— Постойте! Не надо! — он старался зацепиться за любой выступ. — Верховная, подождите!

Лариша повернулась к нему спиной и скорее зашагала прочь.

— Не изгоняйте меня! Пожалуйста, лучше убейте!

Постепенно мольбы превратились в неразборчивые крики и стенания, призраками гуляющие по коридорам.

— Как жестоко…

— Что? Выгонять их в пустыню? — Таяна глянула на Мэл, и взгляд её был холоден, как никогда. — Это мучительная смерть, но он её заслужил.

— Да нет же. Давать его родным надежду, что он может выжить.

Мэл никем не приходилась этому мужчине, но иногда размышляла не столько о нём, сколько о теоретических шансах остаться в живых при таком раскладе. «Хотя какой это имеет смысл, если тебе запрещено приближаться даже к своей семье» — подумала она и перевернулась на другой бок.

В Эр-Кале не было часового колокола и рано темнело, но Мэл чувствовала, что сейчас близится к полуночи. В последнее время она подолгу не могла заснуть: после неудачных медитаций голова болела, будто ты весь сеанс бился ей о закрытую дверь. При бессоннице херувимы советовали считать грифонов, рассекающих облака, но Мэл они отвлекали.

Цикличная мелодия калимбы, которую Хеяра играла во время медитаций, застряла у неё в голове. Мэл перевернулась на спину и расслабила мышцы. Выгнала мысли из головы, оставив только звуки. Она вроде бы и хотела попить воды, но руки были слишком тяжелыми; открыть глаза, но веки слиплись. Хотела что-то подумать — слишком лень.

Её сознание проваливалось в тёмные глубины.

Восковая дощечка отсвечивала, и от неё уже слепило глаза. Буквы, старательно переводимые с доски, были похожи на постепенно просыхающих пьяниц, вывалившихся из таберны: сначала они едва ли не ползли, собирая воедино кривые конечности, а справа шагали уже почти ровно.

— Хвостик должен быть длиннее… Не наклоняй эту букву так сильно, — учитель ходил между детьми и смотрел прописи.

С заданием было покончено и можно поглазеть на остальных, пока не подошла очередь. В другом ряду мальчик тоже отложил палочку, и достал из штанов деревянную фигурку. Солдатик на грифоне. Он положил церу другой половиной вверх. На дощечке нарисовал облака и башни, и всадник запорхал по ним, то поднимаясь, то приземляясь на воск, и опять взлетая. Учитель стоял через два места от него, надо было бы предупредить мальчика. Но вдруг влетит обоим?

Малыш самозабвенно играл, когда учитель встал сбоку и молча ждал, пока его заметят. Весь класс, затаив дыхание, следил, когда же ученик оторвётся от баловства. Преподаватель скрестил руки на груди и кашлянул. Мальчик дёрнулся и застыл с фигуркой в руке, лупая васильковыми глазёнками на висящего над ним учителя.

— Омниа, где твоё задание?

Мальчик отмер и одной рукой попытался перевернуть табличку.

— Сейчас, я всё сделал, — табличка складывалась и не хотела открываться.

— Твоя рука приклеилась к этой игрушке? Не могу понять, зачем ты её держишь.

Омниа посмотрел на свою руку, сжимающую фигурку, будто впервые её видит.

— Да, я сейчас уберу.

Он оттянул пояс штанишек, и собирался кинуть туда игрушку. Класс залился хохотом. Даже длинная борода учителя дёргалась от сдерживаемого смеха.

— Умоляю, просто поставь её на стол.

Омниа буркнул «Да» и приземлил солдатика на деревянную столешницу. Открыл церу и занавесился ото всех волосами, самыми длинными в классе. У маленьких херувимов головы были соломенные, как у Мэл, медовые, или по-младенчески белёсые, но его сияла чистым золотом. И сквозь водопад прядей было видно, как покраснело его лицо и даже уши.

Учитель сходил за платком, брезгливо взял им фигурку и забрал себе.

— Отдам только твоей няне после занятий.

О том, откуда Омниа её достал и чем занимался на уроке, он тоже обязательно расскажет.

У этой юбки были карманы. Мама сначала не понимала, зачем же дочке они так понадобились, но пару дней уговоров — и она сдалась. Прозвенел тонкий колокольчик.

— Извините, учитель, можно на следующий урок я пересяду на другое место? Табличка сильно отсвечивает.

Бородатый херувим огляделся: всё было занято.

— Ладно, поменяйся с кем-нибудь, — он вышел из помещения и началась перемена.

Омниа щупал фигурку через ткань: большие крылья грифона, на которых вырезано каждое пёрышко, тонкий хвост с кисточкой, поднятый меч всадника… Она была завёрнута в платок, но если он её достанет — его снова засмеют.

— Я — Мэл.

Табурет придвинули. По столу развернулся пергамент, как у взрослых, где с одной стороны были записи на их языке, а с другой — нарисована карта. Из кармана юбки появилась принцесса с керамической головой и мягким телом в красивом платье.

— Как настоящее, — Омниа щупал пурпурную ткань.

Такой цвет носили его родители. Платье и было самым настоящим, только маленьким.

— Поиграем?

Он кивнул и вытащил солдатика из платка. Его грифон парил над землёй, огибая грозовые тучи, но стоило храброму воину услышать крик о помощи — он сменил курс и через дождь и град помчался к высокой башне, где плакала в заточении принцесса.

Другие дети волей-неволей смотрели в их сторону, потому что эти двое разыгрывали свою историю с выразительными репликами, раскатами грома, криками и смехом. Им было слишком весело, чтобы замечать, как остальные постепенно облепили их и внимательно следили за игрой.

— Садись на грифона — мы улетим вместе.

— Благодарю, о смелейший из херувимов!

Тряпичное тельце легко согнулось под юбкой и плюхнулось за спиной деревянного героя. Часовой колокол. Скоро учитель вернётся. Свернуть карту. Спрятать. Убрать куклу в карман.

— Мэл, ты не нашла себе место? — тишина. — Если никто не захотел меняться — можешь остаться тут.

Кивок.

— Давай я спрячу всадника.

В ладонь вложили тёплую фигурку. От неё правда было сложно оторваться: так и хотелось водить пальцем по гладкому изгибу грифоньей шеи — но в кармане безопаснее.

— Положи к принцессе, — шепнул Омниа, — их нельзя разлучать.

Корабль был почти готов: корма из досок, мачта из швабры, ряд вёсел-веников. Недоставало паруса.

— Алого не было. Зелёный подойдёт?

Омниа пожал плечами. Цвет был не столь важен.

— Главное, чтоб ткани хватило.

Они развернули полотно и в восторге переглянулись: такой унесёт не то что на острова — на другой край света. Подняв парус (привязав ткань к швабре), они взошли на борт (залезли между досок). Глядя на квадрат неба в крыше двора и парус на его фоне, слушая плеск воды в резервуаре, легко было представить, что вы бороздите океан.

— Даже хорошо, что он не алый, — с трепетом сказал Омниа из-за спины.

— Ага…Ой, мы забыли: надо придумать кораблю имя.

— Может, сначала испытаем его на воде?

— Но ведь как судно назовешь — так оно и поплывёт. А если не назвать — получается, оно не поплывёт.

Омниа не мог поспорить: звучало логично. Но тогда надо назвать по имени самого непотопляемого корабля.

— Доча, ты случайно не видела, — матушка выглянула с балкона, — Моя ткань!

Она через мгновение появилась во дворе, развязала узлы и сорвала прекрасный зелёный парус. Посреди корабля торчала не мачта, а голая палка от швабры.

— Вы уж меня извините, — бросил отец, проходя мимо них в кабинет, — но физика так устроена, что без дна корабль тонет.

Ребята посмотрели под ноги — серый камень. И правда, дно они построить как-то забыли.

— За Вами пришли, — обратилась служанка к Омниа.

Он не капризничал и не просил поиграть ещё пять минуточек: на няню это не действовало, зато она обо всём докладывала отцу.

— Почему тебя всегда забирает няня?

Объятия на прощание.

— Потому что мои родители — Император и Императрица — очень заняты.

Ему ещё не сказали, что он приёмный.

Они встретились после церемонии. Церемонии, на которой присутствовали только императорская семья, Сенат и Омниа. Церемонии, подсмотренной через щель между полом и дверью хода для слуг. Церемонии, где друг поклялся принцу Эдилу защищать его ценой своей жизни.