Оружие шлёпнулось в траву.

Лиен встала так, будто в момент убийства была на шаг впереди бедуинки. Таяна прошлась по поляне, как было указано.

— Теперь тащи меня к шиши и перекинь через седло.

Бедуинка схватила её за шею и поволокла спиной назад. Лиен извивалась и рыла пятками землю, снимая дёрн. Когда напарница закинула её на спину животного, принцесса вывернулась и села ровно в седле.

Лиен слышала, что убивать тяжело. Что люди впадают в панику и тут же начинают жалеть о содеянном. Что у них напрочь отбивается способность думать, и они стоят по локоть в крови, не зная, что же делать. Её волновало только, достаточно ли правдиво выглядит сцена похищения. Не упустила ли она что-нибудь.

И ещё: было ли её отцу так же легко убивать? Что бы он сказал?

***

Следопыт склонился над измятой травой. От кострища были разбросаны угли — давно остывшие, на ветоши — зацепившиеся волосы. На склоне осталось множество шагов. Свистел ветер. Мужчина проследил разбросанную цепочку выпадов.

— Бой смещался к скале.

Он по-птичьи подпрыгнул, рассматривая следующий участок земли. Снял с куста зелёную нить, затем ещё одну, наполовину потемневшую от крови, и протянул Генералу Пэю.

— Да, это от платья принцессы, — подтвердил он.

Следопыт на четвереньках двинулся дальше — на голые скалы. Он трогал шершавую поверхность и предполагал, как летели отколовшиеся камешки, следил, не потоптан ли мох, не упала ли где волосинка или капля крови. Наконец, он заглянул за обрыв.

Внизу бурлила река, быстрая и беспощадная. В ней, как плавник акулы, торчал выступ, покрытый липкой кровью. Она склеила в себе короткие и тонкие черные волосы — с затылка. Ниже, почти у самой воды, застрял обломок шпильки. Горец проскакал дальше по течению: ему попадались то обрывки одежды, то багровые пятна.

— Ну что там?! — выпалил военачальник.

Следопыт обернулся. Медлил, выбирая слова. Генерал Пэй с каждой секундой молчания сильнее сжимал губы.

— Она ударилась головой о скалу. П-принцесса погибла.

Генерал рявкнул и отвернулся. Он стоял, сжимая и разжимая кулаки, грудь и плечи его вздымались, будто он бежал от погони, а ветер трепал хвост и шевелил золотое украшение. Генерал быстро зашагал к следопыту. На ходу занёс ногу и ударил его в живот. Тот выплюнул воздух и повалился набок, тихо поскуливая и вылупившись на обидчика. Пэй наслаждался: скоро он уже не сможет так делать.

________________________________________

[1] Обращение старших родственников к ребёнку.

[2] Обращение к принцессе.

[3] Ездовой собаколев. Больше всего похож на кане корсо с более объемной, львиной мускулатурой, волнистой гривой, открывающей морду и уши, и длинной шерстью на предплечьях и плюснах.

Комментарий к Глава 3

Кто вам ближе: Лиен или Мэл? Есть теории насчёт матери Лиен?

========== Глава 4 ==========

Комментарий к Глава 4

Извините, я выпала из жизни от того, что происходит в мире

Мэл игнорировала Хеяру уже по меньшей мере неделю. Вот и сейчас её посланница привычно кивнула, отпустила полог и ушла прочь. Но еда продолжала появляться у палаты каждый день, грифон стоял в деннике, а её саму не выгоняли за стену. Херувимка думала, значит ли это, что Верховная раскаивается? Или она предпочитает делать вид, что ничего не произошло? Может, Мэл прямо сейчас испытывает её терпение, и Хеяра скоро явится, разъярённая пуще прежнего?

Мэл не знала. Но знала точно, что не хочет к ней идти. «Как по мне, «не хочу» должно быть веской причиной что-либо не делать» — подумала Мэл и усмехнулась, проводя рукой по рыжей стене.

Она нашла эту комнату случайно: бродила-бродила, завернула за угол и вот тебе. Комната была абсолютно заброшена. На пол нанесло песка по щиколотку, а на всей площади не было ни одного предмета мебели. Периметр выглядел так, будто сюда забежал бурный поток, понял, что обознался, и побежал обратно. Стены бросали вызов плоскости, приняли самые невероятные волнообразные формы. Посреди всего стояла колонна из света.

Мэл приходила сюда, чтобы доказать, что и без Хеяры чего-то стоит. Она не признавалась себе, что слова Верховной её задели, но прилежно медитировала каждый день. Мэл садилась в кружок света и представляла себя растением, тянущимся наверх. Чувствовала ветер, гуляющий по поверхности. Чувствовала себя стеблем, гнущимся ему в такт.

Стены были сработаны из серого камня, крыша — из тростника, окна-бойницы — узки, но хорошо впускали свет. Снаружи заглядывали джунгли. Из мебели стул да стол, да дюжина инструментов. Арфа, на которой играли сидя; лира, какую можно было взять с собой; кантеле, что клали на ноги. Когда ветер колыхал струны — вся комната наполнялась звуком, отскакивающим от стен. Это музыкальный храм. Когда сердце мутило ум, ноги сами вели сюда, чтобы излить душу. Здесь ты сам себе проповедник, сам свой моленник в поиске утешения.

Не то, не то, опять не то… инструменты не звучали правильно. Руки потянулись к родному гуциню. Гуциню, что кладут перед собой, с семью струнами. Под тонкими длинными пальцами они обрели голос, пускай пока болтали обо всём без разбора. Но постепенно из этого нотного беспорядка всплывали гармоничные сочетания, соединялись, складывались в куплеты и припевы. К мелодии примеряли невесомые мелизмы.

Он всегда приходил сюда избавиться от тяги в груди, и постепенно она становилась такой сладкой, что её хотелось запечатлеть. Из неё рождались песни.

— Свято-ой Демиург…

Свет ударил прямо в лицо. Мэл опустила руку, но под ней оказался лишь воздух. Поняв это, она с криком упала с высоты. Девушка приземлилась на ноги и кубарем покатилась по песку. «Теперь я буду находить его в самых интересных местах» — она выплюнула песчинки.

— Большевата ты для детской площадки.

— Что?

Мэл обернулась на женский голос. Херувимка, с лицом таким загорелым, что оно было темнее волос. Мимо пронеслись двое детишек с игрушечной повозкой, ведёрком и лопатками. Полукровки. Мэл смотрела на них, как на белых львят, и забыла о своём раздражении.

— И зачем понадобилось парить в воздухе? — как бы невзначай спросила женщина.

Мэл встала и отряхнулась. В Теосе было принято оправдываться, лишь бы про тебя не состряпали сплетню. Она могла бы в тысячный раз рассказать о видениях, об островах, о русалках, о медитациях, о нём… Но стоило ли?

— Загорала, — Мэл тряхнула длинными волосами, с которых полетел песок, и ушла.

Женщина только хмыкнула у неё за спиной.

Мэл снова слонялась по коридорам. «Если есть одна детская площадка — должны быть и другие» — думала она, подсматривая за повороты. Спросить она стеснялась: опять услышать, что она давно выросла из песчаных замков, ей не хотелось. Мэл вспомнила их с Омниа место — как раз-таки детскую площадку, в прежние времена бывшую ещё пустырём, где ребятня играла в салки. Да, там ей пришло первое видение.

«Он, наверное, уже вернулся из Цитадели» — подумала Мэл, и на неё налегла тень грусти. Омниа вполне мог явиться в её дом, но узнал ли он там правду? Показали ли родители ему все письма, что она посылала? А может, его закружила столичная жизнь, и он даже не подумал о ней? Мэл вспомнила его последние послания: сухие, похожие больше на отчёты. Тогда она списала это на большое количество тренировок и волнение перед экзаменами, но что если…

— «Я так не думаю».

Мэл аж подпрыгнула на месте. Крутилась, как собака за своим хвостом. Но разве его можно было увидеть?

— «Это ты?»

«Мэл, а кто ещё? У тебя же не голова, а проходной двор, да?» — ей захотелось хлопнуть себя по лбу и провалиться под землю, но он и это увидит.

У него был смех лисицы — контрастно высокий и заразительный. Такой, что Мэл сама рассмеялась. Прохожий странно на неё посмотрел, но ей было всё равно. Мэл вытерла слезинки в уголках глаз.