— «Но да, это я» — его мысленный голос был всё таким же тёплым и глубоким. Теперь, без шума внешнего мира, в нём можно было услышать лёгкую хрипотцу, как шероховатость бархата. — «Так странно… я будто давно знаком с тобой».

— «Я-я понимаю» — Мэл чувствовала замирание в груди, чувствовала, как покалывает кончики пальцев, — «только мы двое можем это понять… Хотя я даже не знаю твоё имя».

Мэл послышалось, или она знала, что он хмыкнул? Что он сидит, подтянув ноги к себе и положив подбородок на колени. И что на острове сейчас темно и тихо.

— «Сеилем».

Мэл замерла, наслаждаясь послевкусием его голоса в сознании. Она задыхалась, потому что тело вдруг забыло, как дышать. Мэл повторила вслух, запечатлев его имя на своих губах:

— Сеилем… — ласковый кот свернулся на коленях, — Я — Мэл.

— «Мэл» — медовая груша упала в бочку с водой, — «я знаю».

И он ушёл.

Херувимка чувствовала такую лёгкость от кончиков пальцев до самой макушки, что готова была взлететь без крыльев. Она осмотрелась, проверяя, что никто её не видит, и покружилась, как будто в танце с невидимым партнёром. Посмеялась сама с себя. И зашагала дальше по улице, мурлыкая под нос мелодию.

***

В пустыне почти не бывает дождей, однако на Эр-Кале надвигались тучи.

Мэл их не видела: она захотела пройтись по базару между стенами, когда во внутреннем саду ей стало скучно. Настырные торговцы и толпа пугали её, и она никак не могла решиться, хотя уже маялась от безделья. Но после видения она была в таком хорошем настроении, что рискнула. Да и кто не любит поглазеть?

Мэл хлопнула себя по пустым карманам — все деньги она специально оставила, чтобы не спустить их на забавную ерунду. С подачи бедуинских торговцев это было бы просто. Ни один зазывала не обошёл её стороной.

— Попробуйте наш яблочный чай! — и поднос, полный грушевидных стаканов. — Он так утоляет жажду!

— Извините, я просто смотрю.

— Самая мягкая нуга здесь! Заходите!

— Извините…

Они чуяли, что она не просто херувимка, а новенькая в этом городе. Другой бы уже живот набил до отвала, но Мэл не позволяла себе обманывать продавцов и пробовать всё подряд: национальная честность.

— Что это?

Перед Мэл стоял прилавок с фруктами, и она во все глаза смотрела на красно-малиновый плод, похожий на грушу, простёганную тёмными наростами. Продавец ухнул.

— Да это ж кактус, — он поднялся и почти подпёр головой навес.

Мэл не успела его остановить — он взял фрукт и разрезал его. Она уже представляла, как бедуин назовёт цену, и ей придётся делать ноги. Но он только посмотрел на неё, на мякоть кактуса и опять на кислую мину Мэл.

— Что, не нравится? Ну выбирай, какой разрезать.

— Не надо, пожалуйста, — она почти плакала, — у меня нет на это денег!

Дядька издал басистое «Ха!» и покликал кого-то с соседней лавки. Он воткнул в мякоть принесённую ложку, что в его руках казалась иголочкой.

— Это ж подарок, — он протянул ошалевшей Мэл половинки плода. — Ты в Эр-Кале гостья…

Девушка, ещё раз посмотрев на бедуина, зачерпнула сердцевину и попробовала. Вкус напоминал и грушу, и землянику, и ананасовое яблоко.

— Очень вкусно! — Мэл тут же выгребла ещё мякоти.

— Ну вот и отлично, — торговец выложил перед ней несколько плодов. — Забирай.

— А ты знала, какое вкусное из кактусов варенье? — сказала женщина из-за другого прилавка. — Идём, попробуешь!

И так Мэл затянуло в калейдоскоп лавок, торговцев, подарков и нескончаемой болтовни. «Из кактусов получаются прекрасные цукаты» — и вот она уже пробует бедуинские сладости, «К нуге лучше всего подходит вот этот чай» — и ей насыпали пакетик, «Ну как же пить бедуинский чай без наших стаканов!» — и в руках уже цветочный горшочек и чайная пара. Мэл будто передавали по рукам от одного конца базара до другого. «Нет, спасибо», «Ладно, давайте», «Только немного, пожалуйста» — и она уже поддерживает гору подарков в руках подбородком.

Пока Мэл кружилась в празднике, туча подошла к рынку. Солнце в одну секунду померкло, серо-сиреневое небо нависало над головами, грозило лечь брюхом на стены. Первый порыв ветра поднял пыль.

Мэл шла, и двери перед ней захлопывались, товар убирался, навесы сворачивались. Ветер усиливался, носясь между городских стен. Собственные длинные волосы лезли херувимке в глаза, она шла, обняв подарки и надеясь успеть во дворец. Прокатился раскат грома. Мэл не видела молнию в небе, но искры сияли тут и там на шерстяных накидках бедуинов. Она зашла в тоннель под внутренней стеной. Тучам впереди не было конца: они тянулись дальше сада, дальше моря.

— Как думаешь, будет дождь?

— Не время ещё… — переговаривались укрывшиеся тут же.

Мэл знала, что это не просто туча. Она была такая же противоестественная, как буря в ту самую ночь.

Молнии пронзали небо. Воздух слабо пах тухлыми яйцами, его заволокла туманная пелена. Мэл закашлялась и посмотрела под ноги: у ворот насыпалась серая, а не рыжая пыль. Девушка хотела наклониться к ней, но заметила фигуру, одиноко стоящую перед каньоном. Хеяра. Она замерла, как изваяние, с ладонью, поднятой к небу.

Мэл хотела рассказать ей про бурю, необычную бурю, про странность этой тучи. Но у неё совсем не было доводов. «Что мне говорить? Эта туча странная потому что она похожа на другую, которая меня подбила» — но херувимка уже вышла за ворота.

В горле першило. Мэл надвинула платок на лицо, её одежду яростно трепал ветер. Хеяра опустила руку, и смотрела вдаль, на сходящийся горизонт. Херувимка и без эмпатии чувствовала её беспокойство. Верховная заметила Мэл, но не обернулась.

— От кого эти башни?

Ей нужно было оправдать своё появление, а две недостроенные громадины и правда её интересовали. Хеяра большим пальцем шевелила собранную серую пыль на ладони.

— «От таких, как я».

Это был пепел.

***

День выдался тяжёлый: всеобщая паника, незнакомое явление, спасение сада от слоя пепла — но Лариша не могла успокоиться, даже когда он закончился.

— «Херувимы пригнали эту тучу» — она опустилась в плетёное кресло, но через мгновение встала и принялась ходить по спальне.

— «Они не настолько сильны», — Хеяра стояла возле закрытого окна, стараясь не попадать под траекторию её метаний. — «Что если это Демиург?»

Лариша остановилась, её кудри пружинисто подскочили. Она смотрела на жену почти зло: та прекрасно знала, что эта тема выводит её из себя с полпинка.

— Демиург покинула этот мир. Если бы она была здесь — пришла бы ко мне. Я завтра же напишу их правителям и потребую объяснений.

Хеяра вздохнула и отвела взгляд. Демиург не была человеком и не подчинялась привычным для людей вещам. Она могла быть где угодно и делать что угодно. Даже прямо сейчас убивать одну цивилизацию и воздвигать на её месте другую.

— «Это вулканический пепел» — Хеяра провела пальцем по откосу: он был в сером слое. — «Ты же тоже понимаешь, откуда он. Тейде не извергался веками».

— «Переживаешь за родину?»

Хеяра по привычке посмотрела в окно, будто там можно было увидеть что-то, кроме резных ставен. Она скучала, но не по родным стенам или берегам, а по времени, прожитому там. И его, увы, не вернуть.

— «Нет. Моя страна уже никогда не будет для меня прежней. Но что-то странное творится с миром. Мэл рассказала, её сбила подобная буря. Как бы всё не стало хуже».

Лариша хмыкнула, соглашаясь. Полулегла на кровать, хрустя позвонками в пояснице. Хеяра заняла пуфик напротив, у туалетного столика.

— «Далеко отсюда острова?»

— «Те самые?» — Лариша приподняла голову, и, получив кивок, плюхнулась обратно. — «На другом конце света. Без преувеличений».

Хеяра ни разу не удивилась, только достала заметки, которые принесла из мастерской, и записала что-то.

— «И ты хочешь отправиться туда?»

— «Хочу», — ответила Хеяра.

Воительница и сама это знала. Иной раз она думала под шумок вернуть херувимку обратно в Теос, чтобы местные и дальше считали русалок бредом сумасшедшей, но Хеяра так просто это не спустит. Только вот что ей, Ларише, с этим делать, она ещё не решила. Лоб наморщился. Они ведь всегда были вдвоём, никому не нужные, кроме друг друга.