Сеилем отступал в темноту, не желая больше находиться рядом с ним. Он уже развернулся, всё так же держа руки в карманах.
— Подожди! — окликнул Омниа.
Полукровка замер на мгновение, а потом только ускорился, юркой змеёй скользя по ступенькам. Омниа бросился за ним. Он не знал, что будет делать, что будет говорить, но чувствовал: если даст ему уйти — упустит Сеилема навсегда. За ночь раствор в стене застынет, и принц может хоть вывернуться наизнанку, но не станет ближе к Сеилему ни на шаг.
Сеилем был на голову выше и шаги у него были длиннее. Омниа всё никак не мог догнать его, натыкаясь на ветки растений и корни деревьев. Кругом было темно, и он боялся упустить фигуру впереди за очередным поворотом. Наконец, лес расступился, и херувим осмелился взлететь, озаряя Сеилема светом крыльев.
— Стой, — Омниа перегородил ему путь.
Сеилем наткнулся грудью на выставленную руку. Он выпрямился и смотрел на Омниа свысока. В его глазах зажегся слабый интерес.
Чужое сердце билось под ладонью. Омния понимал: мало было просто извиниться. Он должен был положить на другую чашу весов что-то столь же личное. Он должен был открыться и быть уязвимым. И после всего, что он наговорил, у Сеилема было полное право его ранить.
— Мне очень жаль, Сеилем, — он старался смотреть ему в глаза, но не смог продержаться хоть сколько-то долго, — Я ужасно себя вёл. Потому что я дурак, — Омниа усмехнулся, и уголки губ Сеилема подёрнулись улыбкой, — и потому что я боялся. Я боялся довериться и снова быть преданным, — он сглотнул ком в горле и вернул взгляд на мерцающие звёздами глаза напротив, — Ты знаешь, кто такой Эдил?
Сеилем кивнул.
— Мы росли бок о бок всю жизнь, делили всё… Даже фразы заканчивали друг за другом, — Омниа улыбнулся. — Только в будущем я должен был стать Императором, а он — защищать меня ценой своей жизни, — Омниа смотрел вперёд и, казалось, не видел ничего, кроме Эдила, поддразнивающего его на тренировке; Эдила, крадущегося с ним в девичьей ночнушке мимо комендантки; Эдила, кивающего ему перед трюком с падением; Эдила, коленом придавившего его горло.
— Что случилось? — Сеилем взял его за руку.
— Эдил…— Омниа выдохнул и моргнул пару лишних раз. — Он пытался меня убить.
В голос влезла хрипота. Во рту пересохло. Он смотрел на Сеилема, и картинка размывалась перед глазами.
Омниа не понял, когда по его щекам потекли горячие слёзы. Он пытался вытереть их об рукав, отвернуться от чужих глаз, уйти, в конце концов — но Сеилем не отпускал его ладоней. А эти дурацкие слёзы всё текли и текли. Он плакал, не издавая ни единого звука.
Омниа переполнял гнев больше него самого. Он не понимал до конца, на кого злится: на Эдила, на отца или на себя. Он чувствовал себя разбитой вазой: там осколок, тут осколок, и даже если собрать их вместе — они развалятся снова. Что-то свербело под рёбрами, мучая его. Неидеальный — вот каким он себя чувствовал.
Сеилем точно знал, что делать, когда люди плачут. Его руки сомкнулись у херувима за спиной. Полукровка прижал Омниа к себе, водил горячими пальцами вдоль позвоночника. Потихоньку Омниа приходил в себя: здесь безопасно, здесь можно быть неидеальным.
Они ещё долго стояли так: Сеилем — уткнувшись носом в золотую макушку и выбирая из волос мусор, Омниа — дыша запахом его тела.
Комментарий к Глава 9
Как сказала моя подруга: «Спасать другого от того, от чего некому было спасти тебя – это больно». Я сама плачу, когда пишу такие сцены. Эти двое подходят друг другу?
========== Глава 10 ==========
Акке спускалась с лестницы, и её малиновые косы раскачивались, бренча бусинами на концах. Лие сжимала длинный узкий кинжал. В реке две русалки удерживали Манси, которая выворачивалась, кричала и била хвостом.
— Что случилось?! — спросила Мэл, выйдя к Дому.
Сеилем стоял у подножия лестницы, скрестив руки на груди.
— Сегодня ночью лие напевала на Омниа.
Мэл ахнула. Она завертела головой, ища взглядом друга, но кругом были одни русалки и они — близнецовые пламена.
— Не волнуйся, он в порядке, — заверил Сеилем.
— Я ничего не слышала во сне… Странно.
Акке будто проводила ритуал, посыпая площадь порошком, что пах приторно-сладко.
— Это был, кхм, особый напев. Он действует только на мужчин.
Сеилем запахнул черную накидку с цветами по подолу. Мэл показалось, что его лицо порозовело, если оно вообще могло покрываться румянцем.
— Говори, не такая уж я кисейная барышня, — херувимка повисла у него на локте.
— Манси пыталась его… соблазнить, — сказал Сеилем ниже.
— Ох, — только и вырвалось у Мэл. Она наблюдала, как Акке смешала в половинке кокоса рыжую краску, нарисовала точки и линии на щеках. — И он пошёл к ней?
Акке провела полосу через лоб Манси, и ещё одну — у неё на горле.
— И он пошёл…
Лицо Сеилема потеряло всякую эмоцию, превратившись в расслабленную маску. Мэл вздохнула. Было в этом и кое-что хорошее: значит, она для Омниа была только лучшей подругой.
Русалки вытащили Манси на берег, лицом к небу. Они придавили её плечи к земле. Манси била хвостом по воде, обрызгивая всех вокруг. Акке произносила приговор на русалочьем.
— Что лие с ней сделает?
— Перережет голосовые связки.
Мэл дёрнулась, будто это над ней занесли кинжал. Она с содроганием смотрела, как третья русалка разжимает челюсти Манси, и Акке кладёт кончик лезвия ей на язык, проталкивает вглубь горла…
— Стойте! — Омниа высунулся с третьего этажа. — Что вы делаете?! Прекратите немедленно.
Он слетел вниз, к русалкам. Его волосы были спутаны спросонья, принц успел только одеться. Омниа опустился на колено рядом с Акке, глядя на неё округлившимися от потрясения глазами.
— Пожалуйста, не надо её калечить.
— Уверен? — спросила Акке абсолютно серьезным тоном.
— Да. Да, отпустите лие, пожалуйста.
Русалки замерли, включая Манси: ей в первую очередь не стоило делать резких движений. Затем Акке осторожно убрала клинок. Как только челюсти Манси перестали держать, лие сомкнула их и облизала уголки губ.
— Если у тебя нет других жалоб — мы её отпустим, — сказала Акке.
— Хорошо, — Омниа кивнул. — Просто обещай, что больше так не сделаешь. Ни со мной, ни с кем другим. Лие меня понимает? — спросил он у Манси.
Красноволосая русалка начертила ногтем крест на плече. Лие умылась речной водой, смывая полосы, нарисованные Акке, но краска въелась в кожу. Ещё некоторое время все будут знать, что Манси — преступница.
«Думаю, её достаточно напугали сегодня» — подумала Мэл.
Омниа подошёл к лестнице, на ходу поправляя нерасчёсанные волосы руками, и спешно поднялся в комнату, пару раз обернувшись на близнецовые пламена по пути.
— Он слишком добр к ней, — сказал Сеилем.
— Возможно, — Мэл смотрела в сторону реки. — Но русалочьи меры — просто варварство. Почему не придумать что-то более гуманное?
— Как в Теосе, например? — Сеилем приподнял и опустил бровь.
— Именно.
Мэл отвлеклась на уплывающих русалок.
— Зачем ты сделала это? — спросила одна.
— Я просто хочу малька с ногами, как у Аамо! — ответила Манси. — Почему вы поклоняетесь ей, но останавливаете меня?
— Дурочка! Ты же умрешь в родах, — осадила её Акке.
— Не умру! Судьба помиловала меня, Демиург на моей сторо-
Манси не договорила: внезапная волна накрыла её с головой, так что слышно было только негодующее «буль-буль».
— Благодари не судьбу, а человека, чью доброту ты не заслужила, — голос Сеилема был словно гром среди ясного неба.
— А ты — заслужил? — Манси, смеясь, нырнула в воду и скрылась.