— Ох, гореть нам в геенне огненной, — прошептала я, расстегивая одну за одной оставшиеся пуговицы и одним движением высвобождая напряжённый член Тома из-под одежды.

Том негромко зарычал и прижал меня своим телом к стене, приподнял подол моей юбки, притягивая меня за бедра к себе. Я чуть расставила ноги и поднялась на цыпочки, облегчая ему доступ. Его член плавно вошёл в меня и я стиснула зубы, чтобы не закричать. Он положил ладонь на мой затылок, прижался лбом к моему лбу, и мы замерли, тяжело дыша и ловя разбежавшиеся по нашим телам ощущения.

— Линн, — со стоном прошептал мне на ухо Том, — ты мой самый сладкий грех…

— О, Том… — я закусила губу, подавляя очередной стон.

Он провел пальцами по моим волосам и очень медленно качнул бедрами взад-вперед, начиная двигаться во мне. Он ловил губами моё дыхание, следил за выражением моего лица и постепенно ускорял движения. А я плавилась в его руках, теряя контроль и задыхаясь от наслаждения. Его дыхание начало сбиваться, хриплые стоны опаляли кожу моей шеи, пальцы сильнее сжали плечи, движения сделались резче, он начал входить в меня быстрее и глубже. Я теряла разум, с каждым его стоном, с каждым движением его члена, мне хотелось ещё и ещё. Сильнее, резче, глубже.

— Так ты отпустишь мои грехи, отче? — спросила я со смешком.

Том зарычал, куснул меня за плечо и начал вбиваться в меня так, что я утратила всякую способность ясно мыслить и складно выражаться.

— Будем считать это твоей епитимьей{?}[Епитимья — род наказания, налагаемого церковью на нарушившего религиозные нормы (состоит в посте, длительных молитвах и т. п.).], — рычащим шепотом сказал он мне на ухо и тут же издал сдавленный долгий стон, кончая, но продолжая ещё двигаться. В ту же секунду оргазм нахлынул и на меня.

После, приведя в порядок свою одежду, мы долго стояли, обнявшись. Том ласково целовал моё лицо, а я прижималась к нему, стараясь запечатлеть в памяти этот момент. Разговаривать не хотелось. Меня снова охватило чувство безысходности, но я старалась не выдавать своего настроения. Где-то через час я ушла, ощущая полное опустошение и какое-то безнадежное отчаяние.

Следующую неделю я постаралась загрузить себя работой под завязку, чтобы не было сил и времени на вечернюю хандру и пустые воспоминания. Нет, я ни о чём не жалела, и, подвернись мне возможность вернуться во времени назад, я сделала бы всё то же самое. Но… Я понимала, насколько безнадежна наша ситуация и не строила иллюзий. И в церковь больше не ходила. Не хотелось травить себе душу.

А потом однажды вечером в мою дверь позвонили. Я открыла дверь и замерла соляным столпом на пороге. А Том смотрел на меня с лёгкой улыбкой и молчал.

— Ты…? — я наконец-то отмерла и протянула руку, чтобы коснуться его. — Что ты тут делаешь?

— Пришел позвать тебя на праздничный ужин, — ответил он.

Я отступила назад, пропуская его в дом.

— Что будем праздновать?

Том переступил порог и встал передо мной, засунув руки в карманы брюк и лукаво улыбаясь.

— То, что я больше не святой отец, — ответил он.

— Что? — я не верила своим ушам. — Ты это серьезно?

— Серьёзней не бывает, — ответил он уже без улыбки.

— Но почему? — растерянно спросила я.

— Я встретил женщину, которую полюбил, — Том подошёл вплотную и посмотрел мне в глаза, — и хотел бы стать её мужем. Если она, конечно, не против.

— Она не против, — сказала я и поцеловала его в губы.