– Мы будем сегодня рисовать лошадок?
– Конечно, милая.
Виола старалась говорить чисто. Пусть маэстра[2] не урожденная итальянка, но на детей это не должно повлиять ни в коей мере.
У Виолы была помощница, выполнявшая почти те же обязанности, но за меньшую плату. Часто такие работницы проходили дополнительные курсы, сами становились маэстрами. Росанна не стала – ее и так все устраивало. Иногда Виоле казалось: единственное, что держит эту женщину на работе – желание почесать языком. Порой приходилось резко обращать внимание Росанны на ее обязанности, отрывая от очередной беседы с коллегой. Помощница обиженно надувала губы. Виола понимала, отчего та сменила уже четыре садика: Италия – это страна, где сарафанное радио работает бесперебойно. Росанна не была злой и в общем-то старалась, просто нуждалась в твердой руке. Под началом Виолы она работала уже полгода – рекордный срок. Сплетни о ее прошлых проколах постепенно затихали.
Виола долго к этому шла. Зарабатывала уважение начальства, других воспитательниц. Но главной целью было завоевать авторитет у детей. Еще в самом начале практики, впервые попав в детский сад, она восхитилась одной из преподавательниц, чей класс вел себя необыкновенно тихо. Та маэстра наказывала непослушных детей, сажая их на стул в отдельной комнатке с маленьким окошком у потолка. Виола со стыдом вспоминала, как пробовала практиковать такое и в своей первой группе, однако быстро поняла: наказаниями нельзя завоевать авторитет. Можно лишь поселить в сердцах страх.
Виола смотрела, как дети бегут к ней, коверкая ее имя, переваливаясь на едва окрепших ножках – и радовалась. Она всецело принадлежала им, и это приносило ни с чем не сравнимое удовольствие.
Через некоторое время Камелия попросилась на пол и стала помогать Виоле раскладывать карандаши и бумагу. В классе появились трое девочек, затем еще пятеро крикливых мальчишек… День начался.
Марко всегда орал громче всех. Даже с учетом помощницы, когда пытаешься уследить за двадцатью бегающими и играющими детьми, любая случайность превращается в проблему. А случайности вокруг Марко возникали постоянно. Синяки, падения, обиды, разрушенные кукольные домики. Его перевели из другой группы, потому что тамошняя маэстра, у которой Марко оказался самым старшим, не справлялась со столь буйным темпераментом. Виола присматривалась к мальчишке уже неделю и успела заметить, как сосредоточенно он строит мосты и дороги из конструктора – словно настоящий инженер, отмеряя пальцами расстояние и высоту. Это единственное занятие, что могло удержать его в сидячем положении на десять-пятнадцать минут. Потом мотор вновь включался, и Марко несся выплескивать накопившуюся энергию.
Детских автомобилей, на которых дети носились по двору, отталкиваясь ногами, не хватало на всех. Но Виола строго следила, чтобы Марко всегда доставалась одна из нагретых солнцем пластиковых машинок. После бешеных гонок по траве и покрытым тартаном дорожкам он мирно и быстро засыпал. Да, некоторым детям было обидно, что приходится долго ждать своей очереди покататься, однако в прошлой группе Марко не спал вовсе и мешал спать другим.
– Вы знаете, что у Марко нестандартное техническое мышление?
Эту фразу Виола выучила и повторяла всю дорогу до работы, а потом в сончас. Казалось, стоит начать говорить, как она тут же запутается в слогах, но на удивление, все вышло гладко. Отец Марко – усталый синьор лет сорока в спортивном костюме, но с алым шарфом на шее, придающем образу благообразности, смотрел на Виолу с недоумением. Мужчина явно привык слышать от воспитательниц сплошные жалобы. Он нашел глазами сына, прыгающего по цветным плиткам пола, измотанное выражение на лице медленно сменилось улыбкой.
– Марко любит строить, проектировать. Дома у него есть такие игрушки?
– Конструкторы? – спросил мужчина. – Да валяются где-то… Надо будет достать.
– Папа! – наконец заметил их Марко и бросился к отцу.
Иногда родителю нужен кто-то, кто поможет взглянуть на свое чадо совсем другими глазами. А каждому ребенку нужен взрослый, что поверит в него. В такие моменты Виола чувствовала, как усталость отступает, а за спиной словно вырастают крылья.
***
Домофон затрещал, потом еще раз. Давид ненавидел этот звук, похожий на стрекот гигантской цикады, поэтому поспешил нажать кнопку, открывая дверь внизу. Через минуту в квартиру шагнул грузный пожилой мужчина в очках, кивнул Давиду и прошел на кухню. Поставил у холодильника ящик овощей и вышел. Резко запахло сельдереем и нагретыми солнцем помидорами. Давид знал, что гора еды вырастет, равняясь со столешницей, за неделю съесть удастся едва ли и половину. Впрочем, говорить об этом Джакомо бесполезно – если он чего-то не хочет слышать, то не слышит. Мама давно с этим смирилась и просто по-тихому раздавала лишнее: Рашель, что жила на чердаке, Россанне – своей помощнице в саду, и Паоле. О последнем нужно было строго молчать, чтобы не узнали ни дети Фаллани, ни, упаси Боже, Рикардо. Муж Паолы посчитал бы это упреком и нагрузил бы на себя дополнительную халтуру, хотя грузить и так некуда: Рикардо работал в мелкой архитектурной конторе почти без выходных, чтобы обеспечить необходимым свою большую шумную семью.
Давид стоял, прислонившись к дверному косяку в коридоре, и смотрел на то, как пакеты из супера заполняют кухню. Ужасно не повезло, что учителям именно сегодня приспичило тащить их в музей и распустить классы раньше…
– Когда Виола вернется? – спросил Джакомо, поставив последний пакет.
– Как обычно, – ответил Давид.
– Хорошо, – слегка улыбнулся Джакомо. – Передай им обеим от меня поцелуй.
Давид молча кивнул и проводил глазами высокую, чуть сутулую фигуру, послушал удаляющиеся по лестнице шаги. Потом пошел разбирать еду – кое-что необходимо было растолкать по морозилке и полкам в холодильнике, а сладости запереть наверх, в шкафчик, пока не пришла Ноа.
Давид ненавидел эту фразу, которую Джакомо произносил всякий раз, прощаясь. «Dai un bacio a tutt’e due»[3]. Давид понимал, что это ничего особенного не значит. Но никогда не передавал.
Он чуть не подпрыгнул, когда сзади раздался голос Мартино.
– Здорово. Ты сделал презентацию по науке[4]?
– Нет еще, – вздохнул Давид.
Мартино потоптался на месте, взял из ящика яблоко, обтер о футболку и впился в него зубами.
– Ты вообще как? – спросил он, прожевав, – к нему?
– Нормально, – ровно ответил Давид. – Он много помогает маме. Нам, – поправился он.
– Это так странно, – вздохнул Мартино и сел на стул у окна, где обычно курила мама. – Он ровесник моего дедушки, а Ноа всего пять с половиной.
Мартино видел Джакомо и раньше и, конечно, знал кое-что из услышанных сплетен и обрывков бесед Паолы с мамой. Но впервые спрашивал Давида вот так прямо.
Тот постарался скрыть напряжение в голосе:
– Он играет с Ноа в мяч и бегает лучше меня. В жизни всякое бывает, – добавил он, надеясь, что других вопросов не последует.
