Сеилем взял половинку расколотого плода и ножик. Срезал белую мякоть.
— Кокос, — он протянул кусочек Мэл.
Она, не раздумывая, съела его. Сеилем наблюдал за любым изменением, любой тенью эмоции на её лице. Мэл округлила глаза, показала большой палец вверх.
— Сладкий!
Сеилем широко улыбнулся ей. Срезал ещё мякоти и протянул Омниа. Принц осторожно взял это. Пахло приятно, но он не спешил тянуть в рот что попало. Посмотрел на юношу, который всё ещё стоял рядом. Они столкнулись взглядами, и Сеилем тут же ушёл угощать других.
Русалка закончила с варевом и встала, отчего все бусины и побрякушки на её косичках зазвенели. Подошла к Омниа, оглядела его сверху-вниз. Деловито обходила херувима по кругу, пропустила через пальцы его волосы, пощупала предплечье. «Как грифона на рынке смотрит» — херувим крутил головой, стараясь держать Акке в поле зрения. Лие бросила Сеилему всего одно слово на русалочьем.
***
— Почему вас так мало? — спросил Ёнико, поднявшись на крышу дома.
— Манси всех распугала своим пением, — ответил Сеилем.
Как только зашла речь о ночлеге, моряки разом захотели вернуться на корабль. Кому-то родные стены придают уверенности, а им — родные палубы и борта.
— Зря лие напевала на людей, но немного я ей даже благодарен, — Ёнико пересчитал оставшихся гостей и добавил: — Всё равно кому-то придётся спать по двое.
Мэл вернулась, переодетая в платье, как у Акке, перехваченное поясом.
— Как я выгляжу? — спросила она у Сеилема.
Он наклонился к ней и зашептал на ухо, отчего Мэл прикрыла рот ладонью и, кажется, покраснела. Омниа фыркнул. Они жгли костёр, только чтобы различать в ночи собственные лица да миски с едой. В темноте послышалось улюлюканье. Дерево скрипнуло, огонь осветил тарзанку, за которую держался взрослый мужчина. Он отпустил её и, проболтавшись секунду в воздухе, эпично приземлился на корточки. Не успел он выпрямиться, в него прилетел кокос.
— Ты! — рявкнула Лариша и оторвала от грозди банан.
Внешнее сходство между ними было неоспоримым: он был почти её мужской версией. Бедуин пригнулся, уворачиваясь от съедобного бумеранга.
— Какого джинна ты бросил нас?!
Лариша взяла миску с питахайами — чтоб не нагибаться лишний раз.
— Так сразу? — он закрыл голову руками. — Как насчёт «Привет»?
Он сверкнул исподлобья карими глазами и растянулся в улыбке до ямочек на щеках. Видимо, семейных.
— Привет. Провались в пески!
Малиновый фрукт полетел в бедуина. Тот извернулся, аки дерево в пустыне.
— А что мне было делать? Она хоть и перекроила меня в бессмертного, но вытаскивать что угодно из воздуха не научила.
Бедуинка рыкнула, фрукт в её руке заскрипел. Мэл было неловко наблюдать семейную ссору, и она отползла за колонну — подальше от гнева Лариши. Очень неловко, но очень интересно.
— Это мой дядя? — тихонько спросила Лиен.
— О-о-о… Бери выше — это твой дед!
— Дед?! — вырвалось у принцессы.
Она уставилась на мужчину, что на вид был ровесником Лариши.
— Внученька! — он раскинул руки для объятий.
В его незащищённый живот прилетела питахайя. Он согнулся, как дама, с которой упало полотенце.
— Почему ты не навещал нас? — не унималась Лариша.
— Я не мог! — он опёрся о колонну, держась рукой за место ушиба. — Сестра прибила бы меня на подходе. Она же решила, что это я убил Квен. То есть вашу мать. То есть Демиурга.
Мэл ахнула. Лиен тихонечко сползала на пол по колонне. В голове херувимки все детали складывались в единую картину — Лариша назвала русалок русалками, знала об опасности их пения и не любила говорить о Демиурге. А ещё с тяжелым сердцем выгоняла мужчин в пустыню.
— Твоя сестра умерла через год.
Лицо бедуина вытянулось, мальчишеская улыбка сползла с лица. Он смотрел в никуда глазами брошенного пса. Бессмертным легко забыть, что все остальные не вечны.
— Амаранти украли. — продолжила Лариша. — Все эти годы я была одна. Я росла одна, плакала одна, болела одна, побеждала… Да я стала Верховной, чтоб ты знал! Я похоронила тётушку. И я похоронила тебя, Йонду. Все эти годы я думала, что ты мёртв. И вот ты здесь, жив-здоров, купаешься с русалками и ешь кокосы! — сказала Лариша и рассмеялась в истерике.
Мэл слишком хорошо знала, что будет дальше, потому что она проживала это сама сотни раз. “Мы такого не делали, ты придумываешь”, “Мы так не говорили”, “Этого не было, ты путаешь что-то” — фразы, которые говорят все родители, не способные признать, что не были идеальными.
— Неправда, — тихо сказал Йонду, опустив глаза.
— Что? — переспросила Лариша.
— Я не бросал вас, я отправился искать Квен. Пересёк пустыню, дошёл до Зеркала и шагнул в него. Откуда я знал, что оно перенесёт меня сюда?
Лариша помотала головой, кивнула своим мыслям. Уголок её рта дёрнулся в недоулыбке. Она скрестила руки на груди, посмотрела по сторонам, пытаясь спрятать подступающие слёзы. Снова обратилась к Йонду:
— После стольких лет ты думаешь, я это хочу услышать?
Йонду сглотнул. Он смотрел прямо Ларише в глаза. В этот момент он казался блеклым и осунувшимся, будто постаревшим. Его губы дрожали, нос покраснел.
— Прости, — выдохнул он.
Одно. Треклятое. Слово. Лариша сделала шаг навстречу, остановилась, посмотрела в пол. Подкралась к отцу. Последним рубежом стали скрещенные на груди руки. Лариша неловко приобняла его, а когда Йонду ответил — стиснула в объятиях. Он зарылся рукой в облаке каштановых кудрей. Правда в том, что детям не нужны идеальные родители. Любящих будет достаточно, но многие не получают даже таких.
По лестнице кто-то поднимался. Это могла быть русалка или кто-то из моряков, но все повернулись к выходу. Шаги, равномерные и отчётливые, становились громче. Мэл чувствовала зуд под кожей: так хотела пропустить это ожидание.
Её волосы сияли, как само пламя, вились крупными кудрями. Кожа едва подёрнулась загаром. Она несла юбку так, будто была в самом роскошном платье, и держала спину, будто за ней волочилась королевская мантия. Она приковывала взгляды. Настоящая Королева.
— Где…— женщина окинула людей взглядом. — А-Лиен!
— Мама!
Принцесса вскочила на ноги и сломя голову бросилась к матери. Чуть не сшибла её с ног, прижалась.
— Такая большая выросла! — Амаранти на секунду отпрянула. — Дай хоть посмотрю на тебя.
— Нет, — промычала Лиен ей в шею.
Эми улыбнулась, погладила дочь по волосам. Посмотрела на сестру. Та сама подошла к ней и обняла двоих разом. Спина Лиен подрагивала от плача. Йонду подкрался под шумок, и Лариша нехотя пустила его в круг.
***
Омниа сонно потянулся на циновке, протёр глаза. В другом конце серой комнаты сидел Сеилем, бледный, как призрак. Принц подскочил, не сразу узнав его.
— Ты беспокойно спишь, — сказал Сеилем низким, хриплым спросонья голосом.
Омниа обо всём догадывался: по раскиданным одеялам да скрученным простыням.
— А ты не спишь вовсе? — принц пригладил волосы обеими руками.
— Нет, просто проснулся раньше и не хотел тебя будить.
Омниа потянулся за гребнем и нашёл его на стопке желтоватой блестящей одежды. Херувим провёл рукой по ткани — она была гладкой и тонкой, скользила под пальцами.
— Это тебе, — сказал Сеилем. — Остальные уже переоделись.
— Спасибо, не нужно.
Омниа схватил гребень и принялся агрессивно расчёсываться. Сеилем, кажется, слова такого не знал: принц ни разу не заставал его за этим занятием. Может, потому что его чернильные локоны полностью намокали хотя бы раз в день и заново рассыпались на волнистые водоросли. Но сухие, они всегда топорщились в беспорядке.
— Твоя одежда заплесневеет и сгниёт, если не положить её в рис.
Омниа провёл гребнем по всей длине волос и задумался. Ведь, кроме прочей одежды, у него был белый лётный костюм Эдила: свой он испачкал кровью. Он ещё раз посмотрел на стопку вещей. Развернул их: просторные штаны и майка без рукавов. «Надеюсь, ни один херувим, кроме Мэл, меня в этом не увидит» — принц выдохнул и поддел края нижней туники, задрал её до рёбер.